Дем Михайлов Низший-4

— Вот это — мой кулак ударил точно под третий подбородок, глубоко промяв вялую плоть.

Сдавленно сипнув, паук закатил глаза и начал оседать. Не пытаясь удержать эту тушу, просто чуть подправил его падение. Когда он грюкнулся на пол, встал ему на пузо и, заложив руки за спины, принялся внимательно изучать символы на броши. На этом портрете ее изобразили особо отчетливо — чего не скажешь о мутноватом одутловатом лице очередной запечатленной паучихи.

Если это символ верховной власти — почему я не видел ее на груди паучихи Виктории на тех фото?

Так... первая буква "И"... вроде бы... а дальше идет...

— И... — пробормотал я, изворачивая шею и вливая в себя еще глоток сладкосиса — И пр...

— И правлю я и только я — помог мне раздавшийся за моей спиной милый женский голосок.

Обернувшись, с высоты жирной подставки посмотрел на подсказавшую.

Цельное синее платье с широким белым воротником лишено рукавов и доходит до середины красивых бедер. На ногах сандалии с белыми ремешками. В руках ничего кроме бокала. Яркой искрой сверкает на левом мизинце серебряное колечко. Золотистые волосы уложены в пышную прическу, синие глаза лучатся весельем. Ей за тридцать. Хорошо за тридцать. Но в теле ни малейшего следа дряблости, а легкие морщинки у глаз лишь добавляют его очарования.

— Вэттэ — произнес я, сходя на пол — Верховная паучиха Вэттэ.

— Нет-нет — улыбнулась она — Я всего лишь скромная спутница паучьего вождя Мимира. И не более того. Как ты понял кто я?

— По словам.

— Каким?

— И правлю я и только я — повторил я сказанное ею.

— И что с того? Тут все знают эту фразу.

— Но вряд ли кто произнесет ее так как ты — заметил я, делая еще глоток и глядя на нее поверх бокала.

Заодно осмотрел пространство вокруг нее и сразу заметил трех сопровождающих — миловидных паучих таскающих с собой небольшие сумочки, куда вполне влезет мини-игстрел.

— А как я ее произнесла?

— С тоской замаскированной выработанным за долгие годы безразличием — ответил я — С яростью спрятанной за улыбкой.

— Ты говоришь опасные слова, гоблин — улыбка паучихи Вэттэ чуть поблекла.

— Опасные для кого? — приподнял я бровь.

— Для меня — улыбка вновь засияла во всю мощность — Пройдемся, житель низин?

"Житель низин"? Благородно звучит. Хотя и является синонимом "грязный низушек".

Я позволил ей взять меня под руку, и мы неспешно зашагали вдоль портретной галереи.

— А любимый Мимир не приревнует? — лениво поинтересовался я, отметив, что три паучихи двинулись следом, отгоняя сующихся к нам — Паучиха-красавица отправилась гулять с героем держа его под ручку.

— Я беседую с доблестным гоблином Оди. С героем, возглавившим зачистку Стылой Клоаки и Зловонки. Выражаю уважение. Что в этом странного?

— Почему не носишь брошь?

— Ты задаешь опасные вопросы, гоблин — повторила Вэттэ и ее пальцы сжались на моей руке чуть сильнее.

— Так почему?

— И снова — тут нет секрета. Лабах-Кепалу может носить только и только хозяин ЛихтКастила. Только верховный паучий вождь.

— Стало быть брошь сияет на груди достопочтенного вождя Мимира? — осведомился я и тонкие пальцы паучихи Вэттэ сжались на моей руки еще сильней.

— Все верно. Лабах-Кепала сияет на груди Мимира, моего славного паука, доблестного воина и великого вождя.

— Любит носить женские побрякушки? — шепнул я едва слышно — А на бельишко твое не заглядывается?

— Умереть хочешь, гоблин? — с искренним удивлением спросила Вэттэ. Но при этом в ее голосе не прозвучало возмущения. И голос она не повысила.

— Просто ускоряю события. Не люблю ходить вокруг да около, церемонно расшаркиваться и пробовать лапой воду — ответил я тихо, а затем, подняв бокал, громогласно провозгласил — За великого вождя Мимира! Сладкосис до дна! Пусть Мимир правит вечно!

Услышавшим меня паукам потребовалось всего секунда, чтобы сориентироваться. И они взорвались дружным воплем, вскидывая бокалы:

— Сладкосис до дна! Пусть Мимир правит вечно!

Демонстративно выхлебав бокал до дна, я покрутил головой, ища, куда его поставить. Подскочивший паренек освободил меня от тягот размышления, заодно снабдив свежей порцией. Краем глаза заметив чуть выделяющегося на общем фоне идущего параллельно незнакомого паука в излишне яркой рубашке, я, не понижая голоса, добавив в него пьяных ноток, продолжил:

— Это честь! Оказаться здесь... так высоко...

— Вы заслужили почести, герой Оди — звонко отозвалась Вэттэ и повела головой.

Яркий паук начал отставать, чтобы не попасть в ее поле зрения. А затем на его пути встретился мрачный одноглазый детина, что первым делом наступил пауку на ногу, а затем хрипло обидевшийся:

— Многолапый! Ты мне лапу оттоптал!

— Да я — поразился паук, подняв взгляд на жующего Рэка — Это же ты...

— Че ты вякнул?! Не хочешь со мной пить? Не хочешь пить с героем, сука?! Я для тебя слишком грязен, да, хреносос?

— Да я...

— Да хочет он, хочет — тут же вмешался паук в высокой шляпе — Еще как хочет. Налейте Гризлу! Он выпьет!

— Выпью я... ты герой... я с радостью!

— Ладно — помягчел орк — Но докажи! Пьем на брудершафт — и ты целуешь меня в левую подмышку. Как у нас в родной кляксе — губы друга рядом с сердцем... Пока ты целуешь — я пью и ласково хлопаю тебя по жирной жопе.

— Ты пьян, орк? Что за чушь несешь? По краю бездны шагаешь. Я небесный паук!

— Ну можешь под левый сосок чмокнуть.

— Я...

— Гризл. Не заводи его — прыская на каждом слове, посоветовал кто-то — Тебе тяжело выпить по обычаям низушков? Что за отношение к героям?

— Идите нахрен! Эй! Орк! Наливай — и выпьем. Но целовать я тебя не стану!

Дальнейший разговор я не слышал. Зато услышал голос Вэтты, вонзившей коготки мне в руку:

— Что ты тут ускоряешь, гоблин Оди?

— Как что? — удивился я — Возвращение к матриархату, конечно.

— Ты перепил, гоблин? Я не понимаю ни слова — в синих глазах плескалась настороженность — Но звучит опасно. Звучит так будто ты хочешь умереть сегодня.

— Мне стоило увидеть стену с паучихами, увидеть брошь и увидеть тебя... и уже все ясно. Предельно ясно — тихо-тихо произнес я, одновременно широко улыбаясь разодетой в оранжевое сисястой паучихе пьяно опершейся о стену как раз под портретом Виктории — и броши с трудным названием Лабах-Кепала на портрете не имелось.

— Я все еще не понимаю тебя.

— Пусть после бала нас отправят отдохнуть где-нибудь в глуши паучьей — сказал я, останавливаясь и заглядывая в красивые глаза — В такой глуши, куда сможет незаметно пробраться одинокая и красивая паучиха с жаждой власти.

— Я просто хотела перекинуться парой слов. Приглядеться. Старая дура Копула считает тебя особой фигурой. И ты ей нравишься, хотя она и называет тебя ехидным мудаком. Она называет тебя мудаком не боящимся убивать троллей и людоедов. Но... все происходит слишком быстро. Я просто хотела приглядеться... Хотела спросить — не боишься ли ты страшных небесных пауков? А ты... все слишком быстро, житель низин. Хотя старая Копула не ошиблась — ты не трус. И от тебя несет кровью — я чую ее запах. Много крови... И все равно... все происходит слишком быстро...

— Время летит. Старость бежит. Нужный момент скоротечен. У тебя в глазах вселенская тоска, Вэттэ.

— Как я могу тебе верить, гоблин?

— Никак. Решай сама, паучиха Вэттэ. Либо найди способ для тихой встречи. Либо продолжай быть бледной тенью достойного верховного вождя Мимира. Решать тебе. И что бы ты не решила — я к этой теме первым не вернусь и ни с кем другим о ней говорить не стану — сказал я и, высвободив руку из ее хватки, чуть повысил голос — Благодарю за уделенное внимание и оказанное уважение, добрая Вэттэ, верная спутница великого вождя Мимира.

— Благодарю и я тебя и твоих верных спутников за ваши свершения, герой Оди — чуть склонила голову Вэттэ.

Я кивнул. И чуть не ослеп, когда паучиха полыхнула широченной, зубастой, хищной и жутко сексуальной улыбкой на пол лица:

— Гоблин! Да ты сука совсем обезбашенный что ли? Ничего и никого не боишься?

— Жизнь коротка, Вэттэ — тихо-тихо произнес я и одарил ее столь же широкой безмятежной улыбкой — Жизнь коротка... королева...

Еще один долгий взгляд. И она удалилась царственной походкой. Именно царственной. Ее скромный наряд и мягкий голос обманет только дурак — она настоящая королева. Верховная паучиха низведенная до какой-то там спутницы верховного вождя.

Отведя взгляд, я, отпивая из бокала, внимательно прошелся взглядом по колышущейся толпе, отмечая все подозрительное. И снова заметил только две настораживающие зацепки. Одной из них был все тот же паук в излишне яркой рубахе и странной ушастой кепке с блестками. Он уже пьян, но пытается это скрыть. И его уже тянет за плечо Рэк, протягивая следующий бокал.

— Погоди... погоди, низкохрен — с трудом проговорил паук, отпихивая бокал — Погоди... мне надо...

Икнув, он пошатнулся, врезал плечом в раздавшуюся группу пауков и рухнул на пол. Коротко качнув головой, я пошел вдоль стены. Рэк догнал меня на четвертом шаге. Еще через два шага присоединились остальные.

— О чем ворковал с многолапой сучкой? — поинтересовался Рэк, без интереса рассматривая портреты.

Глядя туда же — но с искренней любознательностью, я столь же тихо ответил:

— Ничего особенного. Предложил ей совершить дворцовый переворот.

— Ты спяти-и-ил... — шепотом протянула Йорка — Ой...

Ткнувший ее локтем Баск зло дернул щекой, нахмурился. Поникшая гоблинша виновата забормотала:

— Как тут удержаться? Оди... гоблин ты трахнутый. Спятил? Реально?

Тяжело вздохнувший зомби, глядя все еще мутным глазом на подругу, пояснил:

— Если мы еще живы и гуляем по залу — Вэттэ такой расклад по душе.

— А нам это на черта?

— А на кой нам черт долбаный тупой бабуин? — удивился я.

— Ты про Мимира? Да тебе откуда знать? Ты с ним даже не знаком! — парировала Йорка и прикончила содержимое бокала — Уф! Ну и пойло этот жвалокисс. А ты что пьешь?

— Сладкосис.

— Что вам еще мужикам надо... С чего ты решил, что Мимир тупой?

— Говори тише. И без имен.

— С чего ты решил, что он тупой?

— Потому что она умна, хитра, коварна и амбициозна — пояснил я, останавливаясь и глядя на предпоследний странный портрет. Двойной портрет. Мимир и Вэттэ изображены рядом. Но при этом Мимир как бы приподнят — и над Вэттэ и над всей портретной женской галереей.

— И что? Разве плохо иметь умную и хитрую подругу? Предпочитаете видеть рядом тупых и красивых самочек всегда готовых раздвинуть ляжки? Так что ли?

— Дело не в этом. Дело в том, что Вэттэ — жутко ядовитая паучиха. Из тех, кто сжирает своего партнера после соития. Так ведь поступают паучихи?

— Я хрен его знает... — зевнул Рэк.

— Так — подтвердил зомби — Не все, но часто. Хотя иногда пауку удается смыться после секса.

— Вэттэ — именно такая.

— И почему М... он тупой? — не сдавалась Йорка.

— Потому что Вэттэ еще жива — ответил я — Будь он умен — лично бы перерезал ей глотку, не доверив это дело никому другому.

— А чего она тогда его сама еще не прикончила?

— Потому что у нее есть какие-то веские на это причины. Закрываем тему.

— А если за нами сейчас явятся вызванные ей пауки?

— Не — покачал я головой — Не явятся. Об этом можешь не переживать. Вопрос только в одном — ответит она на мое щедрое предложение или побоится. Выясним это вечером. А пока — отдыхайте, гоблины. Отдыхайте...

Сам я остался под двойным странным портретом.

Мимир нарисован какой-то старательной бездарщиной без искры таланта.

Вэттэ же... мне знаком этот художник. Я уже видел его картины — в доме Копулы, на стене у входа в страшную свиноферму Пау-Пока. Это тот самый художник-бродяга, что никак не мог найти себе покоя. Сначала он изрисовал все стены борделя, затем пожил на болоте людоедов, после отправился на кладбище Шартрез, а следом поднялся на небеса. Что же гонит и гонит его все дальше, не давая покоя? Что не так с его больной головой?

А меня?

Что гонит и гонит меня все дальше и дальше, не давая покоя? Ведь я иду тем же путем — по стопам художника. Вот я уже поднялся на паучьи небеса. Художник здесь? Или уже ушел дальше? И мне снова идти по его следам?

Дерьмо...

Это снова подал во мне голос мемвас.

Допив бокал, я подержал его перед глазами и медленно разжал пальцы. Со звоном бокал опустился на вовремя подставленный поднос.

— Еще сладкосиса?

— Ничего с наркотой — твердо ответил я, хотя рука и дернулась с готовностью принять следующую дозу сладкого пойла — И что-нибудь предельно горькое.

— Чистый самогон? И добавить в него пару капель эльфийской мочи?

— А это что?

— Нечто особенное, бвана — многозначительно произнес паренек — Нечто особенное. Рекомендую.

— Наркота?

— Ни в коем случае! Нечто особенное. Больше сказать не могу. Но она очень горька и бодрит.

— Давай.

— Скоро будет.

И он не обманул. Принес бокал минуты через четыре, проигнорировав при этом призывы пышно разодетых пауков. А когда кто-то попытался повысить голос, одарил его таким взглядом, что паук осекся и отступил назад. Непростые тут официанты... непростые...

— Кто ты? — спросил я его, делая на пробу крохотный глоток принесенного коктейля — бесцветная жидкость с легким золотистым оттенком.

— Я разношу напитки — ослепительно улыбнулся парень.

— Кто ты? — повторил я уже без улыбки.

— Я выполняю приказы.

— Чьи?

— Зовите в любой момент, бвана Оди — улыбнулся паренек и, поцеловав кончики пальцев, прикоснулся ими к стене, после чего удалился.

Что ж — ответ получен. Целованными пальцами прилизанный парника коснулся стены под портретом улыбающейся паучихи Вэттэ, а не под портретом Мимира.

Мимир...

Крупный, мощный, широченный плечи, выставленный вперед раздвоенный подбородок, зачесанные назад редкие светлые волосы, отвисающая массивная нижняя губа, небольшие серые глазки сонно и важно смотрящие на мир. На черной рубашке сияет серебряная брошь Лабах-Кепала — символ верховной власти. За плечами видны торчащие вверх сверкающие металлические лапы.

Не став долго сверлить взглядом портрет хозяина ЛихтКастила, я продолжил прогулку в обратную сторону, внимательно изучая портреты королев. Да... брошь перестала украшать их бюсты начиная с королевы Виктории. Что произошло в тот период? Я, кажется, догадываюсь. Но предпочту все же расспросить.

Заняться бы делом...

Но это чертово торжественное мероприятие...

И где гребаный вождь?

— Еще бодрящей мочи? — спросил парнишка, чуть опуская доверху загруженный пустыми бокалами поднос — В центре зала фуршетный стол.

— Фуршетный стол — со смешком повторил я — Вашу ж мать...

— У нас в изобилии различные канапе. Пользуются большой популярностью.

— Вашу ж мать — повторил я и, заглянув в умные глаза парнишки, задал первый из волнующих меня вопросов — Эта вечеринка ведь не в нашу гоблинскую честь?

— Что вы. Вы рылом не вышли.