Иван Оченков Приключения принца Иоганна Мекленбургского

Следующий танец танцую с фрау Катариной. Говорю ей витиеватые комплименты, сжимаю руку чуть сильнее, чем позволяют приличия, смотрю с обожанием во взоре.

— Как вас разместили, прекрасная фройляйн Катарина?

— О, спасибо, все прекрасно!

— Ваши комнаты ведь в восточном крыле?

— Да, ваша светлость, они очень светлые и просторные.

— И рядом с апартаментами моей матушки, не так ли?

— Совершенно верно, а вы, принц, живете в ее половине?

— О нет. Я живу в западном крыле, в одинокой башне. Там довольно мрачно и уединенно, но знаете, там прекрасные фрески на стенах.

— Что вы говорите, ваша светлость, а что они изображают?

— Сцены грехопадения Марии Магдалины, хотите, я вам их покажу?

Тем временем танец подошел к концу, и я повел свою партнершу к ее месту. Отвечая реверансом на мой поклон, она подняла голову и, воспользовавшись отсутствием внимания, негромко шепнула мне с обворожительной улыбкой:

— Ваша светлость, я надеюсь, что мне удастся насладиться сценами грехопадения, когда я выйду замуж, в компании своего супруга.

Так, я не понял, меня что — только что отшили? Терпение, Иоганн, терпение, Господь увидит, как ты мучаешься, и пошлет тебе что-нибудь лучшее.

Когда бал наконец подошел к концу, я устало побрел в свою башню. Ну что за жизнь в деревне без пулемета? Открыл дверь и задумался, не зажечь ли свечу, а может, ну ее. В этот момент чьи-то руки закрыли мне глаза, я от неожиданности на секунду замер, но тут же рывком развернулся и замер вновь. На меня с лукавой улыбкой смотрела Марта.

— Ваша светлость так долго предавался развлечениям, что я уж думала, не дождусь.

— Марта! Ты здесь! Ты провела мою матушку и сбежала ко мне? Марта, ты просто чудо! Марта...

— Ваша светлость, смиренно умоляю вас, заткнитесь! — прошептала девушка и заткнула мой рот поцелуем.

Я вне себя от восторга подхватил ее на руки и понес к кровати, думая про себя: "Какое все-таки счастье, что Катарина отшила меня, — хорош бы я был, приведя ее сюда!"

Когда мы утолили первую страсть и слегка отдышались, я, любуясь на ее счастливое лицо, спросил:

— Послушай, я ведь ничего не помню о прошлом. Мы ведь, кажется, были с тобой и твоей сестрой в той хижине во время грозы, так почему?..

— Ах, мой принц, вы ведь и впрямь ничего не знаете. Я полюбила вас с первого взгляда, а вы были так увлечены моей сестрой Авророй, что не обращали на меня никакого внимания. Тем днем вы были так заняты ею, что и не заметили меня, а я плакала за стеной, что вы выбрали не меня.

— Постой, так ты...

— Да, принц, эта ночь первая у нас с вами. Но довольно слов, я мечтала об этом все время и боялась признаться. Но теперь я ничего не боюсь, и даже если эта ночь последняя в моей жизни, я не променяла бы ее на сто лет жизни без вас.

— Марта, ты с ума сошла!

— Да, мой принц, я лишилась ума от любви к вам!

— Знаешь, если тебя когда-нибудь упрячут в сумасшедший дом, я попрошусь в твою палату. Не знаю, есть ли у нас с тобой будущее, но пусть все будет как будет.

— Довольно слов, мой принц, просто любите меня сейчас. Я не прошу у вас ничего больше...

Мы не отрывались друг от друга всю ночь и лишь под утро забылись в объятиях друг друга. Увы, когда мой организм, наплевав на мою усталость, привычно поднял меня ни свет ни заря, я был один. Бесцельно глядя на стены, на которых отродясь не было никаких фресок, я лежал и думал — а не приснилось ли мне все? Марта, Фридрих, матушка герцогиня и вся эта необыкновенная история.

Еще перед торжественным обедом мне представили с полдюжины молодых людей в возрасте от четырнадцати до двадцати со словами, что они "были бы счастливы служить" мне. Посмотрим, посмотрим. Людей у меня нет, а одному и пропасть недолго. Особым интеллектом взоры не блещут, но и совсем уж дебилами эти парни не выглядят. Ну что же, не всегда нужны умные, иной раз предпочтительнее верные. Всем с улыбкой отвечаю, что сейчас время веселиться, а завтра милости прошу, посмотрим, кто на что способен.

Утром в назначенное время появляется ровно половина претендентов, то есть трое. Остальные, как видно, спят. Прекрасно понимаю: вчера нахрюкались на дармовщинку, а сегодня головка бо-бо. У всех бывает, не у всех проходит. Ну да ладно, пойдем посмотрим, что за сокровище прибило к нашему берегу. Двое явно братья — один восемнадцати лет, другой мой ровесник. Довольно рослые, хоть и худые, темно-русые волосы. Одеты скромно, чтобы не сказать бедно. На потертых поясных портупеях старенькие шпаги. Зовут Каролем и Болеславом фон Гершов. Чувствую, будут у меня ребята Леликом и Боликом. Третий — тот самый младший мальчишка четырнадцати лет, довольно пухлый и рыжий. Зовут Манфред фон Торн. В школе такие всегда были объектами для насмешек сверстников. Одет чуть лучше, по крайней мере, следов штопки не видно. Шпага новенькая, но невольно возникает вопрос: а ее вообще вынимали?

Отвечаю на их дружный поклон кивком и показываю на стол. На нем фехтовальные жилеты и рапиры. Мы переодеваемся и приступаем. Толстяк, сразу видно, в фехтовании не силен, хотя азы знает. С братьями дело значительно лучше, я с удовольствием фехтую с ними по очереди, разгоняя утреннюю хандру. Следующее упражнение — езда верхом. Кстати, все три претендента пешие, на коней родня, судя по всему, не разорится. Ничего не поделаешь, седлаем дядиных и отправляемся на конную прогулку. Толстяк опять аутсайдер, хотя и не безнадежен. Братья же довольно ловкие наездники. Во время прогулки показываю претендентам свой коронный номер с допельфастерами, неофиты впечатлены по самое не могу. В ответ продемонстрировать ничего не могут за отсутствием пистолетов, а я не побеспокоился. Как я понимаю, практика тоже отсутствует... Ну что же, вся надежда на дядю. Надеюсь, этот фанат стрельбы не позволит пропасть молодым дарованиям. Возвращаемся в замок и... вы что, всерьез думали, что это все? Э нет, ребята. Садимся за стол и пишем сначала диктант, а потом сочинение на тему, почему вы хотите служить у такого замечательного меня. Опаньки. Претенденты меняются местами, и теперь рыжий — фаворит гонки, а братья — аутсайдеры. Диктант они с горем пополам осиливают, а вот сочинение — увы. Нечего хмуриться, кто сказал, что это провал? Просто ваш будущий работодатель пытается выяснить, кто на что годен. Да, возможно, завтра у меня будет целая армия, но вы пришли сегодня, и у вас преимущество. Забираю сочинение рыжего: прочту на досуге. Интересуюсь, как у претендентов со знанием языков. Братья — ожидаемо немецкий и местный диалект, напоминающий польский. Латынь учили, но без успехов. Толстяк бойко говорит и читает на латыни, польском и французском. Ну что я могу сказать, молодец.

— Итак, господа, вы приняты. О размерах жалованья, я думаю, мы договоримся, стол мой, одежда на вас тоже. Настоятельно требую, чтобы вы держали себя в чистоте — как нравственной, так и телесной. Ну а что, нагрешить я за вас за всех успею. А теперь идем завтракать.

Женитьба дяди совершенно не изменила ни его привычек, ни общего течения жизни в Дарлове. Все те же занятия стрельбой и охотой, перемежаемые веселыми пирушками. Молодая княгиня Агнесса Магдалена, казалось, совершенно не интересует этого славного, в сущности, человека. Отношения с местными дамами у нее не то чтобы не сложились, но единственной ее подругой оставалась Катарина фон Нойбек. Думаю, князь прозрачно намекнул своим подданным, чтобы их жены и дочери не путались у него под ногами в коридорах замка. Я со своей маленькой свитой продолжал жить в своей башне. После отъезда большинства гостей в замке высвободилось немало места, но я привык к своей берлоге и распорядился лишь, чтобы ко мне перетащили немного мебели. Братья фон Гершов и рыжий Торн жили в нижнем пределе, там для них перегородками разделили комнату, судя по всему, когда-то бывшую оружейной. Они приоделись и теперь не напоминали оборванцев. Мы с ними постоянно чем-нибудь занимались. Скакали по окрестным полям, стреляли и охотились в компании дяди. Много времени уделяли фехтованию — как обычными шпагами, так и всем, что попадется под руку, алебардами, глефами. Я, с благодарностью вспоминая науку капрала Шмульке, лихо орудовал рейтарским бастардом. Они славные ребята, и мне легко с ними. Герцогиня Брауншвейг-Вольфенбютельская уехала вскоре после свадьбы и увезла с собой Марту. Матушку ждет муж и многочисленные дела в своем герцогстве. Я не мог поехать с ней: мне нужно было дождаться вестей из Мекленбурга. Мои дорогие родственники должны мне ренту минимум за два года. Это ни много ни мало, а двенадцать тысяч гульденов. Это, чтобы не соврать, почти тридцать килограммов золотых монет, если я ничего не путаю. Впрочем, о килограммах сейчас еще никто не знает. Эту меру весов придумают почти через двести лет, сейчас в ходу фунты, марки и прочее. Причем частенько в разных местах свои фунты и свои марки. Вместо золота я могу получить серебро. Рейхсталер примерно равен рейнскому гульдену и весит, на мой взгляд, граммов тридцать. Стало быть, вес моей ренты будет составлять около трех с половиной центнеров. А еще я могу получить кусок острого железа в бок или яд в желудок, и моя родня, таким образом, изрядно сэкономит.

Еще одним нашим занятием является развлечение моей "тетушки" Агнессы Магдалены. Бедняжке действительно скучно, и наше общество, по сути, единственное ее развлечение. Лелик и Болик, кажется, воспылали страстью к прекрасной фройляйн Катарине. Флаг вам в руки, ребятки, и вагенбург навстречу. Девушка знает себе цену и даже успела назвать ее, а у вас ни кола ни двора. А чего вы хотите, четвертый и пятый сыновья в семье, а еще и сестры есть. Впрочем, дама она светская и бойкая на язык. Надеюсь, в общении с ней мои архаровцы чуть-чуть пообтешутся. А то ведь в приличном обществе стыдно показать. Я ее подчеркнуто игнорирую и с рыжим Манфредом уделяю все внимание meiner lieben Tante[11]. Мэнни скоро превратится в ее пажа. Он читает ей вслух рыцарские романы, держит пряжу, или как там называются эти нитки. Иногда она дает ему мелкие поручения, и он с радостью бежит их выполнять. Кстати, Мэнни его зову только я, ласкательно-уменьшительное в его случае — Мани или Фреди.

Жизнь текла до того идеально, что неприятности не могли не нагрянуть. Но началась та роковая неделя вполне благопристойно. В понедельник я пришел к выводу, что Лелик и Болик засиделись, и дал им поручение: "Отправиться туда, не знаю куда, и привезти то, не знаю что". Если без шуток, то по-тихому съездить в окрестности Познани в одну маленькую деревеньку и разузнать, что там с моим старым Фрицем. Если старик умер от ранения, то помолиться о его грешной душе, а если живой, то привезти ко мне. Все-таки Фридрих стал мне почти родным человеком за время скитаний. Если их и удивила такая забота о слуге, то виду ребята не подали, а, по-быстрому собрав оружие и припасы, усвистали выполнять поручение. Надо сказать, что, посылая их, я руководствовался не только благородством. Старый Фриц, помимо всего прочего, был, по выражению еще не родившегося классика, "и денег, и белья, и дел моих рачитель". То есть исполнял роль казначея и знал о кое-каких ухоронках с добром моего покойного папаши. Да будет земля ему пухом, а черти в аду ленивы и безалаберны.

Во вторник случилось событие достаточно радостное. В Дарлов прибыли долгожданные представители моих подданных. То есть депутация из Стрелица, Мирова и Ракова. По одному человеку от каждого, не считая слуг и охраны. Я принял их со всеми возможными почестями — все-таки признают меня своим сюзереном, а это дорогого стоит. Особенно для бедного изгнанника. Милостиво выслушал уверения во всевозможном почтении. И вам того же, дорогие бюргеры! Господа, а где деньги? С деньгами же получилось очень интересно. Когда-то эти три города принадлежали местному епископу. Потом на волне Реформации их у духовного лица отжали, а горожанам, чтобы не слишком волновались, добавили льгот. Папаше моему их отдали, очевидно, по принципу "на, убоже, что нам негоже". Короче говоря, города мне были много чего должны, но в основном в натуральном виде. К примеру, посылать фураж в мои конюшни. Кормить моих приближенных, число которых, кстати, было строго оговорено. Предоставлять обслугу, когда я нахожусь в городе. Каждый мастеровой цех должен был раз в год изготовить по моему заказу то, что я пожелаю. И прочее, и прочее... Ну и как мне воспользоваться этими ништяками? То есть верноподданные как бы не отказываются, "вы только вернитесь, ваша светлость, и мы тут же...", но на вопрос, нельзя ли эту всю благодать деньгами и сразу, а лучше года за три вперед, тут же глохнут и тупеют. Так, господа, вы, верно, склонны переоценивать молодость и доброту вашего юного принца. А он, тиран этакий, уже прикидывает, как красиво вы будете смотреться, вися на деревьях в ближайшем лесу. Итак, лишенцы, ну-ка выкладывайте, что вы мне должны деньгами! Господа, уловив перемену настроения, несколько умерили наглость и перешли к налогам денежным. Города должны мне, как своему сюзерену, фиксированные суммы. Стрелиц триста талеров, Миров и Раков по сто пятьдесят. Кроме того, я имею право сеньориального суда. Правда, чтобы оно приносило доход, надо этот суд осуществлять, то есть находиться на месте. Опять двадцать пять! А вот оно в чем дело — папаша, не желая пачкать руки, передоверил все уголовные дела в своей вотчине за весьма скромную сумму. Кажется, я начинаю понимать, почему моего папеньку так любили подданные, несмотря на все его непотребства. Он ведь мог же как липку обдирать, а всего лишь девок портил. Ну да ладно, вернусь — если, конечно, вернусь — поговорим. Скромная сумма в триста талеров за суд в трех городах переходит в зрительный зал. Еще города должны содержать мои войска. Но тут небольшой облом: формально — да, городская стража моя. Но только формально, поскольку занимается своими прямыми обязанностями, то есть стережет вверенные им города. Впрочем, помимо пехоты и весьма немногочисленной артиллерии должна быть конница. Города обязаны обеспечить меня определенным числом кавалеристов. Стрелиц должен выставить двадцать, а прочие по десять всадников в доспехах, с оружием и на конях. Не бог весть что, но уже интересно. Поскольку этих всадников в городах нет, мне привезли деньги для их найма. Аллилуйя! Где деньги? Так, я не понял! Вы вообще как считали? Одному всаднику десять талеров в месяц? Трем капралам по двадцать и капитану этой компании пятьдесят? Итого в месяц пятьсот десять, умножаем на двенадцать и получаем шесть тысяч сто двадцать талеров. Побойтесь бога, вы где такие цены видели? Да я сам... хм... видел, как рядовому рейтару по двадцатке платили! Ах, рейтары дороги? А ваш принц, значит, и чем попроще обойдется! Как на грех, посоветоваться-то и не с кем. Хуже всего — я-то банально не знаю, что собой представляют мои города. Может, богатые, а может, голь перекатная.

— Мэнни, — обратился я к единственному своему на данный момент приближенному. — Что ты обо всем этом думаешь?

— Вас хотят обмануть, ваша светлость, — ответил мне рыжик со всей серьезностью.