Девочка с демоном в голове

Нас с Демоном привлёк стук молота. Подошла, взглянула — там мастерская оружейника. На обозрение прохожих выставлен лёгкий стенд с образцами ножей, мечей, и пистолей.

[Андрей Владимирович] Я пялился на этот стенд, как зачарованный, и руки тянул потрогать. Писк бедной хозяйки девичьего тела неразборчиво доносился откуда-то из глубин сознания — меня так резко выбросило 'к рулю', что я её вытеснил почти полностью. Ножи были один другого причудливее и замечательнее. И с гравировками узорчатыми, и с алмазной режущей кромкой. Мечи рядом с такими ножами смотрелись попроще. Они не выглядели сувениром на стену, нет. Практичное оружие для быстрой разделки человеческой туши на поле боя. У одного лезвие по всей длине полупрозрачное, как мутное стекло. У другого лезвие чёрное и матовое. У третьего лезвие белоснежное, и тоже матовое. Однако, у всех трёх зачем-то по боковой стороне лезвия вделаны блестящие стальные полоски. Разумеется, я их потрогал. Я бы и покусать попробовал и лизнуть хотелось — но воздержался.

Меня заинтересовали два пистолета и мушкет. Я не историк, знаете ли, тем более не историк оружия. Нет, какое-то отношение к оружию я имею и кое в чём разбираюсь: заказы от министерства обороны иной раз нашей лаборатории перепадают. Так что могу поддержать профессиональный разговор о современных лазерных танковых прицелах, например. А вот примитивные пищали, мушкеты и пистоли — это не ко мне. Вообще. Так что сказать я могу об увиденном здесь огнестреле мало что. Примитивная кустарная поделка. У обоих пистолетов калибр свой собственный — о стандартах тут вряд ли слышали. Наличествуют курки, а заряжается оно, похоже, со ствола.

— Красавица! Радуйся! — окликнули меня из тёмной глубины лавки. Стук молота прекратился. — Что интересует такое очаровательное создание?

Из сумрака маленькой мастерской выдвинулся юноша. Кудрявые волосы перехвачены широкой кожаной лентой на лбу. Сброшенный с плеч экзомис повис небрежно на бёдрах, благо был подпоясан. По рельефному голому торсу неспешно торя мокрые дорожки стекают капельки пота. При этом юноша помахивает молотом, эдак непринуждённо, перекидывая его за спиной из руки в руку, будто бармен бутылку с коктейлем. В такт движениям под бронзовой от загара кожей перекатываются мышцы.

Бац! Тьма! Меня скукожило в нано-червячка и запихнуло в дальние закоулки сознания. Похоже, не у одного меня тут есть необоримые механизмы активации, выбрасывающие к полному контролю над телом. Чёрт! Что там происходит! Ало! Солнышко! Эй! Чёрт! Чую, эдак мы её можем потерять!

[Солнышко] — Простите, если отвлекла от работы...

— Что ты! О, прекрасное создание, э... ох, вот, опять! — парень смутился, выронил свой молот (хорошо, что не на ногу!), обезоруживающе искренне улыбнулся: — Короче: я бесконечно рад отвлекаться, чтобы услужить такой красавице! И вот это самое, только стихами в высоком стиле! Я бы обязательно сумел, но... беда! Меня, прям, заклинивает, когда рядом красивая девушка.

— Ну, что ж ты. Надо заранее сочинить, записать, заучить. И будет легко! — подсказала я очевидное решение.

— Записать, заучить. Я понял! Благодарю! Это очень странно: такая красивая и при том такая умная, — ляпнул он, глупо улыбаясь.

— Странно? — прищурившись, переспросила.

— Чу... чудесно! Я хотел сказать чудесно, — заволновался юноша, зачастил, оправдываясь: — Честно. Странно — это не про тебя, это про меня.

— Хи-хи! — не удержалась я, — Прости, но ты... забавный!

[Демон] 'Солнышко! Держи себя в руках! Смотри, тебя на 'хи-хи' пробивает! Прямо у него на глазах!'

[Солнышко] Какой интересный юноша! А кстати, он что, маг?

— А вы только на оружие специализируетесь?

— Не, что ты! Мы за любые заказы берёмся, — парень вдруг спохватился, взглянул на свои пустые ладони, и принялся оглядываться в поисках молота. Нашёл, поднял, опять смутился, и спрятал молот за спину. — Самые интересные заказы мастер берёт себе.

— А ты сам что умеешь делать?

— А что интересует красавицу? Я не могу похвастаться знатностью или древностью рода, но, скажу честно: мне повезло уродиться с сильным талантом магии стихии земли! — юноша опять принялся жонглировать своим молотом. — Учусь в академии магии на третьем курсе. Так что интересует милую прелестницу? Или это нимфы проказницы... э... решили испытать меня, несчастного, вот жеж... представив мне волшебное видение э... небывало... чудесной... девушки?

Смелая попытка родить комплемент далась парню с видимым усилием. Бедолагу даже пот прошиб. Но он справился — молодец.

— Ой, если ты про меня, — я нарочито обернулась, якобы ища другую 'волшебную красавицу', заодно чтобы спрятать хоть ненадолго явно покрасневшую физиономию, и пытаясь справиться с собой. — если про меня, то меня интересует решительно всё! Кроме комплементов.

— Не надо, да? Про нимф и красавиц? — он снова начал нервно помахивать молотом.

— Ты меня-то не зашибёшь? — осторожно поинтересовалась я, провожая молот взглядом.

— Ой, извини! — молот был снова задвинут за спину. — Я не часто клиентов э...

— Зашибаю, — подсказала я.

— Зашибаю. Редко. Ой! То есть нет! Разговариваю с клиентом редко! Никого пока не зашиб, что ты! Я тут пока подмастерье. Заказы обсуждает с клиентами мастер обычно. Но сейчас ещё рано, он ещё не пришёл. Вот эти мечи, например, это работа мастера. Правду сказать, сделаны они специально для демонстрации. Это же мечи для магов молнии. Таких магов мало, сама понимаешь, зато такая тема интересует буквально всех. Люди подходят, смотрят, спрашивают, а там и закажут кто что. Вот тебе, к примеру, что хотелось бы заказать?

— О, я, знаешь, рукоделие изучаю, — сочиняла я на ходу, — и мне нужна фольга.

— Фольга? — переспросил парень.

— Очень тонкий лист металла. Подойдёт медь, олово, свинец, да не важно, что именно. Мне на пробу. Я же только учусь.

— Насколько тонкий надо? — деловито осведомился юноша, что-то прикидывая в уме.

— Насколько сможешь.

— Что ж, — протянул этот тип, как-то хитро щурясь, — вызов принят! — развернувшись, юркнул обратно в тень мастерской.

— Ой, а можно посмотреть, как ты работаешь? — окликнула я его, не решаясь пойти следом.

— Да! Нет! Ну, то есть, мне-то будет приятно покрасоваться мастерством перед красавицей, но тут не прибрано, и присесть некуда, и вообще..., — раздался грохот, — ой, н-не... не так чисто, как должно быть.

— Ничего, — отмахнулась я и вошла в мастерскую.

Тут было тесно, полно всяких инструментов, развешенных на стенах, разложенных на полочках, и множество заготовок всякого непонятного, сваленных в художественном беспорядке. Почётные места занимали: доска с наколотыми на ней чертежами, стол, или, скорее, верстак — ровно под окошком в противоположной стене галереи, наковальня, но самое почётное место занимала печь.

— Пожалуйста, осторожнее, — попросил юноша из-под верстака, где он чем-то шуршал и позвякивал.

— Меня зовут подобной солнышку после бури, — спохватилась я, вспомнив, что так и не представилась.

— Это очень прикольно, — отозвался парень, распрямляясь. — А меня зовут Камнебой. Это... не моя заслуга, это в честь того самого Камнебоя. Так ты это, поостерегись тут чего-то касаться, Солнышку после бури подобная, хорошо? Тут всё заколдованное-переколдованное настолько, что уж и не понятно, что на чём держится, — доверительно сообщил он, натягивая перчатки из толстой воловьей кожи, и ловко засовывая в печь тигель. От печи дыхнуло жаром.

— Вот, печь. Негасимая. Шикарная штуковина, никогда не остывает, работать способна почти что вечно! Знай только, накопители хаоса меняй. Нужную температуру держит достаточно точно. Её нашему мастеру настраивали маги из фратрии Идущих сквозь бури.

— А эта доска? — заинтересовалась я, рассматривая приколотые к той доске непонятные чертежи. — Это что же, воздушная галера?

— Что? Где? А, не! Это так... сандалии-скоробеги. Моя дипломная работа.

— И как? Споро бегают? — сдерживая восторг таким замечательным изобретением спросила я.

— Да кто ж их знает, — грустно вздохнул Камнебой. — Не заводятся. Вот только не издевайся, ладно?

— И не думала даже, — честно заявила я, осторожно трогая чертёжную доску.

— Стой! — окрикнул меня Камнебой. — Нет, ну, просил же. Желаешь порисовать — мои-то чертежи сними, чтобы не почиркать, а чистый лист прикрепи.

— Прости, — я отдёрнула руку.

Тем временем Камнебой достал из ведра какую-то чёрную, словно измазанную сажей, заготовку, очень осторожно положил её на наковальню, и принялся стучать по ней своим молотом. Да не просто так стучать, а непременно выделывая заковыристые жонглёрские пируэты молотом.

— А вот это ты сейчас что такое делаешь? — мне стало очень любопытно.

— Колдую понемногу, — отозвался парень.

— Молотом? — удивилась я и решила уточнить.

— А то чем же? Во-первых, молот сей не простой, но зачарованный артефакт. А во-вторых, от каждого удара внутри каменюки проходит невидимая глазу и неощутимая для простого человека волна, — доверительно сообщил мне этот эфеб третьего курса.

[Андрей Владимирович]— Ты же мне сейчас о распространении энергии механической ударной деформации толкуешь, да? — ехидно поинтересовался я у эфеба.

— О! Запомни, пожалуйста эти слова! У меня сейчас руки заняты, а как освобожусь — непременно надо записать, — тут же попросил Камнебой. — Звучит красиво, и по сути дела. Сказану потом учителям в академии.

Тут юноша спохватился, отставил молот в сторону, и ловко выхватил из печи тигель.

— Сейчас смотри внимательно, будет зрелище. Волшебное, но короткое, — объявил юноша, и плеснул расплавленным металлом на верстак. Капли металла в полёте развернулись тончайшим полотном, которое, затрепетав в воздухе, тут же, конечно же, разорвалось.

— Как заказывала, красавица, — самодовольно улыбнулся Камнебой, — настолько тонко, насколько я смогу. А я, как видишь, могу заставить металл растечься в толщину в один атом!

— Как?

— Так магия земли же! — пожал плечами красавец, и выплеснул оставшийся в тигле металл в ящик с песком. Стукнул по ящику молотом, наклонился, подул, и достал лист фольги со словами: — Полагаю, так вот будет лучше, да?

[Солнышко] — Это что, серебро? Это мне дорого. И жалко. Мне ж только для опыта, я ж испорчу.

— Да, брось, — отмахнулся красавец, — Это подарок. От меня. Моему первому клиенту. Имею право.

— Как ты это делаешь? Как колдуешь свою магию земли?

— Каменюка — она только кажется монолитной, а на деле это плотный сгусток атомов. Ну, это довольно сложно, ты не расстраивайся, что не понимаешь.

[Андрей Владимирович]— Всего атомов существует ограниченное количество. Отличаются они атомным весом, который обуславливается составом ядра, и подразумевает разное количество электронов в оболочке атома. Это конечное количество чистых элементов, соединяясь своими внешними электронами друг с другом в молекулы, образуют всё бесконечное разнообразие веществ в природе. Ну, это довольно сложно, ты не расстраивайся, что не понимаешь.

— О! Тебя хорошо учат дома! — парень нисколько не смутился. — Видать, сильная фратрия, да? Ну, так вот. Обычно-то атомы в куске камня соединены как попало. Хаотично. В то неуловимо короткое время, пока в камне от удара молотом пробегает волна э... энергии ударной де... деформации, да? Вот, тогда-то магия земли воздействует на атомы, заставляя их соединяться упорядоченно.

[Андрей Владимирович]— То есть ты можешь, постукивая своим молотом, изменить структуру молекул вещества?

— Ну, мне за это тут платят, — скромно пожал плечами этот кудесник. — Но штука в том, чтобы не абы как менять структуру... как там мо... чего?

— Молекул. Ты не отвлекайся, я потом тебе все умные словечки выпишу, как ты просил.

— Ага, замечательно. Так вот, фокус в том, что структура чаще всего должна быть разная на разной глубине материала. Вот эту заготовку мы всю ночь вымачивали в растворе. Получился тонкий слой чёрной пакости, видишь? — Камнебой взмахнул молотом, и снова принялся постукивать по чёрной заготовке, лежащей на наковальне. — А теперь мне надо, чтобы атомы этой чёрной пасты погрузились внутрь камня, и встали там на нужные места. Так на поверхности эта заготовка окажется, по сути, иным материалом, чем внутри. А оно и внутри весьма сложно устроено. Там вроде как бы рёбра жёсткости устроены прямо в монолите. Рассчитано на великие нагрузки определённого характера.

В общем, эфеб, подрабатывающий на каникулах подмастерьем, увлечённо рассказывал о том, как представляет себе работу своей магии стихии земли. При этом он виртуозно жонглировал молотом, а крепкие мышцы плясали под загорелой кожей.

А со мной случился катарсис. Обе личности: прежняя девочка Солнышко, и отпечаток личности Андрея Владимировича слились в гармонии!

Эта новая личность вела увлекательную беседу о материаловедении, обсуждала с Камнебоем превращение угля в алмазы, выращивание монокристаллов и мононитей, и при этом искренне любовалась телом юноши, игрой его мускулов.

Потом я ещё и чертила кристаллические структуры того же алмаза, и ещё всякие, используя волшебную чертёжную доску, а та доска иной раз 'глючила'.

— Плотнее пальцы прижми, контакт плохой! — подсказывал Камнебой. — Ты пальчиками по доске пошаркай, это обычно помогает.

Я представляю чертёж на прикреплённом к доске листе бумаги, а Камнебой потрясёт баночку с чёрным порошком, да и просыплет порошок на то лист бумаги, и порошинки въедаются в бумагу точно в тех местах, где должны пролегать представленные мной линии.

— Тот же принцип, что в лазерном принтере, — прокомментировал Андрей Владимирович.

— Чего? — переспросил юный маг земли.

— Извини. Принтер — это такой артефакт... малоизвестный. Не важно.

А потом я просила, чтобы он мне дал молотом постучать, но Канебой наотрез отказался.

А я заявила, что нынче поступлю в магическую академию. На что он пообещал там, на острове Красавицы со мной позаниматься. У него там тоже зачарованный молот есть, другой.

А я попросила рассказать про Испытание.

— О! Это ты сама должна пережить! Я тебе даже завидую, что у тебя такое впереди, — мягко улыбаясь уклонился Камнебой от ответа.

— Вот все вы так говорите, — вздохнула я.

— Этот опыт каждый по-своему переживает. У разных людей разные впечатления остаются. И сравнивать их — нельзя. Послушаешь другого, сравнишь со своим, и покажется тебе, что твой опыт был не таким уж и волшебным. Сомневаться начнёшь в себе и своей магии. А через такое сомнение ничего хорошего не бывает. Вот потому никто из магов и не рассказывает о своём Испытании.

Напустил туману, понимаешь! Потом я задавала вопросы о быте эфебов академии, а Камнебой, улыбаясь, сдержанно отвечал.

— Ну как мы там живём? Ты же знаешь, почему остров называется островом Красавицы?

— По легенде, один из богов Наднебесья создал этот остров, чтобы поселить там свою любовницу из числа смертных девушек.

— Она не имела возможности оттуда сбежать, и не могла принимать гостей. А он посещал её раз в год! Представляешь?! Так что остров был создан как тюрьма и крепость. Вот так мы там и живём! Как та Красавица! Ну, почти. Потому что у нас ещё и уроков много, так что особо скучать некогда.