Самым примечательным объектом удалённого места являлось каменное изваяние мужского органа дуггурского богослужения в рабочем состоянии, со всеми, точнее — двумя, — причитающимися дополнениями. Всё это добро крепилось на макушке каменного же изваяния человеческого черепа, в несколько раз больше натуральной величины. Назначение приспособления выяснилось немедленно. Внутрь помещения вошли две самки. Одна — молодая, судя по ауре, жаждущая совокуплений. Вторая — старая, сухая, сморщенная, в каких-то подвесках очередной человеческой религии, внутреннего кнута Цитаделей по отношению к пище.
Под бормотание и постукивание в какой-то ритуальный бубен молодая самка встала прямо над черепом с членом на макушке, отчего её ноги сами собою раздвинулись на нужную величину. Затем, опять же по командам ритуальной старушки, молодая самка, помогая себе пальцами рук, нанизала своё женское естество на каменное изваяние горячего мужского достоинства. Судя по гримаске на мордочке и изменениям в ауре, — процедура болезненная.
Служительница ритуала посмотрела на глубину погружения, или приседания, — не важно, — и осталась недовольна. Отложив в сторону свой погремучий инструмент, она с силой надавила на расставленные ноги молодой самки. После чего последняя вскрикнула, прикусила губу. На глазах её выступили слезинки.
Старушенция, внимательно осмотрев, чуть ли не обнюхав место соединения камня и плоти, снова что-то забормотала, затрясла бубном. Затем остановилась, неодобрительно пожевала губами, неохотно подала знак окончания ритуала.
Помогая себе руками, молодая самка со следами боли в ауре сняла себя с окровавленного камня и, прижав руку к болящему месту, несколько враскоряку удалилась. Следом вышла ритуальная старушка и изображение погасло.
— И что? И — всё?!
Представитель Ахерона был явно разочарован в своих ожиданиях. Оператор Дуггура, посмеиваясь, пояснил, что данная опытная делянка используется в совместном эксперименте с Цитаделью Маггиф. Целью ритуальной дефлорации, обязательной для всех вступающих в регулярную половую жизнь, является не собственно разрывание девственной плевы, а введение в организм самок неких специализированных микроорганизмов, разработанных в Цитадели Маггиф. После чего добавил, что суть эксперимента находится вне его компетенции и контролируется лично Властелином Дуггура.
Полюбовавшись на недовольную морду представителя Ахерона, оператор хмыкнул. Выражение лица заезжего Змеезубого напомнило ему вчерашнюю сценку в общежитии богослужебных мальчиков при подхраме Чистой Любви. Традиционный розыгрыш новичка: предлагают закрыть глаза, обещая положить в рот самый вкусный в мире член, а взамен суют палец, специально измазанный в свежей сопле. Ну точь-в-точь мордочка.
Всё ещё посмеиваясь себе под нос, оператор внимательно осмотрел всё своё хозяйство и в Объёме Представления гостя снова возникло новое изображение.
30 — 08
Следующая сцена спектакля по сценарию Властелина Дуггура состояла из принесения в жертву первенца. Тоже день, тоже отдалённое от столицы Дуггура место. Центральный идол ретранслятора, на общинной площади собраний. Всё поголовье сельской пищи окружило его полукругом, лицами к передней стороне идола. Стоя на коленях и покачиваясь, монотонно и низкочастотно, они исполняли ритуальный гимн: шестнадцать слогов, зацикленных на круговой повтор. Перекрёстная акустическая взаимоиндукция надёжно вводила небольшую, но плотно сбитую толпу в трансовое состояние наркотического характера. Состояние особенное, не обыденное, запоминающееся. Официально трактуемое как состояние взаимодушевного слияния с низшими богами Дуггура.
Из норы у подножия идола, встревоженная необычной вибрацией, выползла священная змея селения. Свернувшись в кольцо, она приподняла верхнюю часть тела. И, спустя некоторое время, змея также начала раскачиваться. В такт движениям стоящих на коленях людей. Что ещё более повысило энтузиазм собравшихся. А как же! Священная змея высказала согласие принять положенную ей жертвенную пищу: молоко, сцеживаемое из груди юной матери весь период лактации. Согласно религиозным постулатам селения, выпитое змеёй грудное молоко становится пищей младенца, отданного богам для превращения в охранного духа селения.
Священнослужитель селения вынес и поставил у подножия идола священную корзину, сплетённую святым образом из освящённых идолом свежесрезанных прутьев предрасположенного к святости растения.
Юная мать, сидящая на пятках впереди остальных собравшихся и в последний раз покормившая грудью своего первенца, встала, подошла к подножию идола и опустила, положила голенького спящего сосунка в священную корзину. Священнослужитель селения покрыл вытянутый короб конусовидной крышкой и, бережно взяв под локоток юную мать, отвёт её на установленное богами расстояние. Где они и присоединились к остальным участникам святого представления по сценарию Властелина Дуггура.
Ждать пришлось недолго. Сквозь множество отверстий в плетёных стенках святого вместилища первенцев полыхнула характерная вспышка принудительного телепорта. Собрание вздохнуло единой грудью: свершилось!
Священнослужитель селения подошёл к подножию идола, снял конусовидную крышку одной рукой, второй поднял и показал собравшимся пустую корзину. Священнодействие завершено. Безопасность всего селения будет теперь охранять дух жертвенного младенца-первенца. Пока есть молоко в материнской груди, до второй беременности, дух будет получать свою пищу посредством священной змеи. Когда же молоко иссякнет, дух растворится в окружающем мире, снова став частью джунглей.
Площадка общих собраний практически опустела. Только у подножия идола происходил акт сцеживания молока. Юная мать снова привычно сидела на пятках, а столь же юный на вид самец то приникал ртом к одному из двух бутонов её груди, то сливал изо рта её молоко в священную плошку для кормления священной змеи селения. Самец был мужем жертвоприносительницы. И все последующие дети от той же самки будут считаться его детьми. А первенец, согласно религиозным постулатам селения, это не совсем человек. Потому что к его зарождению некоторым образом причастны боги Дуггура, духи джунглей... Первенец — он не от мира сего, мира людей, и потому среди людей его лучше не оставлять. А то, рассказывают старики, ТАКОЕ может случиться, ТАКОЕ...
Лучше уж пусть всё будет как обычно, как заведено предками, как предписано богами. Так оно и надёжнее, и спокойнее. Изменений к лучшему не бывает. Нет новостей — вот самая хорошая новость...
30-09
— Несколько напоминает Цитадель Вавван, — сказал представитель Ахерона. — Там тоже используют этот трюк с принудительным телепортом. Новорождённые младенцы, тоже на девятый день, относятся в тамошнее местное святилище, где их и оставляют перед тамошним святым идолом. Закрывают двери и бормочут свои гимны. Звуковые характеристики почти такие же, как и у вас. Тамошний оператор через идола проверяет полученный объект. После чего принимается решение о его дальнейшей участи. Три варианта. Большинство младенцев признаётся людьми племени и возвращается родителям. Некоторые, по своим данным пригодные для особого использования, изымаются таким же святым способом, принудительным телепортом. Согласно тамошней религии, в этом младенце воплотилась душа духа-защитника, погибшего в бою со злыми демонами, желающими погубить людской род...
Оператор Дуггура фыркнул смехом. Представитель Ахерона благосклонно кивнул ему и продолжил:
— ... и боги, вроде как, забирают своего обратно к себе. В этом случае внутрь помещения впрыскивают на откате вещество, дающее приятный для тамошних людей запах. "Благоухание богов". Все счастливы.
Молчание.
Оператор выдвинул вперёд и вверх нижнюю челюсть, со скрипом почесал натянутую кожу.
— Внезапный провал памяти? — спросил участливо.
— Насчёт третьего варианта? — небрежно переспросил представитель Ахерона. — Скорее приятные воспоминания.
— Приятные? В Вавване?!
— Третья разновидность младенцев сжигается заживо у подножия идола. Это очень вкусно. Объяснить — почему?
— Зачем? — пожал плечами оператор. — Часть изъятых нами первенцев также сжигается. По той же самой причине. Остальных используют в ритуалах изготовления Пряности.
— А не выгоднее ли пустить их в производство? Аура предмета наблюдаемого нами изъятия очень вкусна. Надо полагать, что полученное от подобного объекта потомство будет ещё вкуснее. Можно вывести целое племя Пряности, или, в худшем случае, племя Приправы.
Оператор выпустил на лицо усмешку превосходства.
— Некоторые вещи, — сказал он, — очень просты. Взять тот же Вавван. Сожжение младенца объясняют пище вселением в тельце злого духа, в чём объявляются повинными родители, за что их следует подвергнуть процедуре очищения и покаяния. Это общеизвестно. Это примитивно.
Другие вещи более сложны. И кажутся простыми только на первый взгляд. Представитель уважаемой Цитадели Ахерон спутал понятия "вкусность" и "жизнеспособность".
Вкусный с рождения очень часто не жизнеспособен. У особо вкусных потомство либо не рождается вообще, либо рождается мёртвым. Два-три поколения вкусности, а потом — массовое недоедание, а то и голод. Оно нам нужно?
Представитель Ахерона хмыкнул.
— И чем же это вы так увкусняете именно первенцев?
— Процедурой зачатия, естественно, — ответил оператор.
30-10
Внутренности пальмовой хижины показывались глазами семейного идола: сверху от дальней стены. Ввиду того, что снятие информации предполагалось производить и днём и ночью, и внутри хижины, и даже за её пределами, сквозь стены, — диапазон восприятия был выбран наиболее удобный. Ориентированный на восприятие потоков внутренней энергии, а не на детальное изображение внешности. Поэтому внешность маленьких смуглых людей была практически неразличима. Зато хорошо различались такие важные вещи, как активизация и увеличение диаметра чакр. Взаимопроникновение и взаимопереплетение энергопотоков в каналах и коллатералях. Отчётливо прочитывалась эмоциональная составляющая мотивации поведения. Созданы все предпосылки для чтения простых и примитивных мыслей и помыслов двуногой пищи.
Помыслы отца семейства, изготавливавшего какое-то примитивное орудие труда, сосредотачивались на процессе изготовления. Но вот пальмовые листья входа раздвинулись и вошла очень молодая самка, чья аура показывала наличие возбуждения, смущения, предвкушения удовольствия, предчувствие боли, трепет полустраха прикосновения к чему-то большому, значительному, дотоле запретному. А также ряд иных мелких нюансов.
Маленькая фигурка опустилась на колени перед трудящимся самцом и произнесла несколько слов.
— Отец! Он наконец-то предложил мне войти в его хижину.
Работающий остановил руки и поднял голову.
— Он уже построил хижину?
— Да. В том месте, где и показывал. Я готова. И прошу исполнить ритуал твоего благословения перед лицом богов Дуггура.
Аура самца изменилась. Отобразив одновременно и осознание неожиданности чего-то давно ожидаемого, и ощущение удовольствия за кого-то, предположительно за дочь. И ощущение некоторого сомнения.
— Ты бы хоть предупредила заранее, — со смешком сказал он.
— Почему? — спросила она.
— Потому что твоя мать не давал мне уснуть чуть не до утра.
— Я знаю, — ответила она. — Я тоже не спала. Я представляла, что это меня — так. И стала совсем-совсем мокренькая. Там, внизу. И у меня так часто-часто билось сердце.
Она подошла к нему, опустилась на колени, откинула в сторону передний квадрат ткани Святого Пояса. Замерла на миг. Прерывисто вздохнула и положила руки на орган грядущего благословения.
В изменённом диапазоне восприятия было отчётливо видно, как по каналам и коллатералям на поверхности кожи оранжевое возбуждение её второй чакры возбудило резонансные колебания в оранжевой чакре у него. Активизированные внутренние энергоканалы эфирного тела, управляющие поведением плоти, погнали усиленный кровоток в готовящиеся к работе органы, — у обоих.
Представитель Ахерона впервые так детально наблюдал активизацию второй чакры.
Энергоструктура самца, его нижний, рабочей части, — более всего напоминала со стороны увеличивающийся в диаметре оранжевый шар. А уже от него, в вытянутый, исполненный кровью рабочий орган, — начала прорисовываться: трёхгранная пирамидка? подобие хвоста змеи? полупрозрачный рог?
Внутренняя картина происходящего в её теле более всего напоминала воронку в песке от падения с большой высоты тяжёлого каменного шара. Её оранжевая чакра стала как бы навершием конуса со смещённой в сторону центральной осью. Не один узкий готовящийся к выбросу энергопоток, а целый объём чуть разреженного оранжевого тумана почти на всю передняя часть туловища и ноги до колен.
Пока дочь только взвешивала в ладонях его висящее снизу, отец ласково гладил её по голове, по волосам, как маленькую. Когда же поглаживание и разминание оружия благословения сменились на шевеление пальчиками поверх горячей мясной палки, его руки сами собою переместились ниже. На её щёки, шею, груди. Обхватив расставленными пальцами торчащие в стороны упругость заострённых конусов и прихватив затвердевшие соски между больших и указательных пальцев, он повалил её набок.
Одной рукой продолжая удерживать его горячительную удлинённость, другой она откинула в сторону передний квадрат своего Святого Пояса и положила свою ногу поверх его ног.
— Только не порви Святой Пояс, — сказала она. — Без Пояса можно только мужу...
Дрожащий пламенной яростью выступ его тела, подведённый её рукою к месте собственно благословения, сделал первую попытку проникнуть внутрь её тела.
Её дыхание участилось, тело расслабилось и из положения на боку она как-то само собою оказалась лежащей на спине с согнутыми в коленях и расставленными ногами. Обе её руки вцепились в его бёдра, как бы протестуя против болезненного ощущения там, внизу. Её тело даже сделало попытку, извиваясь, выползти из-под нависшей над нею тела головой вперёд. Но его ладони, надёжные руки отца, уходящие внутрь от опорных локтей, легко удержали её на месте.
Внутри её тела что-то лопнуло, она вскрикнула, но боль не прекратилась, Как не прекратилось и движение внутри неё.
Представитель Ахерона и оператор Дуггура холодно и отстранённо наблюдали процесс ритуального кровосмешения. Тело самца полностью залил оранжевый цвет, — в изменённом диапазоне восприятия, конечно же. Все проявления мыслительной деятельности грубо задавил двигательный рефлекс. Хотя, строго говоря, религиозные постулаты приказывали главе семьи произвести ритуальную дефлорацию, не более чем.
Оператор Дуггура не раз наблюдал, как в ритуальном обряде участвовали трое: муж, жена и дочь. Добившись разрыва девственной плевы, и закапывания кровью внутренней поверхности бёдер дочери, отцы бросались на жён и безумствовали уже внутри законных тел.
Но если рядом не было другой самки, впрыск семени отца в лоно дочери был обеспечен. Хотя напрямую ритуал этого не требовал. Требовалась капля ритуальной крови на его члене, — но не более того.
