Всемогущие.
Да. Кто-то. Где-то. Пускай не он сам, и не Камориль Тар-Йер — но где-то ж может быть такой волшебник, чтоб был такой же силы, как Потерянный бог?..
Ромка потер пластырь. Ну, хоть обошлось без фигурных шрамов.
Снимать — не снимать... интересно, а будет ли видно нити тех трех мужчин в комнате, что этажом ниже? И как разделить все эти слои энергий, и что как правильно называется? И... и все это призрачное, полупрозрачное великолепие, похожее на внутреннее солнце каждого, подернутое рябью, горящее или тлеющее, сияющее или тусклое — что же это на самом деле? Правда ли — та самая "душа"? Долго смотреть — убиться можно, слишком... странно. Завораживающе. Кружит голову, наскоками плывет, а то и исчезает враз... Как с этим быть? Может, со временем пройдет? Столько вопросов, и ни одного ответа. Чудаковатый некромант знаком с предметом поверхностно, сконцентрирован на своей профессии и специализации. Что уж говорить о Зубоскале, Мйаре Вирамайна. Но в том знаковом письме дед сказал, что Мйар поможет, и пока что причин усомниться в его словах Ромка не видел, тем более что страшных снов не случалось вот уже третью ночь подряд.
Ромка искоса глянул на большую круглую прорезь чердачного окна. Там, верно, и уместиться можно легко, стена-то толстая, форма как раз соответствует изгибу спины, и от пола расстояние с голень. Можно сидеть и книжки читать... или на дождь пялиться осенью.
Его мысли прервал скрип винтовой лестницы.
— Пойдем вниз, — махнул рукой Мйар. — Кстати, тебе же Камориль мобильник-то отдал, который мне покупал? Он говорит, что простейший взял, чтобы я не путался, ну а, раз такое дело, тебя мама-то наверняка не похвалит за утрату старого...
Ромка улыбнулся: его прошлый телефон был невероятно устаревшим. Черно-белый, кнопочный, он успел за жизнь знатно исцарапаться и обтереться.
— Отдал, — кивнул он и вернул книгу на стеллаж. — А что, едем ко мне?
— Ага, — Мйар растянул края цветастых шорт, как юбку, — будешь представлять маме трех пришибленных мужиков! Даже не знаю, стоит ли, на самом деле...
— Да ее дома не будет, скорее всего, — задумчиво ответил мальчик. — А если будет... Ну, скажу, что вы... э-э... женихи сестры?
— О, у тебя сестра есть?
Мйара очевидно обрадовала перспектива.
Ромка кивнул.
— Симпатичная? — спрашивал Зубоскал уже по пути вниз.
— Ну, такая... — протянул Ромка. Замолк. С минуту подбирал эпитет к Алечке, пока наконец не определился: — Она разная... раньше лучше была, потом поменялась, сейчас вот обратно куда-то меняется, чем-то новым увлеклась...
Ромка скосил взгляд на Зубоскала: тот был румян и чем-то доволен. В нем тоже чувствовалась перемена, если не случившаяся, то намечающаяся. По крайней мере, между этим Мйаром и тем, которого Ромка видел при первой встрече в подвале четырнадцатого дома, разница была ощутима.
Эль-Марко Кападастер предстал перед ними в широких пятнистых штанах, полосатой матроске, приталенном болотного цвета пиджаке и в невысоком черном цилиндре.
— Думаешь произвести впечатление на даму? — подмигнул Мйар.
— Мы с тобой просто давно не виделись. Я сейчас всегда так хожу, — заявил Кападастер. — Давайте торопиться. Скоро электричка отходит?
— Через восемь минут, — выплыл из-за перегородки с комнатными растениями Камориль. — Все все забыли, ничего не взяли?
Выходя следом за Мйаром из дома, Ромка грустно проводил взглядом хромированный байк Кападастера.
— Вот это... вещь, — восхитился он чуть погодя.
— Что, покататься хочешь? — спросил Мйар. — Я думаю, как будет время, Эль-Марко тебя покатает, если захочешь.
— Правда? — встрепенулся Ромка.
— Ну да. Зуб даю — не откажет. Он, вообще-то, добрый.
Расправившись с дверным замком и воротами, Эль-Марко догнал успевшую было скрыться за поворотом компанию.
Теперь они шли по красной черепичной крошке, устилающей тропинку, вверх, к искусственной насыпи железнодорожной полосы. Резкое полуденное солнце давало плотные тени. Начинало припекать, и, как это всегда бывает в таких местах, время засахарилось, как сироп, практически замерло. Дорога пылила, над городком внизу реяли чайки. Женщины с авоськами и неформального вида девочки оккупировали единственную на станции лавочку. Ромка вздохнул и приготовился ждать.
А ведь его одноклассникам, возможно, прямо сейчас, дают новый материал по геометрии...
— О да, да! Пахлава — это именно то, что нужно моему милейшему другу!
Ромка вздрогнул и обернулся: Камориль протягивал деньги одной из старушек на лавочке. Некромант возвращался, играя бровями:
— Мйарчик, а смотри, что у меня есть!
Лицо Мйара не выражало никаких эмоций, но на нем предательски дергался левый глаз.
— А, фиг с тобой, давай ее сюда! — не выдержал Мйар и алчно вгрызся в хрустящее слоеное тесто, обильно пропитанное медом и посыпанное корицей.
Эль-Марко шлепнул себя по лбу и пробормотал какое-то ругательство, а Ромка хихикнул в ладошку.
Как того и следовало ожидать, вскоре развалившиеся в электричке на свободных сидениях Мйар и Камориль причитали в два голоса, что невообразимо страдают и зверски хотят пить. Камориль устал от этого первым, встал и пошел курить в тамбур.
Странно, что никто из троицы не смотрелся в электричке слишком уж чужеродно: ни Эль-Марко в цилиндре и полосатой фуфайке; ни Мйар в цветастых широких шортах, ни эпатажный Камориль в черном и узком, а местами и слишком блестящем. Наверное, — думалось Ромке, — это от того, что они все тут выросли, где-то здесь. Или хотя бы в этой стране. А может и вовсе, — друзья детства, когда-то почти одинаковые, одетые в истертую и мятую мальчишескую одежку, подстриженные под ежик, катались они в этой электричке из дома Эль-Марко в город и обратно... разве что Камориль, например, всегда был ниже и худощавей ширококостного Мйара, рослого не по годам, и, наверное, зачастую ломал то руку, то ключицу, оттого и стал учить язык костей, а потом и в некромантию подался...
— Смотри, отклеился, — незаметно вернувшийся Камориль провел пальцем по лбу Ромки, приклеивая лепесток пластыря на место. — А ты все ворон считаешь, зверек?
Ромка вздрогнул: прикосновение было холодным.
— Ой, не заметил... он отклеился, а изменений как-то и не было никаких... все как всегда. Может, прошло все?
Камориль вздернул бровь:
— Да ну...
— Смотри! — вскрикнул Мйар, указывая куда-то в окно. Эль-Марко приник к стеклу со своей стороны, а Камориль вытянул шею. — Это же тот самый горный монастырь! Крыло левое обрушилось!
— Тысяча дохлых кошек, а мы же там лазили! — произнес Эль-Марко.
— Так давно это было, — Мйар сел спокойнее, все еще смотря в окно.
Мимо проносилась скала с выдолбленными в ней окошками, пещерами, лестницами и переходами. Некоторые окошки были застеклены грубыми витражами, а на самых нижних дверях висели замки. Обрушившееся место электричка давно проехала.
— Я там череп козла нашел, — медленно и почему-то немного смущенно поведал Камориль. — Хотя память и правда очень... какая-то... кусками.
— Долго нам еще? — спросил Ромка. Сам он в эту часть пригорода ни разу не ездил. Тем более, в электричке.
— Минут двадцать, — сказал Камориль, — скоро уже.
Оставшиеся двадцать минут Эль-Марко рассказывал о делах на винограднике отца его бывшей девушки, который стал его хорошим другом. Ромка не слушал и думал о своем.
Вероятность того, что на людном вокзале его встретит кто-либо из знакомых, была низкой, но все же была. Он старался идти чуть поодаль от странной троицы мужчин, и даже место в автобусе выбрал с краю.
Волшебство — это хорошо. Но... есть еще кое-что. Ромке не давал покоя следующий вопрос: какой смысл, в самом деле, некроманту заботиться о делах Мйара и его, Ромкиных? Не то, чтобы Камориль ему не нравился. Просто немного обескураживала готовность Камориль и Эль-Марко Кападастера ввязываться в проблемы Зубоскала. Ромка считал себя проблемой именно Мйара и не думал спрашивать помощи ни у кого, кроме него. Может, некромант и Эль-Марко так развлекаются. А может, они чем-то обязаны Мйару. Хотя на обязанность их поведение не похоже было: это или удивительной крепости и наваристости дружба, или Ромка совсем ничего не смыслит в отношениях между людьми. Хотелось бы, конечно, верить, что все так и есть. В душе Ромка радовался, что познакомился с этими особенными людьми, — даже без всякой магии. А Эль-Марко ведь наверняка так же не прост, как и Мйар, и Камориль. Но с другой, изнаночной стороны Ромку терзала мысль о "синдроме утенка", и он еще не мог точно охарактеризовать свои чувства по этому поводу. Люди, конечно, не книги и не кинофильмы, но если мужчинами руководит тот самый, недостойный вид привязанности — когда ты любишь кого-то не за то, кем он является, а потому, что это просто первый попавшийся человек, проявивший к тебе симпатию, — то как же их уважать при этом?..
— Нам налево, — указал мальчик, когда они зашли во двор его дома. Подошел к двери, быстро набрал код замка. — Пойдемте, нам на седьмой этаж, на лифте поедем?
— Мы на лифте, Мйар пешком, — Камориль закатил рукав, подкручивая что-то на часах.
— Почему это? — возмутился Мйар.
— Потому, что твоя тушка должна вспомнить, каково ее предназначение, — сказал некромант, заходя в лифт и нажимая кнопку. В закрывающихся створках мелькнула недовольная физиономия Зубоскала:
— Даю вам фору в шесть секунд! — бросил он.
Ромке стало немного стыдно за то, что одежда Камориль может соприкоснуться с грязными стенками лифта. Иррациональное чувство. Он отогнал его, уставившись на металлические двери. Механизм неторопливо отсчитал семь этажей, и створки разошлись.
— Я еще в прекрасной форме, — вздернул брови 'скучающий' у перил Мйар.
— Ты обогнал нас на пятом этаже, а это весьма посредственно, — ткнул его ногтем в плечо некромант, — и ты сытый, выспавшийся и довольный! Это никуда не годится!
— Да я только отрегенил половину массы, ты чего!
— Не половину, а даже пятой части там не было, не я ли тебя из катера вытаскивал?
— Тихо вы! — шикнул Ромка. — Кажется, там, дома, кто-то есть. Или ма, или сестра.
— Позвоним? — предположил Эль-Марко.
— Нет, у меня свой ключ.
— Так, — произнес Мйар, подходя ближе, — пускай Эль-Марко и Камориль займутся дверью, а мы с тобой пойдем знакомиться с твоими родственниками.
— Хо-хорошо, — запнувшись, согласился Ромка.
Я был небезосновательно горд собой: во-первых, я вовремя вспомнил о том, что Камориль грозился зачаровать входную дверь от всяких бед, а во-вторых, не менее вовремя сообразил, каким образом Эль-Марко зажимает струны души Камориль. Ромка вставлял ключ в замок, а Эль-Марко подходил к опершемуся о стенку Камориль. Мальчик провернул ключ, а Эль-Марко облокотился рукой о стену, встречая взгляд медовых глаз Камориль. Замок щелкнул, и мальчик вошел в дверь. Я отвел взгляд и шагнул следом за ним.
По правде говоря, мысль представиться маме Романа парнем его сестры мне не очень нравилась. Ушей моих, конечно, сейчас не видно, но разговаривать мне много все же не стоит — клыки, как-никак, имеют место быть. Я наклонился к Ромке и тихо спросил:
— А мать в курсе твоих особенных способностей, или как?
— Нет, — ответил Ромка через плечо, — кажется, я уже говорил...
Из кухни донесся женский голос: 'Ром, ты?'
Мальчик снял кроссовки, поставил их ровненько рядом с другой обувью и молча пошел на кухню. Я пожал плечами и, разувшись, осторожно заглянул в ближайшую комнату, стараясь не вникать в тихую беседу на кухне. Иногда я просто ненавижу свой острый слух: безэмоциональные жесткие упреки чужой матери задевали меня, как будто кто-то очень для меня важный оскорблял меня лично.
Комната, куда я вошел, была, судя по всему, комнатой Ромы и его сестры. Внутри было светло, опрятно и на удивление чисто. Я прикрыл дверь и занялся разглядыванием мелочевки на полках. Вот совместная фотография: Ромка, помельче года на два, худощавая нескладная девочка и женщина с вьющимися осветленными волосами. Семейный портрет, вестимо.
Вообще, я заметил, что мальчик у нас довольно-таки интровертный. Замкнутый, другими словами. Он достаточно развязно вел себя тогда с Камориль и на пляже; смело, без единой жалобы пережил побывку у веселых гостеприимных химер; вставлял свои пять копеек в разговоры, однако... этот взгляд миндалевидных темных очей, уходящий все время вбок, и сама манера держаться... У него большими буквами на лбу написано: 'я себе на уме'.
Я сел на диван. Итак, наша первоочередная задача — глянуть, что там ему написал дед. А так же, нужно просмотреть фото, на которых, якобы, мелькаю я. Вообще я стараюсь не попадать под дуло фотоаппарата, ну, в смысле, под объектив. Для меня это одно и то же, учитывая, сколько я живу. Это Камориль все равно, потому что он без башни, а мне так нельзя, нет. Пускай меня лучше забудут, чем поймут, что что-то со мной не так, очень не так.
Дверь приоткрылась, и в нее, как бы внезапно это ни было, вошла женщина в домашнем халате. Та, с фотографии. Улыбалась она достаточно мягко, однако, полагаю, очки на ней не просто так, и что-то как-то очень уж несет от нее мелом и казенным домом, как выразилась бы карточная гадалка.
— Здравствуйте, так вы из музыкальной школы? — спросила она.
Бурю моих эмоций по поводу вопроса описать кратко — сложно, почти невозможно. Я и радовался, что Ромка придумал такое веселое вранье, что я даже подыграю влегкую, и сетовал, что мне придется-таки разговаривать с этой дамочкой. Я решил говорить мало и, по возможности, не открывая рта, как чревовещатели. Вот же полудурком я буду выглядеть, наверное...
— День добрый, — пробормотал я. — М-м... мы из хора.
— Мы? — вздернула брови женщина, присаживаясь на стул у стенки.
Тут в комнату вошел Ромка:
— Да, ма, там еще двое.
Когда мальчик подошел ближе ко мне, я прошелестел:
— Бери и пошли!..
Мне было неуютно в этом человеческом жилище. Стыдно, в моем-то возрасте!
— Может, вам чаю сделать, да вы мне расскажете, как у Ромы дела? — предложила мать Романа. — Кстати, меня Светлана Сергеевна зовут, а вас как?
— А его Геннадий Петрович, — вмешался Ромка, шелестя чем-то в шкафу.
Я кивнул, чуток скривившись от имени.
— Рома у меня как-то никогда особым слухом не отличался, я удивлена, что им интересуются из музыкальной школы. Он, конечно, ярко-выраженный гуманитарий, но...
Судя по всему, мальчонка смекнул, что я сейчас начну на стенку лезть. Как-то не в своей тарелке я себя ощущал, право слово. И с чего вдруг? Странная женщина эта его мать, явно не из тех, с кем можно драться подушками и лазать по деревьям... и не такая, которая тут же накормит тебя пирожками и супчиками. Я очень смутно себе представлял, какой тут нужен подход. 'Камориль, спаси меня,' — взмолился я мысленно.
— Мальчик способный, — безапелляционно заявил бархатным голосом Камориль Тар-Йер, явившийся так вовремя, что я аж вздохнул от облегчения. Он чуть поклонился женщине с порога. — От чая мы, пожалуй, откажемся, а вот поговорить с вами — это именно то, чего бы мне сейчас очень хотелось. Тапочки вот эти можно надевать, да?
