Я у мамы инженер

В самый напряженный момент, когда я, уперев моцик колесом в стену, кряхтя и завывая от натуги, ставил его на попа, в подъезд опять высыпали скучающие домобабки. С одной стороны, я их понимал — одиноким бабкам было скучно. А тут им бесплатный цирк и кипишь. Самсон, сука, раздирает пасть льва в прямом эфире.

Ниче, бабоньки, потерпите. Через пару дней вас всем кагалом в шоу на первом канале пригласят — там будете рассказыватькак сразу догадались что я террорист-надомник.

Не знающие пока о своем блестящем медийном будущем бабки стали грозить что найдут на меня укорот — напишут в городскую управу, Собянину[1] , и лично президенту Вове с участковым. Я хитро посмеивался — так как жопой чуял, что письма старушек — самая меньшая из моих неприятностей, попутно обратив вниманиенато, что я совсем не боюсь визита ФСБ.

Мне просто совершенно нечего терять.

Конечно, здравый смысл подсказывал мне что после пары часов в камере, я, несомненно, передумаю и начну ценить свободу, но если судить объективно, то чем жизнь в колонии хуже чем моя нынешняя? И в СИЗО люди живут и в ус не дуют. Пюрешку на обед с подливой кушают. Перспектива попасть в лапы к деятелям из соседнего мира и умереть от голода под дождем в круглой клетке пугала значительно больше.

Да нет — никто меня голодом не уморит, сказал я себе в попытке успокоиться. Меня до смерти запытают, пытаясь узнать откуда у меня портал. Почему до смерти? Да потому, что никто не поверит в рассказанную мной историю — я и сам в неё верю только потому что попал вовнутрь.

Закатив мотоцикл в квартиру, я обессиленно упал на диван, потом, кряхтя и жалуясь, поднялся и поплелся за планшетом, чтобы заказать внедорожные шины. В камере отоспишься, сказал я самому себе. Или в висящей клетке — ответило мне мое подсознание.

От тягостных размышлений меня оторвал грохот на кухне. Вздохнув, я поперся выкидывать в подъезд очередного сракопаука, но нет — лоток, в котором рос высаженный на подоконнике лук, на этот раз уронил кот.

— Ты что натворил, паразит ты пушистый?

— Это не я.

— А кто, блять? В квартире никого, кроме тебя, не было.

— Ты ничего не докажешь.

— А мне ничего доказывать не надо. Вы не на брифинге, господин Президент, — сказал я коту, и взяв веник, начал подметать рассыпавшуюся землю.

Беляш смотрел на веник со смесью ужаса и ненависти. Веник Беляш не любил. Веником Беляшу перепадало. Закончив убирать, я убрал веник обратно в шкаф, усыпив тем самым бдительность кота. После чего легко подхватил котика, взяв его на ручки.

— Это мы куда? — с деланным удивлением поинтересовался Беляш.

— В ванную. Лапки мыть, — ответил я, включая воду.

— Право, Мамочка, я не очень-то и запачкался, — осторожно заметил кот. Если веник кот просто не любил, то ванны боялся до судорог.

— Знаю, Беляшик. Ничего личного, это просто сеанс обучения хорошим манерам методом полного погружения.

— А я знаю, где ты живешь, Мамочка, — вкрадчиво продолжил кот. — Знаю, где стоит твоя обувь.

— И что с ней случится? — нейтральным тоном спросил я, трогая воду пальцем.

— Ничего, — с жаром ответил кот, — совершенно ничего. Если, конечно, ты сейчас от меня отстанешь.

Вздохнув, я поставил кота обратно на пол — мне не хотелось отравлять последние дни мелочной ссорой. Освобожденный кот стрелой метнулся на шифоньер — осторожности ему было не занимать. Я же не стал возвращаться на диван, а,достав из холодильника энергетик, принялся вытаскивать велосипед — следующей по списку шла зуда, за которой нужно было ехать.

История этого девайса служит живой иллюстрацией принципа «По плохому ТЗ выходит ХЗ». Несколько лет назад к моему другу, крупному (во всех смыслах) инженеру-электронщику Вандеру обратились коммерсанты с просьбой, так сказать, отключить сотовую связь на их объекте. Зачем это им было нужно — история умалчивает. Может на экзаменах сигнал забивать, чтобы абитуриенты по телефону не консультировались, может сигнализацию глушить, чтобы машины воровать, может чтобы взятки брать, не опасаясь подслушки.

Неизвестно.

Зато известно что представитель заказчика, общаясь с Вандером, написал, заказывая прибор: (цитирую дословно) «Сделай чтоб сотовые не работали». Внимательный читатель уже, наверное, понял, в чем заключалась ошибка заказчика.

А Вандер нет.

Вандер собрал зуду.

При первом запуске, который, хвала богам, состоялся за городом, зуда показала себя во всей красе. Не буду томить читателя хождением около и вокруг, сразу скажу результат.

Сотовые, попавшие в радиус поражения зудой не работали. Ни при включенной зуде, ни при выключенной. Вообще больше никогда. Зуда их окирпичила, расплавив тонкое электронное нутро. Также перестали работать и другие электронные девайсы — умные часы, фитнес-браслеты, электронные книги, плееры и автомобили собравшихся на демонстрацию заказчиков.

Зуда работала хорошо. Даже слишком хорошо. Люди, находившиеся вблизи от работающей зуды, чувствовали легкое беспокойство, постепенно переходящее в панику. Около зуды дохли мухи. Птицы теряли ориентацию и бились о стекла. Кошки в панике бежали прочь. Охраняющие соседний склад псы, лишенные возможности сбежать так как сидели на цепях, обреченно выли. С неба, треща лопастями,свалился запускаемый на соседнем участке игрушечный вертолетик. На молниеотводе трубы стоящей неподалеку котельной вспыхнули огни святого Эльма.

И посреди всего этого апокалипсиса непоколебимым и невозмутимым утесом возвышался на редкость довольный собой Вандер. С его точки зрения — всё работало хорошо. На тот момент он еще не понимал последствий.

Которые оказались, мягко говоря, печальными. Помимо телефонов, электронной начинки автомобилей, проводки и компьютеров в соседних зданиях, трансформаторной подстанции, нескольких вышек сотовой связи, и, возможно, пролетавшего в это время над Москвой неудачливого американского спутника, зуда сожгла механические часы стоимостью в пару квартир в МСК одного любопытного толстосума, который притащился на встречу за компанию.

Думаю, что это Вандера и спасло. Всплыл бы он потом в Москва-реке через пару недель, как и все утопленники, но дело получило слишком большую огласку в узких кругах, так что Вандера, после демонстрации, даже подбросили до метро. Вместе с остывшей и ставшей безопасной зудой. Чтобы не получилось как с головой Гонгадзе, если вы понимаете о чем я.

Весь ужас содеянного дошел до Вандер позже. Когда я и Анархист, ну, в смысле, еще один тип, с которым мы сотрудничаем, наперебой начали рассказывать Вандеру о том как люди, задолжав меньшие суммы, добровольно и с песнями продавали квартиры и почки. Или наоборот, не продавали и их вытаявшие из-под снега трупы находили весной собирающие подснежники дети.

— Ты вообще головой думал, когда паял? — возмущался я. А если бы тебе смерть-лампу заказали, ты бы и её собрал из трех старых телевизоров и кофемолки?

— А что, схема есть? — оживился Вандер. Я закрыл лицо рукой, показывая всем своим видом что этого горбатого исправит только могила.

Зуда был промыта, высушена, и законсервирована до лучших времен на вандеровских антресолях, среди других не особо удачных поделок Вандера: электроудочки, от которой передохла вся живность в озере, ультразвукового отпугивателя грызунов, от визга которого выпадали пломбы из зубов, и робота-бармена, который — что было неожиданно— выполнял то, что от него требуется — мешал коктейли.

В опалу робот попал так как случайно напоил детишек на Гик Пикнике кофе гляссе с коньяком. И хотя произошедшее было чисто случайной случайностью — дети попросили у робота коктейль с мороженым, а единственный известный роботу рецепт помимо мороженого содержал кофе и коньяк… И хотя при этом никто не пострадал, а дети даже были рады…С пикника Вандера попросили. (Робобармена охранники выкинули вслед за творцом через забор). Так Вандер попал в черный список, а робобармен на антресоль.

Самое забавное что число заказов после каждого эпичного фейла у Вандера только увеличивалось. Дурная слава лучше чем никакой. Заказчики по мере сил и возможностей строго оговаривали требуемую спецификацию, и получали устройство, в точности выполняющее написанное в ТЗ.

На мелочи, вроде случая когда робот для прочистки канализации, заблудившись в ответвлениях, начал в соответствии с алгоритмом искать выход на поверхность и нашел его в стоке женского отделения бани, я даже упоминать не буду. В том, что женщины решили голыми с визгом побегать по улице, вины робота нет. А воришка, попытавшийся вскрыть машину с противоугонной системой Вандера, и до этого происшествия заикался.

Так что когда я увидел фашиствующих дронов, я сразу впомнил о зуде. Подумал — вот, вот задача прямо для неё. Осталось только выпросить её у Вандера, да так, чтобы не подвести беднягу под монастырь. В смысле не навести на него ФСБ. Конечно, наши лыцари плаща и геленвагена прошерстят мои контакты, но, уверен, без особого энтузиазма.

Не те это люди, чтобы на работе забесплатно гореть.

Таким образом, обычных предосторожностей должно было хватить. Поэтому я, не откладывая дела в долгий ящик, на велосипеде (чтобы не было данных об использовании проездного) поехал к Вандеру. Благо тот живет не особо далеко. Доехав до его дома, я не сунулся в утыканный камерами подъезд, а обойдя дом с тыла, просто и без затей кинул ему в окно камешком.

Минут через пять мой коллега, кряхтя и отдуваясь вышел во двор. Кряхтел он потому, что эта прогулка, как я понимаю, скорее всего— первый выход Вандера на улицу за неделю. А может быть и за месяц.

Дело в том, что Вандер был крупным инженером-электронщиком. Настолько крупным — что одежду ему шили на заказ. Настолько крупным, что мог спокойно загорать на общественном пляже без плавок — все нужное было укрыто за огромным, свисающим животом. Настолько крупным, что для того чтобы принять ванну, ему было достаточно всего одного ведра воды — все остальное пространство в ванне занимала его туша.

Грубовато? Увы, тонко пошутить про толстых не получится.

В общем — у Вандера было ожирение. Третьей степени. Передвигался Вандер с трудом, беднягу не держали ноги. Подгибались колени. В своё время, сразу после знакомства, когда Вандер еще выходил в люди а я наивно полагал что правильно подобранными логичными аргументами можно убедить человека не разрушать своё тело, у нас были жаркие споры, которые кончились ничем.

— Мне не в кого худым быть, — отругивался Вандер, — У меня мама была толстая, бабушка была толстая и я вот, тоже немного упитан.

— А мои мама и бабушка тоже не худые, знаешь ли, — парировал я, — У меня тоже плохая генетика. Такаяже как у тебя склонность к ожирению, я имею в виду. Вот только я — правильно питаюсь и хожу в тренажерку.

— У меня нет денег, чтоб правильно питаться.

— Правильно питаться дешевле, чем неправильно. Я ем тоже, что и ты — только на полведра меньше.

В общем, в тот день мы поругались. И на следующий день тоже. И через день. А потом до меня дошло, что не всё в этом мире можно починить при помощи отвертки, изоленты и разумных доводов. Быть жирным, со всеми вытекающими отсюда последствиями — одышкой, перспективой одиночного заточения в квартире, неизбежной ранней смертью и невозможностью видеть свой член иначе чем в зеркало — личный и осознанный выбор свободного человека. И я либо принимаю Вандера таким, какой он есть — со всеми его лишними килограммами, либо иду лесом.

И я смирился, купив Вандеру в знак примирения ведро куриных крыльев. Это было началом прекрасной дружбы. Мы работали вместе, не без ссор, конечно — мы ведь живые люди. Но в основном дружили. Вот и сейчас, наблюдая как толстый, неуклюжий Вандер, вцепившись мертвой хваткой в перила, нащупывает невидимую из-за пуза ступеньку ногой, я испытал неожиданный прилив нежности.

Вандер хороший друг.

— Довыпендривался? Нам хана? — спросил он, доковыляв до качелек, сходу разгадав суть моего противолодочного маневра.

— А ты догадливый. Только не нам. А мне.

— Уф…— не скрывая радости выдохнул Вандер, махнув рукой, — это ерунда. Я то уж думал что-то страшное случилось.

— ??? — Только и смог выговорить я.

— А от тебя не убудет, — пояснил свою позицию Вандер. — С тобой постоянно какая-то ботва случается.

— В смысле? — выдавил я.

— Ну, вспомни, Алешенька, — Вандер отошел, и, шумно выдохнув, сел на скамейку. Помнишь ты на выпускном отбил подружку у сына военкома? Было такое?

— И что? — сделав личико кирпичом парировал я. — Это как шавермой отравиться. С каждым может случиться.

— Конечно ничего, Алешенька, — продолжил Вандер. — В результате тебя, тихого книжного мальчика, в Чечню служить отправили.

— Но обошлось же в итоге. Я выжил.

— Кончено выжил. 127 человек погибло когда МИ-26 на взлете взорвался, а ты выжил.

— Я, между прочим, сухожилие на ноге повредил. Когда выпрыгивал. До сих пор под вечер хромать начинаю.

— … и именно поэтому ты не бросился прочь от горящего вертолета по минному полю, как остальные погибшие, — продолжил Вандер, — а смиренно лежал, дожидаясь саперов.

— Там не только я выжил.

— Конечно-конечно, — согласился Вандер, — и сколько ты потом еще служил?

— Ну год где-то, — огрызнулся я. Вспоминать год, проведенный в окопах под непрекращающимся дождем, было не особенно приятно.

— И тебя там не то что не ранило, но даже не поцарапало пулей.

— Не тяни резину, сразу скажи — куда клонишь, — возмущенно сказал я, — тысячи призывников в Чечне воевали. Многие выжили. Моя судьба не уникальна.

— Ты выжил при двух авиакатастрофах, теракте, пожаре, землетрясении, службе в армии, ударе молнии, конфликте с бандитами. Тебя брали в плен, в заложники, пытались принести в жертву, сбивали на дороге автомобилем, скидывали с моста и с поезда. Сажали в тюрьму, на гауптвахту, в СИЗО, в зиндан и в карцер. Ты заблудился в пещерах Нового Афона. Я ничего не упустил?

— Нападение сексуального маньяка в детстве и падение с воздушного шара, — вздохнул я.

Список был почти полон, если не считать всякие мелочи, вроде массовой драки в гей клубе, куда я на спор зашел в костюме Д’Артаньяна, чем вызвал нешуточное бурление говн.Кончившееся сначала дракой против пятидесяти завсегдатаев, а потом забегом через половину города. Выжил я тогда только потому что на каблуках и драться и бегать неудобно.

— Ты собрал коллекцию неприятностей большую чем у других десяти человек, взятых наугад — подытожил Вандер, — и из всех происшествий выходил без особых последствий.