Портун

Отстой короче. Я особо не вникал в дела фермерские, но кое-что понимаю. В современном мироустройстве без вмешательства тех самых семерых, которые с ложками стоят возле пахаря, не обойтись. Масса дополнительных организаций связанных с производством зерна и последующей его реализацией является нормой. "Кормить" их приходится простому труженику. Причем не просто хлебом, но и с маслицем. Попробуй не дать, сразу же начнут проявлять недовольство правительством. А это чревато, так как трон может в одночасье рухнуть. Все, в том числе и простые труженники села прекрасно осведомлены об этом. Проблема давнишняя, а тут еще масса проблем возникающих порой на пустом месте, что естественно заставляет новоявленных фермеров менять приоритеты и отказываться от мечты стать независимым хозяином на СВОЕЙ земле.

Я не вникал в дела таких вот "хозяйчиков" помогающих обеспечивать страну хлебом, мне по своему роду деятельности ближе были, допустим, те же "братки". Они тоже не пашут и не сеют, у станка не стоят, а перепродавать излишки так вообще западло. Вроде бы и те, и другие настойчиво продвигают "понятия": — это мое, и это мое, а это — опять мое. Почему тогда мне они ближе? Да потому что взамен моей защиты от тех же братков дают вознаграждение, зарплату. Платят все теже, кто пашет и сеет, но под ником "государство". А мы — рэкетиры от государства. Нанятых для его защиты от не патриотически настроенных людишек. Я патриот, и отдал свое, защищая, как мне казалось Родину, но отлично осознавая, кому была нужна моя работа, и кто расплачивался со мной за нее.

Многое в нашей жизни происходящее не по душе. Но и деваться некуда. Старался оставаться в стороне и даже не пытался что-то в жизни своей поменять. Я как все. Особенно после выхода на пенсию. Что-то делал, что-то хотел, но в основном был довольным жизнью. Пока не столкнулся с ее вывертами. Может оттого и заегозился так энергично после появления нового Мира. Пусть мне и лет-то осталось прожить всего ничего, но так заманчиво пожить по-другому, а главное без государственного контроля. Оказывается я еще тот авантюрист. Или анархист, они вроде как сторонники безвластия. Да и не так это важно. Мне захотелось, я решился, и всячески буду помогать людям, кто тоже захочет быть рядом. Вот и Трубины, все еще сомневающиеся, но, тем не менее, уже почти готовые к выезду, сидят на чемоданах. Ждут, когда приедет новый хозяин их фермы, чтобы решить окончательно условия аренды. Нашли какого-то идиота, который согласился повесить на свою шею их кредит. Есть ещё такие в наших краях. Возможно, он тоже надеется попытаться жить по своему, без давления и без подсказчиков. Я не вникаю в эти дела. Мне и своих хватает.

Выяснив сколько ещё по времени, они будут здесь жить, я уговорил Павла помочь перевезти все имущество Марины к себе. Сделать у него на усадьбе перевалочную базу. Временно естественно. Требуется какое-то время переждать, нельзя сейчас проявлять элементы бурной деятельности. Даже просто появляться в городе на своей машине сегодня не стоит. Береженого бог бережет. "Нива" имеет номера и их знают не только в полиции. Я ещё удивляюсь, почему до сих пор не задержали. Поэтому и попросил помощи у Трубиных.

Выехали мы с ним утром, на его грузовике. По приезду в город заехали за прицепом от Нивы, фаркоп подошел прекрасно и я, расплатившись с охранником, прицепил его к грузовику. Документы на него у меня с собой, я рядом с водителем, так что, забрав прицеп, спокойно доехали до Марины. Она оказалась дома, была очень рада, что мы вовремя приехали. Оказывается, нашелся покупатель на квартиру и ей срочно нужно выселяться. Нашли грузчиков, загрузили в кузов машины и на прицеп вещи и кое-какую мебель, хорошо ещё она не успела пробежаться по магазинам и закупить то, что наметили вместе с ней. Иначе возникли бы трудности с размещением всего, что она хотела вывезти с квартиры. Нам хватило на полную загрузку. Я долго сомневался, раздумывая как поступить. То ли сразу следовать к воротам, то ли все-таки воспользоваться усадьбой Павла. Ближе было к ним доехать, и это перевесило в споре с самим собой. Времени на все про все ушло много, пришлось ждать риэлтора с новым хозяином квартиры, чтобы произвести окончательный расчет. Заодно узнал, как продвигается вопрос по продаже и моего дома. Хорошо, что не уехал. Нужны копии доверенности на продажу дома, а без меня их почему то нотариус не может выдать. Пришлось вместе с представителем конторы съездить к нотариусу и оформить недостающие документы.

Правильно все-таки я сделал, что не поехал на своей "Ниве" в город. Когда уже разгрузили машину и складировали вещи на складе, мы решили пообедать, и Раиса включила телевизор. Прослушивая областные новости, я увидел, как там, на весь экран появилось мое лицо. Диктор предоставил слово пресс-секретарю местного МВД и тот подробно стал рассказывать, что разыскивается особо опасная группировка совершившая ряд преступных действий. Возглавляет банду гражданин Перов Алексей Михайлович. И вновь мой портрет на весь экран. Раскрывший эти преступления следователь по особо тяжким делам просит всех граждан области оказать содействие в поимке маньяка. Органы в свою очередь приложат максимум усилий, обязательно найдут и накажут преступников.

Не ожидал я такого хода от Лошадника. И тем более семья Трубиных, не говоря уже о сидящей рядом Марины. Они мало-мальски знали, почему я скрываюсь, но тут такие подробности описывают.... Не хочешь, поверишь. Уставились все на меня и молчат. Я прямо чувствую, как в их головах крутятся шестеренки, прокручивая новость, и делаются неверные выводы:

— Ну, мы и попали. Доверили детей маньяку и преступнику. Собираемся жить рядом с таким человеком, которому место только за решеткой.

Пришлось рассказать, как все на самом деле происходило. Вроде поверили, хотя Раиса задала все-таки вопрос:

— Нельзя было как-то обойтись без смертельного исхода. Ну, оглушил бы, связал и потом полицию вызвал. Глядишь все и обошлось, и может, даже поблагодарили за поимку действительных виновников пожара и убийства работника фермы. Тогда бы и не было необходимости убивать ещё и в своем доме людей. Они-то уж совсем ни в чем не виноваты.

Она заставила задуматься. Нет, я и раньше пытался анализировать случившееся, и находил факты меня оправдывающие, но сторонний взгляд на совершенные действия выбивал из-под ног все доводы, а попытка оправдаться, хотя бы в своих глазах, становилась малозначимой. Но и виноватым выглядеть в их глазах не хочу:

— Мог поступить, говоришь, по-другому? И что тогда сделать успел бы? Я, семидесятилетний человек, пусть и умеющий за себя постоять, но возраст.... Это просто счастливый случай, что смог защитить свою жизнь. Да, понимаю, в данном случае есть элементы защитных действий, превысившие нормы обороны. Наше законодательство четко обозначило, что можно делать в случаях самообороны, а что нельзя. Сидя за столом в зале судебного заседания разложить по полочкам кто прав, а кто виновен, нетрудно. Но вот стоит поставить их на мое место, и я не уверен, что имея хоть маленькую надежду остаться в живых судьи не стали бы пытаться сделать все возможное и невозможное. Я также не уверен, что они принялись бы вспоминать регламент разрешенных действий при самообороне. Время не растягивается даже для избранных. Не такой уж и я супер-пупер герой, которому подвластны мгновенные решения, позволяющие и себя не дать в обиду и не преступить закон. Я бы хотел посмотреть, что вы бы делали, будучи на моем месте.

Нервы и так ни к черту, а тут ещё доказывай, объясняй. Конечно, все что ни говори теперь, будет выглядеть несерьезно. Я и сам понимаю, ведь сбежал же потом. Не попытался даже вызвать полицию, они же могли и в мою пользу решить случившееся. Почему же я ударился в бега? Что заставило? Открытие Нового Мира, эти ворота в иной мир? Боязнь, что дети, открывшие их, расскажут об этом не тем людям, и я не смогу потешить свое любопытство? Может и так. Но сейчас не время пытаться хоть как-то оправдать себя. Дело сделано. Прав я был или нет, время покажет. Во всяком случае, я ещё вернусь к этому непонятному даже для меня делу. Надеюсь.

Глава 6.

Появление в доме родной матери Юры и Сережи было неожиданным и явно нам ненужным. Здесь решался серьезнейший для всех нас вопрос: "Что делать?", и совершенно лишним был бы любой другой человек, а тут вдруг нарисовалась женщина, с которой у семьи Трубиных идет чуть ли не война за детей. Да ещё ночью. И явно пришла одна, причем на своих двоих. Во всяком случае, шум подъехавшей машины мы бы по любому услышали. Взглянул бы кто сейчас на наши физиономии со стороны..., смех ему точно гарантирован. Состояние испуга наполовину с удивлением на наших лицах от неожиданного появления женщины да ещё с ее непредсказуемой выходкой — это лишь частичка сцены "Не ждали". Ещё бы! Эксцентричность богато даровитой дамы с модной стрижкой на седых волосах, худой и отчаянно красивой не могла оставить никого из нас равнодушным. Она вошла в дом на коленях, как нищенка, просящая подаяния, тем самым повергнув нас этой выходкой в растерянность, и буквально ошеломила непредсказуемостью последующих действий и слов.

— Люди добрые, простите меня, я вела себя неправильно, наговорила много лишнего в ваш адрес, заставила потратиться на суды, обзывала, пытаясь таким образом добиться, чтобы вы вернули моих детей.

Слезы на ее лице были неподдельными, явно не постановочными, таких обильных не вызвать артистическим даром и поэтому слова не казались неискренними:

— Я даже не попыталась задуматься, что вы сделали для детей, пока меня не было с ними, мне казалось, это вы виноваты в том, что они отвергли родную мать. Я все пять лет вынашивала мечту, как мы с детьми будем хорошо жить вместе. И вдруг она рушится, и вся моя нерастраченная материнская любовь оказывается не стоит и копейки. Рушится вокруг меня мир, я не видела других возможностей вернуть моё счастье, мою жизнь. Она мне без них не нужна. Осталась надежда, что вы сможете понять меня, и мы сумеем вместе решить с кем останутся мои дети. Я не виновата в том, что так сложилась судьба. Я любила мужа, у нас была счастливая семья, дети родились по любви и мы оба были на седьмом небе от счастья. Ничего не предвещало беды. А она пришла. Когда я увидела в нашей кровати свою лучшую подругу, лежавшую голой и обнимающей моего Сережу..., в душе все перевернулось. Мне казалось, весь мир рухнул на меня, я не знаю, каким образом в руках оказалась металлическая настольная лампа. Тяжести ее я не замечала, также как и крови на голове мужа. Я била и била его, он так и не проснулся и не сказал мне, почему так поступил. Лишь на суде выяснилось, что после вечеринки посвященной годовщине нашей свадьбы он ушел спать. А моя подруга по пьяне решила его соблазнить. Ничего не добившись от уснувшего мужа, а он был изрядно пьян, так же как и я, она разделась, якобы для того, чтобы поприкалываться и разыграть подругу. Ничего глупее не могла придумать, потом просила простить ее, но было поздно. Мужа я убила. Детей по суду у меня отобрали, дали восемь лет тюрьмы. Я просила, умоляла предоставить возможность периодически видеться с детьми, но мне отказывали и в этой малости. Я все сделала, чтобы сократить срок. Работала в пошивочном цехе, выполняла и перевыполняла нормы, ни с начальством, ни с товарками не ссорилась. Мне сократили время отсидки, и я все деньги, заработанные в лагере, за пять лет, потратила на то, чтобы с меня сняли лишение родительских прав. Я узнала, кому мои дети были отданы, и заочно вас приобщила к своим обидчикам. Я не смогла правильно оценить то добро, что вы сделали, чтобы мои дети были счастливы и не чувствовали себя брошенными. Простите меня люди добрые. Я была не права, я готова вам прислугой служить только оставьте рядом с детьми.

Все молчали, и я молчал, а что мог сказать, когда половина ее предыдущих действий, точная копия моих, и чувства, переполняющие сейчас женщину знакомы не понаслышке. Всплеск неконтролируемых эмоций и чувств, которые ни мне, ни ей, не удалось сдержать. У нее ревность и гнев, у меня аффект и гнев. Поэтому мне трудно выбрать в создавшейся ситуации что-то определенное, тем более советовать. Неординарное поведение, и особенно ее слова навеяли желание помочь этой убитой горем женщине. Во всяком случае, стоило попробовать разрешить их спор в удобное для обеих сторон решение.

— Женщина, может вы встанете с колен и представитесь по нормальному? Вы сумели произвести впечатление. Не знаю пока, искренне здесь вы говорили или все это импровизация, направленная на выбивание жалости к вам, но равнодушно отнестись к проявленным эмоциям и словам уже не сможем. Они нас задели не на шутку.

Гримаса лица, застывшая в прищуре глаз, в уголках ее слегка припухлых губ, сжатых от сдерживаемого нетерпеливого желания кричать, спорить и убеждать всех кто стоит на ее пути к цели, разгладилась, исчезла. Пролетела как утренний ветерок, на мгновение коснувшись ее лица, и пропавший также неожиданно, как и появился.

Мы увидели довольно высокую стройную женщину, в строгом черном брючном костюме, с напряженным нервным лицом, где ярко выделялись глаза в зрачках, которых блестит сталь, они явно диссонировали с ее поведением и произнесенными только что словами. На лице продолжали проявляться эмоции, они живо демонстрировали, что показушное ее выступление ей самой противно и при других обстоятельствах ни в коем случае было бы неприемлемо. Оно вызвано лишь безысходностью и как бы указывало — посетительница находится в крайне затруднительной ситуации. Вся она, начиная с напряженной фигуры и заканчивая шальными глазами, вначале застыла в ожидании внезапного удара, а затем, поняв, что его не будет облегченно выдыхает задержанный глоток воздуха. Женщина достала из кармана платок и принялась удалять слезы, одновременно пытаясь говорить четко, по-военному формулируя предложения:

— Кислицына Екатерина Петровна, тридцать шесть лет. Пять лет колонии за плечами. Осуждена за убийство мужа на восемь лет. Была лишена родительских прав, но после выхода из колонии смогла восстановить. Причина, почему я вдруг прекратила попытки добиться вернуть детей через суд, проста. Я поняла, что за пять лет дети меня успели забыть, и я лишь своим присутствием и терпением могу изменить их отношение ко мне. Я точно знаю — личное счастье без детей для меня невозможно. Умоляю разрешить находиться с ними рядом. Ведь вам нужны рабочие, вы же нанимаете сезонных работников? Я узнавала, поэтому и прошу взять меня на работу. Даю слово, не стану настраивать детей против вас. Наоборот, я попытаюсь сделать так, чтобы и вам было хорошо и мне, а особенно детям.

Ситуация сложилась как в современных телесериалах. Слезливая и душещипательная. Я хоть и мало интересуюсь такими сюжетами, но тут он сам нарисовался, вместе с представшей перед нами женщиной. И его не выключить, как часто делал я, выключая телевизор, стоило лишь увидеть начало очередного сериала про золушку и негодяев, которые на протяжении пятидесяти пяти серий пытаются поделить наследство ее погибших родителей. Было бы смешно, если бы не было грустно. Непреднамеренное убийство, я бы так охарактеризовал действия Кати в прошлом, я ведь тоже не хотел никого убивать, у нас с ней в этом плане много общего. Никто не виноват, так карма распорядилась. И я ее понимаю. Мне ее жалко стало. И желание помочь не пропало, лишь укрепилось. Ну, а как я мог оказать помощь? Ясно, понятно. Предложить уйти в иной Мир, туда, где сейчас живут ее дети. Пусть и противоречит такой вариант принятому решению о неразглашении тайны, но что-то другое предложить в создавшейся ситуации в мою голову не пришло. И даже явно отрицательный взгляд Раисы на появившуюся столь оригинальным способом женщину не мог меня остановить. Она тоже была удивлена ее выходкой, но в отличие от нас, мужчин, я имею в виду и мужа ее, не верила в искренность слов и действий недавнего врага. Вероятно, сказывались и те неприятности, что та успела принести в их семью, и ее эксцентричные выходки, которые заставляли страдать и Раису и ее детей.