Сон 10-1

Гард так зачитался, что внезапно прозвучавший над головой голос отца заставил его испуганно вскочить, оттолкнув от себя газетный разворот. И обидеться. На самого себя и свой глупый детский страх.

Коррант насмешливо хмыкнул.

— Н-да, вижу, что не порнушник.

Гард густо покраснел от напоминания о давнем, мальчишеском проступке, Лутошка тогда ему потом рассказал, как Рыжий его отчитал и не за журнал, а за то, что так глупо попались, а отец всё поминает ему, а... Рыжий...

— Отец, посмотри. Это же Рыжий!

Коррант кивнул.

— Ты... ты уже видел? — догадался Гард.

— Конечно. "Кокарду" теперь по всем посёлкам получают. Мне уже в трёх местах показали. И Рыжего, и кое-где своих поселковых узнали. А ты больше никого не узнал?

— Я не смотрел, — виновато признался Гард.

Коррант кивнул и ткнул пальцем в левый край панорамной фотографии.

— Вон и Сизарь. А поселковых здешних ты, конечно, не знаешь.

Гард согласился с очевидным и рискнул на следующий, как он догадывался, совсем не простой вопрос.

— Отец, и что...? Что это значит?

Коррант внимательно посмотрел на сына и пожал плечами.

— Что на момент съёмки они все были живы. Пока только это. Ступай, делом займись.

Запрета рассказывать об увиденном и сказанном не было, но Гард сам решил помалкивать. Что надо их... усадебным знать, отец сам Няньке скажет. И вот вертится у него в голове ещё один вопрос к отцу. Но вопрос очень и совсем не простой и, как он догадывается, чреватый. И не время пока для него. Но он его задаст. Обязательно. Подготовит всё и спросит. Не просто отца, а эксперта, специалиста-аналитика текстовых источников.

Аргат

Общевойсковое училище

Чтение "Кокарды" было обязательным для "дядек", капралов и так далее по восходящей лестнице званий, желательным для воспитанников и обязательным для учеников и курсантов. И, разумеется, вкладыш о вспомогательных частях с особым тщанием изучался на вспомогательном отделении. И на обязательных занятиях по чтению, и в личное время. Оба дядьки второго класса, через своего капрала купили себе по номеру, расплатившись сигаретами из пайков, поскольку гемы им не положены. Нарушением это не было и потому особо не скрывалось.

Время вечернее и согласно распорядку личное. Жур проверил на всякий случай, как управляются в своей спальне с первоклассниками новички, кивнул Желдаку, что сдаёт ему пост до отбоя, и ушёл в отделённый тонкой фанерной стенкой закуток, где стояли их койки, тоже двухъярусные, но верхние не для сна, а под всякое нужное, они же не капралы, это у тех отдельные комнаты с кроватями и шкафами, и две тумбочки, накрытые общей столешницей. Словом, и отдохнуть и чайку попить, и... И на койке Желдака сидел Вьюнок. Вот ушлый малец! Ведь никак за ним не углядишь, так и норовит куда-нибудь влезть, юркий и быстрый, так и вьётся, что не ухватишь, пока "смирно" не гаркнешь. По делу прозван, чего уж там.

— Дядька Жур! — Вьюнок вдруг всхлипнул, но удержал слёзы.

Жур кивнул и сел на свою койку.

— И чего стряслось? Давай по-простому.

— Вот, — Вьюнок ткнул пальцем в лежавший на тумбочке вкладыш о вспомогательных войсках, точно в центр самой большой фотографии. — Вот, я узнал его. Это... это Рыжий, — и совсем тихо: — вотчим мой. А хозяин, ну, прежний сам хвастался, что убил, и... и все его мёртвым посчитали. И я. А он...

— И чего ревёшь? — внешне спокойно спросил Жур. — Живой он, значит. Радоваться надо.

— А в бумагах же... Ну...

— Тебя о нём спрашивали, когда заполняли? Ну, жив ли, где сейчас?

— Нет, — мотнул головой Вьюнок. — Только имя. И номер. А я его номера не знаю.

— Вот и ладно.

— А... а можно и мне, — Вьюнок кивком показал на газету, — такую же? В тумбочке держать.

Жур вздохнул.

— Это капрала просить, чтобы купил в городе. А он сигаретами берёт. А тебе сигареты в пайке не положены.

— А сладким? — воодушевился Вьюнок. — Сахаром или...

— Это ему без надобности. Ладно, — Жур тряхнул головой. — Ладно, малец. Жив твой вотчим, в карте твоей он как записан, отцом? — Вьюнок кивнул. — Этого и держись. Беги, отбой скоро. А так, в личное время, захочешь посмотреть, пущу тебя. Не каждый вечер, понятно?

— Понятно, — Вьюнок спрыгнул с койки и встал уже по-уставному. — Спасибо, дядька Жур.

— Свободен, — отпустил его Жур, а когда тот выбежал, снова и уже внимательнее разглядел фотографию. Надо же такому. Сам он никого из знакомцев не нашёл, а вот, ну да, в первом классе, как его, приметный, да, Волюн, тятьку, отца родного углядел, Лосяру. Ага, вон на этой, где укрепления строят, самый длинный, в одиночку бревно несёт. Неспроста оба прозваны. Ну и ладно. Матери-владычицы, Золотой Князь, Ветер — сила летучая, защитник воинский, сберегите всех наших, кого сможете.

Королевская Долина

"Орлиное Гнездо"

Подвальную радиоточку поставили в столовой, и теперь в завтрак и ужин слушали сводки с фронта. Без каких-либо обсуждений, позволяя себе только изредка переглядываться. Потому как это Мажордома, старой сволочи, нет, а стукачи, тоже сволочь, но молодая, все на месте, и за слово тебя и притянут, и вытянут, а за молчание, может, и пронесёт стороной. Да и Голован — человек, и незачем его подставлять под хозяйский гнев.

Спускаемую теперь в подвал "Кокарду" Голован тщательно, ничего не пропуская, прочитывал сам и, если находил что-то важное, пересказывал тем, кому опять же сам считал нужным. Приказа читать остальным не было, как и запрета, так что... Решалось это явно на таком верху, что ни Первый Старый, ни Второй Старый или Северный, оспорить не могли. А о Первом молодом можно и не думать — пропойца, накачается энергином и в отключку, проспится и всё заново. Ну и... спокойно ждём остановки сердца во сне и не мешаем процессу. Что всех устраивает.

Внешне, глядя со стороны, в "Орлином Гнезде" всё было по-прежнему, ну, почти, как всегда. Порядок, благолепие и тишина. Не закрытые на консервацию комнаты и залы убираются с обычным тщанием, на рабской половине ежедневно моются коридоры и лестницы, в подвале никакой суеты и неразберихи, ненарушим заведённый в незапамятные времена распорядок рабочих смен, все три спальни всегда убраны, завтраки, обеды и ужины вовремя, всем всё положенное выдаётся вовремя и сполна...

Нет, Голован вполне обоснованно мог гордиться своей работой. И нередко добрым словом поминал свою бабку — грозную Змеюгу, что сумела его так обучить и наставить. А что хозяева Королевской Долины что-то такое-этакое задумали... Династической войны захотели. Забыли идиоты высокородные, чем последняя такая закончилась. Хотят повторить? Ну так огребут по полной и, сверх того. А уж мы постараемся, чтобы... Голован усмехнулся и не стал додумывать. А то как ни таись, но то, о чём думаешь, нет-нет, да и выскочит громким словом. А нам такого никак не надо.

Когда ночная смена приступила к работе и весь суточный цикл фактически закончился, Голован вернулся в свою комнату. Оставшуюся от Мажордома обстановку он не менял, только одежду в шкафу и документы переложил по-своему, а фотографии на комоде — жалкое подобие каминной полки с портретами предков и родичей — оставил. Чтобы если кто зайдёт и увидит, то не сможет сказать, что он без почтения и так далее. Из аккуратной стопки газет безошибочно вытянул ту самую, с вкладышем об особых вспомогательных. Мало ли кто и что болтает, надо самому проверить. Да, вот эта. Чумазый шоферюга, а порода всё равно видна, точно из Акхарайнов. А оттуда в эту мобилизацию никого в "патриотический долг" не сдавали, откупались. Да и в остальных "гнёздах" Королевской Долины так же. Берегут кровь. Потому что кровь и в ошейнике — он усмехнулся — ну-ну. Нет злее кровника, чем кровный родич. Думаете нами спину прикрыть и нас же под первый удар подставить... Ну-ну.

Большего даже в мыслях он себе не позволил и, убрав газету, начал свою, уже личную ночь.

Аргат

Завод Арронга Рола

Война войной, а... жизнь — жизнью. Всем нелегко, но каждому по-своему.

К радиоточке прибавилась газета. А, значит, и не прозвучавшее вслух, но всеми понятое не разрешение, а предписание учиться грамоте. Каждый, кто хоть что-то умел, учил того, кто ничего и никак. Хотя бы тому, что умел сам. Ну и Седому с его бригадой, и Лутошке пришлось взять учеников. Как-то само собой получилось, что Седой занимался с бригадирами и матерями. Читать и считать многие из них уже умели, а вот понимать прочитанное... вытаскивать из-под слов намёки и смыслы... И не в чтении, понятно, а в пересказе знакомил с "Уставом Трудового Фронта", объясняя, насколько сам понимал, как бы это было, если бы и их... Ну, все всё поняли и потому помалкивали, но слушали очень внимательно.

А тут ещё газета с вкладышем про "нашенских". И написано хорошо, уважительно, и фоток... обалдеть сколько. Искали знакомцев и родичей. А Лутошка сразу нашёл!

— Во! Это Рыжий!

Ни Седой, ни его парни спорить не стали: так — не так, а пускай парнишка радуется. Лутошка за эти годы не так вытянулся, как слегка раздался, уже не мальчишка, а парень, и не мастер ещё, конечно, но и не подсобник, вполне тянет. Кем бы ни был, как его, говоришь, Рыжий, но хорошо выучил, а на такого умельца, что не только сам тянет, но учить может — это редко кому везёт, везучий ты, Лутошка, так что давай, отдавай долги, других учи, не жмотничай...

Как всегда, уже после отбоя, лёжа на своей койке и мысленно подводя итоги прошедшего дня, Седой опять возвращался к панорамной фотографии в газете. Выжил Рыжий и, во всяком случае, в момент съёмки был жив. Огонь тебе в помощь, сержант. А судя по твоей позе и месту, ты и там не рядовой, а командир. В Тёмные века тебя — бастарда, посчитали бы соперником, и ударом копья в спину отправили к Огню. А не в этом ли причина твоего ошейника? Кому-то ты здесь и сейчас заступил дорогу и, следуя давнишним традициям... Но это в прошлом, а в будущем... Ох, доживи, Рыжий до этого мгновения, когда свершится... что? Да высшая справедливость. Чтобы каждому и по делам его... а с Мать-Лекарихой надо будет витаминотерапию ещё раз обсудить, пройтись по терминам, чтобы она могла самостоятельно заявки писать... А в остальном... а в остальном надо спать. Что будет, то и будет...

Аргат

Дешёвая съёмная квартира на границе Арботанга

Рарг ещё раз оглядел разворот с фотографиями занятых военной рутиной лохмачей и, удовлетворённо кивнув, сложил газету. Да, всё правильно, он не зря сразу не поверил в его смерть, а потом весточка из Дамхара о "странном" лохмаче, клеймёном сержанте, а ещё эти статьи, кем бы ни был этот таинственный Никто-Некто, и как он вышел на Рыжего или Рыжий на него, но такое о спецовиках и нравах Королевской Долины мог рассказать ему только Рыжий. И вот эта фотка. Что ж, Огонь справедлив, и Яржанг Юрденал сам своими руками лишил себя и свой род достойного во всех смыслах продолжателя. А мы что... мы только помогли Огню. И о Юрденале можно больше не думать. Других дел навалом. Перспективы-то вырисовываются... о-го-го, весьма и даже очень. Глядишь и удастся свидеться с братом. Они так и сказали друг другу на последней встрече:

— Выживи, брат, — и совсем тихо на родном, материнском, запретном: — Иле, шоля, — а продолжение про "живи, помни, отомсти" вслух не рискнули.

Ему тогда пришлось и ходы поискать, и заплатить немало, чтобы увидеть брата уже с клеймом и в ошейнике. А ведь если и дальше так пойдёт, то та встреча окажется не последней, а крайней. За обоих братьев он рассчитался, и за подставленного под клеймо, и за убитого в Серенгае. Перед Огнём и предками он чист. А мы — Рарги из Кроймарна — мы живучие. И память у нас хорошая.

Аргат

Ведомство Учёта Несамостоятельного Контингента

Глава Ведомства оторвался от бумаг и устало потёр слезящиеся от перегрузки глаза. Так и до слепоты недолго, надо будет показаться хорошему глазнику, записаться на поддерживающий курс. Отпуск... после войны? Как же! На ближайшие года два, а то и больше не предвидится. Если хочешь остаться на своём месте. Потому что новое дело требует новых людей, не хочешь отстать от боевой колонны — беги! Но не забывай смотреть под ноги и по сторонам. И чтоб за спиной... ну, любой союзник непостоянен, так хотя бы не соперники. В любом случае только споткнись и упади, так по тебе пробегут даже не из злобы, а из-за такого же страха отстать.

Последнее совещание у Главы, если честно, ошеломило его в буквальном смысле. Вот так одной фразой перечеркнуть всю его прошлую жизнь и дать надежду на продление, нет, на новую жизнь, главой нового ведомства. Такого, какого ещё не было. И декада на планирование, включая подбор кадров. И никому не перепоручишь. Сам, всё сам, самолично и собственноручно, потому что приказ представить результат в рукописной форме означают ту степень секретности, что... об этом и пока, и потом ни слова, ни вздоха. Что надо в новом варианте, он расписал. Теперь, что добавить и от чего избавиться. И то, и другое в режиме сбережения ресурсов. Ну, поехали. И чтобы не забыть, то вкладыш из "Кокарды" с фотографиями его прошлого контингента лежит на столе в комнате для отдыха. Напоминанием, что это сейчас бывший, а будет... вот именно.

И где-то совсем по краешку сознания скользнула злорадная мысль о дураках из Королевской Долины, что так ничего и не поняли. А сбережение — это в первую очередь оздоровление, избавление от паразитов. Уж кто-кто, а он знает, и какие ресурсы спрятаны в подвалах дворцов Королевской Долины, и как бездарно они используются. Взять хотя бы этого, явно не просто чистокровного, а из Акхарайнов, копошащегося в грязи наравне с аборигенами. Этот, если и выживет, то... ох, и посчитается он с теми, кто его в эту грязь затолкал, знаем мы эту кровь и их умения счёты вести и долги платить. А вот теперь и с этим будет покончено, восторжествует справедливость, да... Да, но пока не будем об этом. Не мешай Огню, и Он всё сделает как должно.

Так, этот бланк готов. Теперь подберём исполнителей...

* * *

575 год

Весна

1 декада

Ургайя

Весна — природное явление обновления и возрождения. Таяние снега и льда, пробивающаяся ещё редкими и слабыми стебельками трава, набухающие и лопающиеся почки, говорливые искрящиеся ручейки вдоль дорог и тротуаров, с треском лопающиеся льдины на реках.

Хрупкая, хрустальная белизна сменяется неряшливым многоцветьем. Смерть зимы и рождение лета. Всё как каждый год, и всё по-новому.

Аргат

К концу зимы прекратились снегопады и снова начались налёты. Правда, уже не с осенней интенсивностью. И боялись их уже меньше. Всё-таки... то ли привыкли, то ли ещё что... Живым надо жить, время не остановишь.

Аргат жил почти по-прежнему довоенному порядку. Даже ни театры, ни вернисажи, ни концерты не прекращались, только слегка — с учётом обстановки — изменив репертуар и экспозицию. А вот эта выставка самая, нет, не интересная, хотя и это тоже очень ново, необычно и свежо, а важная. Для неё лично!

Моорна задумчиво бродила по залу вдоль стен, плотно завешенных фотографиями. Фронтовыми. И не традиционные батальные пейзажи, разгромленная вражеская техника, трупы вражеских солдат, собранные в кучи и разбросанные по земле и снегу трофеи, нет, это тоже было, как и положено, но главным были портреты. Аккуратно подобранные по родам войск. Подписанные полными — личным и семейным, а то и родовым — именами, званием и датой съёмки: доказательством и свидетельством того неоспоримого факта, что вот в это мгновение этот человек был жив. Перед портретами толпились, отыскивая и находя своих, а найдя... Плачущая женщина не отрывается от фотографии молодого, почти мальчишки в танковом шлеме... а вон ещё... а вон, нет, там живой, слышно, как рассказывают, что вчера от него пришло письмо... Фотографии рассортированы и размещены по родам войск, и у флотского заметно меньше зрителей, ну да, из Аргата во флот редко отправляют, а у этого совсем пусто...Моорна старательно и, как она считала, убедительно изобразила, что она просто обходит зал по периметру, и остановилась в свободном месте, чтобы не мешать тем, кто по-настоящему, кто кровно заинтересован в поисках своего родного лица среди портретов, а она так... поглазеть и не больше. На бородатых и лохматых, перемазанных землёй и копотью, занятых самой неприглядной, но на войне настолько необходимой, что даже она понимает, работой. Да, они не воюют, они работают, и потому даже официально они — не воины, а работники. Часть панорамных фотографий она видела ещё в газете. На одной из них они втроём — она, Туал и Арпан — в стоящем на бугре из перемешанной с какими-то обломками земли и явно командующим остальными узнали его. Почти узнали. И теперь Моорна разглядывала портреты, отыскивая среди них. Его.