Путь домой

Весь следующий день он проклинал себя за то, что позволил себя уговорить. Мало того, что пришлось волочить за собой эту девицу, так еще и задержались с выездом из-за нее больше чем на сутки. Сначала ей отдохнуть требовалось ("ну хоть один денек, ну пожалуйста...") потом она спать изволила до тех пор, пока Петр буквально не вытряхнул ее из кровати, потом собиралась долго и мучительно потом... Словом, к тому моменту, как они покинули город, на языке Петра вертелись уже только и исключительно многоэтажные словесно-нецензурные конструкции вроде тех, которые к нему самому применял боцман на крейсере, и если он пока сдерживался, то только потому, что еще отец вбил в него правило никогда не ругаться при женщинах. Хотя, конечно, порой очень хотелось...

Правда, неженкой Виктория, надо признать, не являлась — не стонала, что не успела отдохнуть и выспаться, не упрашивала чуток задержаться и пообедать в человеческих условиях, хотя, как злорадно подметил курсант, на лошадь она забиралась с осторожностью. Задница, видать, болела после той дороги — ну правильно, это он никуда особо не торопился, а ей пришлось его догонять. Ездить она, конечно, умела намного лучше Петра, видимо, и впрямь дома занималась чем-то подобным, но уметь прокатиться с ветерком и держаться в седле несколько дней, с перерывами на сон и естественные потребности организма — две большие разницы.

Кстати, попутно выяснилось, кто ей помог и с лошадью, и с попутчиками. Граф, зараза старая! Правда, тут Виктории повезло — встретила в городе его жену, ну а через нее вышла на графа и не нашла ничего лучше, как во всем признаться. Повезло еще, что граф был серьезным человеком и служил в серьезной по местным меркам конторе. В ней сохранились обрывки памяти о предках, прилетевших со звезд, и граф, подумав, решил девушке поверить. Ей это облегчило маршрут, а Петру добавило поводов почаще крутить головой. Граф, конечно, мужик хороший, но бластеры пришельца, да и его голова, набитая передовыми по местным меркам знаниями — серьезный соблазн этого самого пришельца отловить.

В тот день уехали они не слишком далеко — выехали поздно, да и ехали аккуратно. Петр мог бы проехать и дольше но, если верить карте, до следующей деревни они в любом случае до темноты не успевали. Сам он без проблем переночевал бы в лесу — чай, не впервой, однако теперь с ним была дама... Чтоб ее налево и пополам! К тому же эта самая дама хоть и молчала, и пыталась изобразить, что на все ей плевать с высокой орбиты, но, как только она забывалась хоть на миг, на лице ее появлялась гримаса боли. Стертая задница — не шутка, как бы смешно это не звучало, и Петр, совсем недавно прошедший через это, понимал девушку очень хорошо. Понимал, но сочувствовать не собирался.

Словом, когда въехали в деревню и остановились перед постоялым двором, он соскочил с лошади, аккуратно помог девушке слезть (точнее, поймал ее, когда она чуть не упала) и осторожно препроводил ее в снятую для нее комнату. К счастью, комнат было более чем достаточно — проезжающих мало, что называется, не сезон, поэтому две комнаты снять удалось без проблем. Выдал Виктории обезболивающую и заживляющую мазь, приказал лежать и самолично притащил ужин прямо в комнату. Вот ведь, не было печали — купила бабка порося...

Жалко только, что не получилось продолжить путь по реке. Увы, не получалось — река текла почти точно с севера на юг, а его путь лежал на восток, поэтому пришлось смириться с многодневной, а может быть, и многомесячной конной прогулкой. Впрочем, как говорил наставник по тактике, если не можешь победить — старайся минимизировать потери, а раз так, надо было искать плюсы в сложившейся ситуации, рассматривая ее, как экстремальный туризм. Тем более чистый воздух, вкусная вода, свежие, выращенные на грядках, а не синтезированные овощи. Мясо, опять же, свежайшее, рыбалка когда хочешь, и рыбалка успешная — реки здесь рыбой прямо кишели... Ну а вдвоем теперь хоть будет возможность языком потрепать, а то Петр в последнее время заметил, что начал уже разговаривать сам с собой. Нехороший симптом, однако.

Отнеся привязавшемуся ходячему несчастью, лежащему на пузе и еле сдерживающему оханье, еду, Петр спустился обратно, в общую залу. Какой-то пьянчуга, сидевший за столом, скарабезно улыбнулся ему и подмигнул. Петр состроил зверскую рожу, положенную ему по роли. Теперь, когда приходилось путешествовать вдвоем, потребовалась новая легенда. Молодая дворянка, отправившаяся посмотреть мир, и ее охранник — варвар с далеких островов, тоже дворянин, хотя и бедный. Легенду он озвучил еще когда набирал для "госпожи" полный поднос еды (надо же, маленькая, худая, а жрет, как кашалот). Естественно, пока он ходил, народ уже обсудил новость, пришел к выводу, что охранник охраняет не только днем, но и ночью, и не только охраняет, но и выполняет еще кое-какие функции. Словом, пища для сплетен надолго. Ну и отлично — теперь никто из-за дубов не увидит леса, а болтают... Да пусть себе болтают, Петру от этого было не тепло и не холодно. Завтра утром он просто забудет об этих людях.

Увы, он в очередной раз ошибся. Если в обычной ситуации девушка в сопровождении звероватого хама-охранника с пудовыми кулачищами, который не только охраняет, но и согревает — нормальное явление, то в стране с большой ролью церкви это может вызвать нежелательные последствия. Как раз сейчас был именно такой случай и если нормальные люди вели себя адекватно, то сидевшие в углу и наливающиеся вином личности, когда градус перешел границу осторожности, решили, что ситуация требует исправления. Хотя ошибка курсанта была простительна. Ну откуда Петр мог знать, что наткнется здесь на священников? И уж тем более он даже предположить не мог, что они к нему привяжутся.

В общем, когда Петр приканчивал вторую кружку отличного местного пива, к нему за столик даже не сел, а плюхнулся мужик огромного роста и необъятной талии, одетый в богато украшенную рясу. Курсант даже засмотрелся — человека, в брюхо которого можно было без усилий залить бочонок пива, добавив сверху еще кувшин вина и зарихтовав сверху бутылочкой самогона, невозможно не уважать. А вот когда тот заговорил, эффект пропал — слишком уж наставительно зазвучали его слова. На фоне запаха смеси перегара и свежака это смотрелось неприятно.

— Молодой человек, когда вы в последний раз были в церкви?..

Петр слушал и охреневал. Речь священника лилась широкой, полноводной струей, как бывает у многих алканавтов, и смысл этой речи можно было свести к одной короткой мысли. Оказывается, Петру даже не рекомендовалось, а настоятельно указывалось мчаться в церковь, покаяться во всех грехах, а особенно в прелюбодействе, внести богатое пожертвование... И так далее, и в том же духе. Виктории, кстати, тоже, ну да ей святой отец обещал отпустить грехи лично, причем он может сделать это прямо сейчас. Ну, в смысле подняться в комнату и исповедовать ее. Самое интересно, что никому из собравшихся здесь людей смешно не было — слушали разглагольствования они со всем возможным вниманием и почтением. А вот Петр слушать не желал, не было у него привычки уважать кого бы то ни было, не доказавшего такое право делом. И уж тем более не собирался он выслушивать бредни пьяного адепта умирающей религии.

Будь Виноградов постарше, поопытнее и посдержаннее, он бы, наверное, сумел перевести разговор в обмен ничего не значащими фразами, а потом и вовсе аккуратно его свернуть. Увы, он так просто не умел, да и церковь в любых ее проявлениях презирал, поэтому дальнейшие его действия были одной сплошной ошибкой. Все действия, начиная с самой первой фразы.

Петр резко хлопнул в ладоши перед носом священника, привлекая его внимание. Тот от неожиданности замолчал, дав, наконец, курсанту вставить слово. Зло ухмыльнувшись, Петр сказал:

— Падре, а не пойти ли тебе проспаться?

— Чего-о?

— Того-о. Вали отсюда. И подбери холодец.

— Какой холодец?

— Который у тебя над поясом свисает. А то растрясешь еще, вони потом не оберешься...

Хотя священник был и очень пьян, до него сразу дошло, что его только что оскорбили. Глухо заворчав наподобие медведя, он начал подниматься из-за стола — медленно и внушительно, рассчитывая, очевидно, напугать обидчика. Петр тоже встал, оказавшись на полголовы ниже. Все остальные посетители моментально рассосались по стеночкам, с испугом наблюдая за происходящим. Похоже, здесь еще никто не вел таких разговоров со служителями культа. Что же, подумал Петр, я буду первый...

Священник левой рукой схватил Петра за грудки, а правой размахнулся и ударил. Так бьют деревенщины, привыкшие хвастаться необоримой силой удара и не имеющие понятия о великом искусстве рукопашного боя. Надо признать, это был бы крепкий удар, вот только стоять и ждать, когда кулак священника обеспечит ему сотрясение мозга, Петр не собирался. Умело поставленный блок не остановивший, а отклонивший кулак противника, плюс позволить рывку священника подтянуть себя ближе. Тот, на мгновение потеряв равновесие, качнулся навстречу, и Петр с удовольствием врезал пьянице лбом в переносицу.

Не издав ни звука, его противник рухнул назад, перевернув скамью. Курсант ухмыльнулся: не убил, конечно, но сотрясение мозга обеспечил. Пускай полежит — может, чуток поумнеет...

Увы, священник пил не один. Из-за стола, от которого он пришел, вскочили еще двое, в рясах попроще, и бросились на помощь своему то ли товарищу, то ли шефу. Не теряя времени, Петр перемахнул через стол, благо все, что на нем было, уже валялось на полу. Мягко сместился вправо, заставив одного из противников невольно загородить его от второго, поставил блок и в два удара, в печень и в челюсть, разобравшись с ним. Перешагнул через скорчившееся тело, он с ноги врезал второму в пах, добавил сцепленными руками по спине и с чувством врезал уже падающему священнику по почкам. Окинул взглядом поле боя, поверженные тела, лежащие в художественном беспорядке, и довольно выдохнул:

— Ну что, имбициллы, кого еще научить смирению? Только дернитесь мне — я из вас такой паззл нарежу, что ни один хирург не соберет!

— Остановись, сын мой! — из-за стола поднялся четвертый член той компании. На вид он был старше остальных, богаче одет и, по виду, абсолютно трезв. — За что ты избил моих братьев?

— Отвали, дядя, отец у меня и так есть, и на тебя он не похож. А твоих братьев во Христе, если они еще раз мяукнут, я вообще по стенам размажу.

— Не богохульствуй! Брат Петр пытался наставить тебя на путь истинный, он был в своем праве, а ты...

— А я был в своем. Греби отсюда, пока ласты не оторвал.

— Да что ты себе позволяешь, сопляк!

— Что хочу — то и позволяю. Ишь, моду взяли — наставлять... Как-нибудь переживу своим умом, — фыркнул Петр остывая. Надо же — избил своего тезку. Это его не то чтобы рассмешило, скорее, сняло напряжение. — Я вас не трогаю, а вы ко мне не подходите — целее будете.

— Уважение к смиренным служителям Господа нашего проявлять должно, — наставительно поднял палец священник. — Именем его несем мы истину...

— Бумажку покажи.

— Чего?

— Бумажку на право говорить от имени Господа.

— Святая церковь...

— Харэ ерунду пороть. Есть доверенность от Бога на ведение дел от его имени, с подписью и нотариально заверенная? Нету? Вот и греби отсюда. Принесешь такую бумагу — поговорим, а нет — ты никто и звать тебя никак.

— Еретик!

— От еретика слышу. Сиди и пей свой компот. Хозяин, пива мне. Бегом!

Что там священник бухтел дальше, Петр не слушал. Пиво ему доставили моментально и смотрели испуганно, однако постепенно атмосфера в зале нормализовалась, хотя количество посетителей заметно уменьшилось. Все правильно — наиболее осторожные предпочли отойти подальше от места столь опасных разговоров. До Петра тоже дошло, что он погорячился и стоило промолчать, однако знание это пришло поздно, и надо было теперь делать хорошую мину при плохой игре, то есть всячески демонстрировать окружающие, что ему на все и на всех наплевать, а страх — это вообще чувство, ему не свойственное. А под ложечкой-то сосало...

В самом деле, церковь в жизни местных занимала очень большое место. Не вера, а именно церковь. Сейчас Петр ухитрился рассориться с ней, а значит, подставился под удар мощнейшей из существующих в этих местах структур. Надо было двигать отсюда как можно быстрее, но то ли гордость, то ли мальчишеское упрямство, то ли просто гонор заставляли его сидеть, пить ставшее вдруг противным пиво и делать вид, что ему безразлично все и все. Возможно, он все таки, допив кружку, ушел бы, а потом, подняв Викторию, сбежал отсюда куда подальше, но все испортил трактирщик. Самолично поднеся курсанту кружку "за счет заведения", он шепотом попросил его немедленно убираться. Вот тут Петр и встал на дыбы и популярно объяснил трактирщику, что у него за комнаты уже уплачено, и он собирается воспользоваться оплаченными услугами по полной программе. А трактирщику стоило бы завести нормального вышибалу, чтобы драки предупреждал и не давал мешать клиентам спокойно ужинать. А если трактирщик хочет неприятностей — он их сейчас устроит, и пусть только кто-нибудь еще посмеет его тронуть — он эту халупу раскатает по бревнышку и за ущерб платить не будет. Сказав это, курсант зачерпнул из стоящей на столе плошки соленых сухариков, кинул их в рот и отправился к себе, матерно ругаясь на всех присутствующих. Правда, мысленно — не хотелось совсем уж обострять. В принципе, он бы сейчас с удовольствием убрался куда-нибудь подальше, но на улице могло оказаться опаснее — здесь можно было хотя бы не опасаться удара в спину, забаррикадировавшись в комнате. Ну а лоб в лоб Петр никого здесь не боялся.

У себя в комнате Петр, правда, задержался ровно на то время, которое ему потребовалось чтобы подхватить свои так и не разобранные вещи, после чего он переместился в комнату Виктории. Та уже засыпала и испуганно вытаращилась на него, натянув одеяло до подбородка.

— Оденься, я не смотрю, — коротко бросил Петр. — И давай быстренько, не тяни кота за... хвост.

— Что случилось?

— Буду ночевать у тебя. С неплохой вероятностью нас сегодня будут убивать, так что готовься, если что сматываться.

— Что случилось-то?

— Я же предупреждал, что не самый лучший попутчик, — криво усмехнулся курсант и повернулся к ней спиной. — Повздорил с местными авторитетами. Если они испугались — считай, повезло, ну а если нет... Ладно, отобьемся.

— Рассказывай, — Виктория выскользнула из кровати и начала стремительно одеваться. Когда Петр закончил рассказ, она выдала свой вердикт: — Дурак! Промолчать не мог?

— Мог. Не захотел. Будет мне еще всякая обезьяна о святом писании трындеть. Я и так знаю, что вначале было слово, и слово это было матерное.

— Ты понимаешь, чем это для нас может кончиться?

— А ничем, — Петр нервничал, но старался этого не показывать. Вместо этого он достал бластер, демонстративно выщелкнул батарею, проверил заряд и вставил ее обратно. — У меня тут два ствола, и зарядов хватит на небольшую войну. По местным меркам, кстати, даже и на большую. Ну, постреляю, освежу навыки...