О бедном монахе замолвите слово

Да и в хозяйстве полезно, опять же — пусть белье на нем сушит, или фрукты с деревьев сбивает...

Процесс воссоединения парочки негодяев я сопроводил воспитательным пинком ему в область копчика.

— Ты... Ты... Ты посмел... Ударить молодого господина? — неверяще вопросил бугай, баюкая того в объятиях. — Ты ответишь за это, проклятый старикашка!

Нет, тактика слоновьей атаки, конечно весьма известна и уважаема как в среде культиваторов, так и среди подавляющего большинства военачальников нашего государства, но применять ее против практика тайчи, да еще вооруженного посохом?

Набегающему на меня здоровяку я показал, что собираюсь ткнуть его посохом в брюхо, и тут же попытался вставить ему торец посоха промеж глаз, но не преуспел.

— Ага! Этот Му Вэньян тоже изучал кулачное искусство! — торжествующе провозгласил бугай, своей лапищей уверенно сжимавший мою метлу. Он поймал ее за противоположный от меня конец, летевший ему в лоб, и теперь победно ухмылялся. — Что ты теперь сделаешь, старикашка? Попробуй, выдерни! Этот Вэньян на соревнованиях в Шэчжоу поднял камень весом двести цзиней одной рукой, не используя Ци! Ты никогда не победишь меня, потому что цвеньк!

Победную речь здоровяка прервал бодрящий звук удара железом по весьма толстой и крепкой кости.

Ведь что мне оставалось делать, если могучий Вэньян, что умеет поднимать огромные камни, поймал мою метлу и так ее и держит напротив своего лица?

Только как следует ткнуть ею вперед, а потом выдернуть назад.

А противоположным концом метлы как следует нарушить ему равновесие янь и инь в пользу последнего. Ибо не следует слишком широко раскорячивать ноги в поединке с этим старым мудрым Дао.

Так он и завалился на задницу, задумчиво глядя на меня сквозь свернутую на манер подзорной трубы ладошку, из которой выскользнула моя метла, и соль скупых слез, катившихся по его щекам, показывала крайнюю степень раскаяния.

Я внезапно почувствовал себя очень хорошо, несмотря ощущение холода: словно невидимый ледяной комок прокатился по метле после удара, прихватил мне руки и по ним поднялся выше, и затем распался на россыпь мурашек, проскакавших по моей спине. Ведь что может быть лучше, чем объяснить заблуждающемуся всю степень его неправоты? Доказать, убедить, и увидеть радость осознания в глазах вступающего на путь праведности?

* * *

И пусть злые языки будут болтать о злобном старикашке, избившему дубиной молодого мастера, который хромая и держась за нос бросился на выручку к своему павшему товарищу...

* * *

Пусть они говорят о жестокости и грубости этого старика, что своим дрыном испортил ему вторую ногу так, что молодой мастер стал хромать на обе (это непросто, но у него получилось) ...

* * *

Пусть после удара посохом по спине этот молодой мастер приобрел поистине царственную осанку, хотя и перестал сгибаться в пояснице...

* * *

Этому старому добродушному Дао безразлична ложь, источаемая злыми языками!

Добро и праведность!

Совесть и благочестие!

Вот что должен брать с собой каждый практик, выходя из дома.

Любовь и сострадание — вот что главное.

— Мне больше не холодно, — прогундосил сидящий рядышком со своим напарником любитель полапать девок, — Вэньян! Мне больше не холодно!

Внимательно наблюдающий за мной в свою "подзорную трубу" Вэньян, в знак того, что ему тоже больше не холодно, протяжно простонал.

— Да-да, мелкие негодяи! И если вы еще раз задумаете подержать свои ручонки в тепле и подойдете к моей внучке, вас полностью согреют горячие кулаки этого старика! — с достоинством поведал я им.

— Почтенный мастер, мне действительно больше не холодно! Спасибо, спасибо, старший! — восторженно гундил замерзавец — Спасибо! Вы спасли мне жизнь!

— Ооооооо! — с ним во всем соглашался его здоровенный друг. — Ооооо...

По-моему, это сумасшедшие — думал я, вытаскивая за руку из толпы довольную Ванкси — Что там рассказывал про скорбных разумом тот рыбак Цзе? Вот это они и есть. Еще и на людей нападают. Таких нельзя пускать в город.

"Твой кругозор заколочен досками, ученик".

— Что не так, учитель? — не понял я критики.

"Даже я почувствовал морозную Ци, ранее отравлявшую тела этих двух юнцов".

— Ээээ...?

Ответом мне был лишь тяжелый вздох старого Фанга.

"А теперь, раз уж ты закончил развлекаться, иди и подай заявку на состязания алхимиков, ленивый таракан".

Мне оставалось лишь нехотя повиноваться.

Но едва мы направились к обратно к гостинице, как сквозь гомон расходящейся толпы до меня донеслось протяжное "Маааастеер!".

Я обернулся и обнаружил недавних супостатов, что расталкивая разбредающийся с площади народ, спешили к нам. Ну, как спешили: бегать в стойке железного всадника непросто, но могучий Вэньян очень старался, а вследствие его впечатляющих габаритов, ржать над ним окружающий люд предпочитал исключительно в кулачок. За ним с достоинством ковылял его спутник, который никак не мог определить, какая нога у него болит больше, поэтому двигался по странной извилистой траектории, но, тем не менее, непреклонно держал курс на нас.

Я решил, было, что они собрались за добавкой, и приготовился крушить нечестивцев, но недооценил собственный талант наставлять дурно воспитанную молодежь на путь совести и благочестия.

— Мастер! — пропыхтел Вэньян. — Подождите, мастер!

Уважительно кланяться он начал еще за три чжан до нас, чем немало погрел мое несколько раздувшееся в свете последних событий чувство собственной важности, а приблизившись, нежно прихватил кончиками пальцев за край рукава моей рубахи. Видимо, чтобы я никуда не слился от беседы с его напарником, который с неотвратимостью каменного голема (и его же грацией) влачился ко мне.

— Простите мое поведение, старший, — почтительно начал беседу дважды хромой любитель женской красоты, а я заметил, что на прежде бледно-синее, как у утопленника, лицо парня начал возвращаться румянец — Я... Мне... Очень стыдно. Но вы не должны считать меня негодяем, старший, это не так. Позвольте мне объяснить свое поведение, и я должен получить ваше прощение! Не будь я Му Киншанем, если не стану преследовать вас, пока вы не простите меня!

Вот уж чего мне меньше всего хочется, так чтобы меня преследовал еще и он. Да и вообще, если уж и быть преследуемым, так хорошенькими женщинами, кто сможет утверждать иное?

Хотя... — тут же вспомнились мне некоторые обстоятельства — Иногда и это не приносит радости, ведь склочный характер порой способен полностью затмить все внешние достоинства.

— Все заблуждаются, — по-отечески похлопал по плечу несчастного этот старый мудрец Дао Ли. — Но мало кто смеет признать свои ошибки. Не следует творить зло без причины, младший Киншань, не торопись обижать людей. Сила дана тебе во благо, но важно и благочестие! Есть богатство, но должна быть и непорочность! Есть талант, но должно быть и почтение к старшим! Есть власть, но вспомни и о совести!

Народ потихоньку снова скапливался вокруг, и кое кто даже благочестиво кивал, соглашаясь с вековой мудростью прожитых лет, изливающейся из уст этого старого праведника Дао Ли.

Я мельком взглянул на оторопевшую Ванкси. Та, видимо, увидев кланяющегося Вэньяна и почтительно хромающего к нам Киншаня, взалкала пылких извинений с вымаливанием прощения и падениями пред ней на колени, но теперь почтительно внимала словам этого старика.

Кто мог бы сравниться с добродетельностью этого почтенного Дао?

А я тем временем продолжал проповедь.

— Совесть, младший Киншань, думай о ней. Может ли считать себя человеком тот, у кого ее нет? И где же нравственность? Где воспитание?

"Был бы жив, уже б стошнило".

Это учитель был, видимо, в чем-то со мной несогласен.

Но я не стал прислушиваться к его брюзжанию и вдохновенно продолжал обличать и клеймить позором пороки общества в целом и недостатки воспитания современной молодежи в частности. Остановиться пришлось только когда я основательно охрип, и к тому же заметил, что глаза начали стекленеть не только у Вэньяна, Киншаня и Ванкси, но и у остальных людей, что нас окружали.

Киншаня, контуженного обрушившимся на него могучим потоком концентрированной морали, пришлось некоторое время трясти за плечо, чтобы вывести из ступора.

— У тебя есть мое прощение, младший. А теперь позволь мне удалиться. Этот старик нуждается в отдыхе, — С этими словами я развернул одеревеневшую Ванкси в сторону гостиницы. — Обдумай мои слова, и уже завтра стань лучше, чем был вчера.

— Но, старший, вы исцелили меня и Вэньяна, и, безусловно, должны проследовать в поместье семьи Му, где такому великому целителю, как вы, будут возданы надлежащие почести! — Киншань, уже не синий, а просто бледный, все же выдал, зачем ко мне пришел.

— Мастер, два года тому назад, в северных горах Хэлань я закалял свое тело в холоде. В водах горных рек я пребывал с утра и до обеда, а после шел практиковать на продуваемый ледяными ветрами перевал. Но однажды ночью, в метель, наш лагерь был атакован странными созданиями, они нападали из-под снега, и их атаки наносили людям ужасные раны. Из этих ран не текла кровь, они сразу чернели...

"Ледяные черви. Странно, они редко вылезают на поверхность".

— Они такие опасные, учитель?

"Разве что для крыс, землероек и тех инвалидов, которые живут в ваше время и смеют считать себя практиками. Эти черви очень полезные для алхимии, и разделываются просто — отрезаешь башку, а шкура с хвоста снимается, как чулок. Главное их голыми руками не хватать, они ядовитые".

— ... Мы храбро сражались, пока в лагерь не приползла огромная змея, принявшаяся жадно пожирать этих созданий...

"Морозный удав. Ледяные черви — его любимая еда. Но и от людишек он обычно не отказывается. В алхимии может быть использован почти весь, блюда из его мяса очень полезны для культивации, а еще из его шкуры получаются отличные доспехи".

— ... А потом и моих людей. Спаслись только мы с Вэньяном, но ледяное дыхание монстра отравило наши тела...

"Это он может, да"! С гордостью, словно за любимого внука, порадовался учитель.

— Этот холод, старший, он каждый день пронизывал до костей, и даже сидя в горячем источнике, мы чувствовали, как замерзают наши внутренние органы. Мой отец, второй мастер семьи Му, потратил немало денег и сокровищ семьи на лекарства и целителей, но ничто мне так и не помогло, и я забросил свою культивацию, забывая о холоде лишь опившись вином и в объятиях женщин... Но благодаря вам, я стану прежним Му Киншанем, молодым гением семьи Му!

— Лишь бы ты не остался прежним Му Киншанем, пьяным и распускающим руки! — сурово нахмурил брови я, беседа с представителем золотой молодежи начала меня порядком утомлять. Сочувствовать ему я тоже не торопился: вино проблем не решает, а вот новых добавить может. Жив? Цел и даже относительно здоров? Значит, решение найдется.

"Спиваться из-за такой ерунды... Чертовы вырожденцы".

Согласился со мной учитель.

— Нет! Такого больше не будет! Я приложу все силы, чтобы оправдать ваше доверие, старший! Но, вы же последуете за мной в поместье Му? Мой отец будет несказанно щедр к вам, любые деньги и сокровища, любые ваши пожелания будут выполнены!

"Не вздумай соглашаться, ученик. Мы примем участие в состязаниях, и ты кое-что заберешь, то, что сможет нам помочь".

Я и сам не думал соглашаться.

Поэтому я лишь отрицательно покачал головой, освободил рукав от Вэньяна, и, развернувшись, направился к гостинице. Удобное кресло и вкусный чай в компании Ванкси ждали меня.

Этот старый мудрый Ли очень любит хороший чай.

Особенно когда за чужой счет.

— Но мастер! — канючил Киншань и брел за мной. — Мастер, вы должны!

— Нет.

— Ну, мастер!

— Мааааастееер! Я встану на колени под окнами вашего дома, и буду просить вас всю ночь!

— Я сказал, нет.

— Старший! Пожалуйста!

— Нет.

— Но я еще чувствую холод! — в отчаянии воскликнул Киншань. — Он гораздо слабее, но если болезнь вернется? Нет, я не дам вам уйти!

"Остаточные явления. Его внутренние органы долгое время находились под воздействием морозной Ци. Да и не всю ее ты извлек. Но всю и не надо — для дальнейшей культивации сопляка это будет даже полезно: у него теперь большой талант в техниках холода!".

— Нет. Болезнь отступила, — успокоил я Киншаня.

— Но, вдруг вернется? — не успокоился Киншань, чем достал меня окончательно. — Вы должны мне помочь!

— Ну, хорошо, — окончательно сдался я. — Я дам тебе кое-что. Вот, смотри, — с этими словами я достал из кольца последний огурец, о котором вспомнил только сейчас.

Он увял и совсем заветрился, но был еще съедобен.

Относительно.

Наверное.

— Держи. Это Духовный Огурец Очистки Органов. Он у меня последний, и больше взять негде, так что, используй бережно, — с этими словами я торжественно вручил ему овощ. — Он приготовлен по тайному рецепту, и выведет из твоего организма остатки морозной Ци. Ты поправишься.

— Но, старший, что мне с ним делать? — растерялся Киншань. — Просто съесть? Или что-то еще?

У меня появилось много вариантов, но воля этого старого Дао тверже гранита, и я сдержался.

— Обрежь концы и выскреби мякоть. Потом найди место повыше. На рассвете выйди туда, встань лицом к солнцу, возьми его в зубы и вдыхай сквозь него воздух, одновременно поглощая Ци неба и земли. Потом съешь.

— Я все сделаю, мастер! — на глазах розовеющее лицо Киншаня не давало усомниться, что рецепт, безусловно, подействует, и я отправился, было, восвояси, но снова был пойман за рукав.

— А с мякотью как поступить? — окончательно доконал он меня на сегодня.

— Растолочь и втирать в голову! — обозленно рявкнул я. — Все, оставь этого старика в покое!

"Да, ученик. Ты как камень в сортире".

— В смысле?

"Такой же жесткий и вонючий".

Я не стал ничего отвечать старому ворчуну.

Ведь что может быть лучше, чем избавиться от надоедливого Киншаня и, наконец, отдохнуть?

И что может быть лучше, чем взявшийся за ум и вернувшийся к семье юный гений, на рассвете стоящий на каком-нибудь утесе, дудящий в огурец и не докучающий этому старому усталому Дао?

Интерлюдия.

Поместье семьи Му.

— Ааааа!!!

— Вспоминай, проклятый сопляк, что еще делал этот старик из Цзегу! — тщедушный старец в шелковом халате, расшитом золотыми драконами, с раздражением взмахнул широкими рукавами и сложил руки за спиной. — Я хочу знать, как он посмел сделать то, что не получилось у меня! И выясню, раз уж вы, два недоумка, даже не смогли узнать, как его зовут! Вы даже не смогли пригласить его сюда!

— Я уже все рассказал, старейшина Пенг! — простонал державшийся за опухший нос высокорослый парнище, оказавшийся ни кем иным, как тем самым могучим Вэньяном. — Он отдавил молодому мастеру ногу, а потом схватил за нос! Пнул его в зад! И избил нас своим тяжелым посохом! И потом наставлял нас на путь благочестия! И клянусь семью демонами Ледяного озера Шиху, я не знаю, что было труднее вытерпеть!