Книга 1

— Б-бертольд.— неуверенно как-то выдавил из себя Лоренцо.

Маг же сделал несколько шагов назад, в дверной проём:

— Нет, ты не Бертольд... роль его, но персонаж другой...

Вот, оно как вышло. Ходил, бродил да, видно, на одном из перекрёстков не ту дорогу выбрал. И себя позабыл, и место Бертольда занял. Его роль забрал. Вот он тем утром и не проснулся. А Книга теперь меня под себя переписывает.

— Ведь так уже было? — это Воронёнок.

— Нет, так ещё никогда не было. — улыбаюсь я. — Раньше было гораздо страшнее и безнадёжней.

Лицо всё также скрыто тенью, но на нём появилась улыбка — я вижу этот оскал в щите.

— Как я погляжу, твой напарник звёзд с неба не хватал. Не заметил он то, что ты понял практически сразу. — отбрасываю в сторону бесполезный в данном раскладе нож. — Опять же трепаться начал. Убить себя позволил. Эй, Лучиано, он ведь мёртв или как?

Опять пол.

Телепортация. Да, с таким кадром обычному человеку не совладать. Первого Лучиано внезапной атакой достал, тот просто не ждал от старика такой прыти. Второго так не подловить. Плюс что там у этого второго, кроме телепортации? Много чего может быть. И есть, я в этом уверен. При желании этот маг может всю академию с землёй сровнять, а затем до утра по камешку отстроить. Видели мы ему подобных. Только вот Редактора умнее были — сами в сюжет не лазили, поэтому достать их было куда как сложнее.

— Но ведь ты и до них добрался.

— Я до них добрался. — согласился я с Воронёнком. — Я до всех добрался. Добрался и убил.

— Всех убил и тебя убью. — это я уже магу.

Книга, это всего лишь Книга. Жалкое подобие Легенды.

Реальность этого мирка, лишь ложь, застывшая мёртвыми знаками на страницах. Чужая ложь. А будет моя.

— Эй, маг, давай ещё раз. — разминаю плечи, слыша хруст. — Давай, маг!

Ничего не происходит.

Хотя нет, происходит. На лице мага отражается удивление, через мгновение сменяющееся страхом. Этого времени мне хватило, что преодолеть треть расстояния, разделяющего нас. Страх сменяется ужасом. Нелепый взмах руками, меня не остановил. Налетаю на мага, валя его на спину. Ключ раз за разом вгоняю в левую сторону его горла. Маг храпит, булькая разорванным горлом. Он умирает, а на клюве Воронёнка блестит капля крови мага.

Вообще-то Воронёнок весь в крови, так что нет ничего удивительного, что на клюве есть кровь. И я в крови. Разорвать ключом горло — не самый изящный способ избавиться от противника. Вот только именно это пришло мне в голову. Нож-то я выбросил. И чего я его выбросил? Ладно, и так вышло неплохо.

— Эй, Лучиано, так что там с твоим магом? Жив или как?

— Да, жив, он жив.

Это они зря. Оба. Лучиано — потому что мага не убил, а маг — потому что жив остался.

Поднимаю с пола нож. Подбросил раз, другой в руке. Маловат. Ничего, тут меч есть, недалеко.

— Т-т-ты чего это удумал? — вытаращил на меня глаза Лучиано, когда я с мечом подошёл к кокону, в котором заключён первый маг.

— Слушай, Лучиано, знаешь я бесконечно удивлён тем фактом, что такие наивные глупцы, как ты, вообще попадаются. — меч один ударом пробивает тело мага и входит в паркет. — Ой, да ладно, тебе кривиться. Что ты с ним хотел делать? Отшлёпал бы по попке и погнал домой? А он потом вогнал бы тебе в спину нож?.. хотя нет, маги ножи не используют... Знаешь, такие как ты вызывают у меня два чувства: восхищение и неприятие, граничащее с ненавистью.

Лучиано приоткрывает рот, и мне кажется, что он хочет что-то сказать.

— Молчи, Лучиано, я же сказал, что бы ты слушал, а не говорил.— беру тряпку, которой обычно протираю пыль, и начинаю оттирать кровь с рук и одежды.— Понимаешь, нельзя не восхищаться глупцами, которые влезают в то, чего не понимают до конца, ставя на кон свою жизнь. Нельзя не восхищаться их наивным желанием изменить чью-либо жизнь к лучшему. Но в тоже время глупо было бы не задаться вопросом: а кто дал им право определять, что к лучшему, а что, наоборот, к худшему? Не обернётся ли спасённый от смерти бродяга насильником и грабителем или чем-то гораздо более мерзким и смертоносным? Монстром, что утратив своё имя, будет мстить мирку, который забрал единственное, что всегда было с ним? Его имя. Ответь, мне Лучиано, как ты определяешь, что есть хорошо, а что плохо?

Губы старика дрожат. Страх я вижу в его глазах и непонимание. Зря он так на меня смотрит: не заслужил я того, чтобы Лучиано меня боялся.

— Ладно, тебе, Лучиано, сейчас поговорим, может и станет всё на свои места. — сажусь я за стол. — И нечего смотреть на меня так, лучше давай наливай вино, а то я руки ещё от крови не до конца оттёр.

Движения старика слегка замедлены и не совсем точны. Ну, в этом как раз ничего удивительного нет, ведь в данный момент, выкинутый мной фортель, ищет своё место в мироздании. В смысле, мироздание этой Книги пытается подстроить мои действия под свои законы, ну и законы тоже в большей или меньше степени подстраиваются под мои действия. Эти процессы и приводят к некоторым искажениям в восприятии. Но это по сути мелочи жизни, ведь ничего глобального я не нарушил, так что найдётся место и для моих действий.

— По тому, что я только что увидел, могу судить, что и твоя Библиотека, и Библиотека наших дорогих мертвецов, либо реально не ставят себе целью полное и окончательное истребление конкурента, либо просто не знают, как это провернуть. Ну а в виду того, что я не люблю, когда меня пытаются убить, то я позволю себе поделиться с тобой некоторой информацией. Конечно, информация эта изрядно устарела, но, как я надеюсь, позволит тебе и твоей Библиотеке путь не уничтожить конкурента, так хоть сражаться на равных, а то ведь, судя по тому, что я только что увидел, шансов на победу у тебя, Лучиано, не было никаких. И если бы не я, тебя бы уже спеленали и выдернули из этой Книги.

— Но убивать их было не обязательно. — с укором произнёс Лучиано, пододвигая ко мне кружку с вином.

— Знаешь, если в твоей Библиотеке все такие же наивный люди, как ты, то я удивлён тем фактом, что вы ещё не истреблены под корень.

— Это не наивность: мы считаем, что бессмысленно спасать кому-то ни было жизнь, при этом отнимая чужие жизни. Спасать одних, при этом убивая других — это лицемерие.

Расхохотаться что ли в ответ? Ладно, не буду. Нет тут ничего смешного. Да и Семипечатник говорит, считай тоже самое, только другими словами.

Говорит, но убивать не перестаёт.

— Была бы шляпа — снял бы в знак уважения к подобной философии. Но считаю свои долгом заметить, что подобный взгляд на вещи гораздо более эффективен при наличии у его обладателя козырей, способных перебить любую из карт, брошенных на стол. Вот о том, как раздобыть эти самые козыри мы с тобой сейчас и поговорим.

И я говорил. Много говорил, часто теряя нить повествования из-за того, что завязал в незначительных подробностях и бесполезных воспоминаниях. Говорил, объясняя, что при правильном внедрении в Книгу магов, с полной адаптацией их под законы этого мирка, у меня не было бы и шанса убить мага, ведь его магия была бы плоть от плоти этого мирка, а не иллюзией, обретающей реальность за счёт нашей веры в то, что это не иллюзия, а реальная магия. Говорил, как разыскать для себя значительную роль, как затесаться среди сильных этого или какого другого мирка. Говорил о связи имени, роли и самого персонажа и их взаимном влиянии.

Говорил, всё отчётливей ощущая полные страха и ненависти взгляды, которые бросали на меня из теней.

Плохо, что не помню я своего имени. Слишком плохо, ведь, похоже, Книга уже определилась с моей ролью. Простой и понятной ролью. Её ведь можно сыскать почти в любом мирке. Отступник, Уничтожитель, Пожиратель, Неназываемый, Безымянный — да мало ли как в этом мирке называет эта роль? Монстр столь ужасный, что имя его и дела его было решено стереть из истории. Отличная роль. Под меня писана. Я ведь и не против был бы её отыграть, но не в этот раз. Уж как-нибудь без меня.

Похлопал старика на прощание по плечу и, оставив на столе три пустых бутыли (первую притащил Лучиано, ещё вторую принесли мне сегодня с едой, третья же уже давно пылилась у меня в каморке), пошагал я к картине. Не нравилась она мне. Всегда не нравилась, только раньше ничего поделать я не мог. Не мог ничего изменить в реальности воинов, искалеченных неведомым монстром, коего художник не стал изображать на полотне. Это и понятно — так страшнее. Мы видим лишь воинов с оторванными конечностями или вообще разорванных на несколько кусков. В проломленных доспехах. Тщетно пытающихся зажать рану на разорванном горле. С открытыми в беззвучном крики ртами. У одного даже можно заметить слёзы текущие по щекам. У этого воина нет руки и не хватает левой части доспеха, чуть выше пояса, этого доспеха нет вместе с плотью, который тот должен был уберечь. Рядом с воином голова молодого паренька.

— Ты уж пригляди, что б эти чего не выкинули.— косясь на тени говорю я Воронёнку.

Без пригляда тут никак — не факт, что сюжетная линия зачахнет и сойдёт на нет после моего ухода, а продолжения её никак нельзя допустить. Никак нельзя.

Карканье и хлопанье служат ответом мне.

Ворон, чьи крылья сотканы из самых тёмных ночей этого мирка, кружит где-то в небе над академией.

Он приглядит. Он умный малый, не зря же я ним столько времени общался.

— Ну что, дорогой Винчи, поглядим, что за монстра ты припас для меня...

— Ну и кто-нибудь соизволит мне помочь? — почёсывая затылок, поинтересовался Семипечатник.

— Я ранеными занимаюсь, — развёл руками Проповедник, — так что на меня можешь и не смотреть.

Сатана тот вообще, игнорируя окружающую реальность, опустился на камни и готовился читать какую-то книжку.

— Похоже, как обычно лишь один я могу протянуть тебе руку помощи. — довольно ухмыльнулся Командующий, доставая из кобуры пистолет.

Заявление товарища особой радости у Семипечатника не вызвало. Оно, в принципе, и понятно было: из всей компании Командующий меньше всего походил на помощника.

— Рассчитываю на тебя. — без энтузиазма махнул рукой Семипечатник, поворачиваясь спиной к Командующему и лицом к монстру.

Первый выстрел не заставил себя долго ждать.

Керамическая пуля, пробив лёгкое и сердце, выпорхнула из груди Семипечатника.

— Премногоблагодарен. — не оборачиваясь, произнёс Семипечатник.

— Всегда можешь на меня рассчитывать. — ухмыльнулся Командующий, пряча пистолет обратно в кобуру.

На предохранитель не поставил, да и пуля в стволе осталась, так на всякий случай. Понимал, конечно, он, что у Семипечатника никакого 'всякого случая' при подобном раскладе возникнуть не могло, но говорят ведь, что бережённого Бог бережёт.

Улыбался Семипечатник, сжимая руку на рукояти несуществующего клинка. Улыбался, вытаскивая за ту самую рукоять из кровавого пятна на груди своей, мяснический тесак с полуметровым лезвием. Когда убивал, он практически всегда улыбался.

Шаг. Семипечатник уменьшается в росте, но это только иллюзия, ведь он всего лишь сгибает ноги в коленях и сильно наклоняется вперёд; наклоняется так сильно, что от падения его спасает лишь второй шаг. Третий шаг и он уже несётся на встречу монстру.

— Пол-локтя выше солнечного сплетения — критическая точка. — подал голос Сатана.

Уходя от удара когтистой лапы, проскальзывает Семипечатник между ног противника и, совершив разворот, метает своё оружие в спину чудовища.

— Ну я так и думал. — почесав кончик носа, ответил Семипечатник.

Монстр уже был убит тесаком, поразившим его критическую точку, когда от его тела начали отделяться рука и нога. Их Семипечатник отрубил ему между делом.

— Но всё равно спасибо. — чуть позже добавил Семипечатник.

Командующий извлёк из ствола патрон и поставил пистолет на предохранитель.

— Как там дела у потерпевших? — играясь с извлечённым патроном, поинтересовался он у Проповедника.

— Чувствуется сильный недостаток в запчастях. — был ответ. — Отсутствие конечностей некритично, но вот сердце, кишечник, селезёнка, печень две штуки, лёгкие, некоторые органы в столько плачевном состоянии, что мне их не восстановить...— подумав немного, Проповедник, всё же добавил,— ну не восстановить в том смысле, чтобы их носитель остался человеком.

-Сатана, у тебя есть сердце? — оборвал своего товарища Командующий.

— А ты не ухмыляйся, — ответил ему Сатана, — вместе на запчасти пойдём.

-Надо будет и мне как-нибудь собрать свои запчасти.— извлекая из мёртвой туши тесак, проговорил Семипечатник.

— А может лучше Семипечатника? Вон он какой здоровый, не то что я? — с надеждой спросил Командующий.

— Буду собирать монстра какого, Семипечатник может и понадобится,— не отрываясь от дела, ответил Проповедник,— а пока тебя с Сатаной мне хватит.

-Нет, ну как это не может меня не порадовать?— толи в шутку, толи всерьёз погрустнев, пробормотал Командующий.

Ранним утром у ворот академии остановились двое. Женщина средних лет, но ещё довольно симпатичная, если, конечно, не обращать внимания на то, что её левая рука висела безжизненной плетью вдоль тела. Следователь Охранки Миллисандра Мун. Рядом с ней была девушка, представившаяся Джейн Доу. Встреча этих двух особ была на столько случайной, что Миллисандра заподозрила вмешательство высших сил, в существования которых верила лишь тогда, когда верить особо было не во что, а очень хотелось.

— Как ты тогда, когда впервые услышала о моём задании, сказала, — обратилась к своей попутчице следователь, — если это паршивец где-то неподалёку, то уж точно будет крутиться рядом с картиной. Так?

— Так. Он каким-то непостижимым образом умудряется найти неприятности в любом месте, в которое попадает. — кивнула та.

— Хотела бы я поглядеть на того парня.

— И я бы хотела на него поглядеть. — неслышно пробормотала себе под нос представившаяся как Джейн Доу. — А то сдаётся мне с момента нашего расставания, поглупел он изрядно.

Раст. Год 253 после Падения Небес.

Ржавое небо потолка над головой сияет множеством звёзд.

Крышу, похоже, изрешетило каким-то осколочным снарядом, оттого и столько отверстий в ней.

Раст.

Планета, когда-то населённая возлюбленными детьми Истинного Творца. Теперь же — царство ржавчины.

Где-то на её просторах тот я, который был до меня, отыскал причину рождения мира Легенды. Отыскал и спрятал, как мог спрятать лишь безумец.

И вот теперь те я, которыми я никогда не стану, спрятали то Поле, через которое прошёл шов, соединивший два Мира в один, меня тоже спрятали, чтобы никто, значит, мне не мешал отдыхать. Не только обо мне беспокоились, конечно, и о себе тоже.

В связи со всем этим вопрос:

— И чего это я очнулся?

Хорошо же время проводил.

Спал, сон видел. Хоть и не упомнить о чём, но хороший. После плохих так легко не просыпаются.

Наверное, о доме.

О родных...

О горячем куске хлеба, на который я мажу масло.

Наверное... не помню.

Ничего другого мне не могло сниться. Не было у меня больше ничего хорошего. Не было и после всего случившегося со мной вряд ли будет.