Некондиционный

— Отличная перспектива, Глазастик, — приглушённо сказал Азимов, поворачивая голову. — Ты очень предусмотрителен.

— У тебя есть другое предложение, железяка? — огрызнулся самопровозглашённый командир. — Готов выслушать.

— Никаких предложений, кусок мяса. Просто хотел сказать, что скачал карту туннелей, пока вы успокаивали нашего ребёночка.

— Оу, — осёкся Глазастик. — Ну… Спасибо.

— Не за что, — если бы Азимов мог добавлять в свой голос интонации, то наверняка я бы услышал сарказм.

— Куда же мы идём? И как долго надо будет двигаться?

— Несколько часов минимум. Скоро должен быть туннель побольше.

И правда, через полчаса ходьбы, напряжённого вслушивания и ожидания нападения из любой тени наш туннель закончился, влившись в другой — намного шире и, судя по виду, старше. Стены тут были не бетонные, а каменные, покрытые паутиной и плесенью. В жёлобе на полу непрерывно журчал поток грязной воды.

Азимов повёл нас вдоль течения, под уклон. Смотреть по сторонам быстро надоело, однако, чёрные провалы туннелей поменьше, таких же, как тот, из которого мы вышли, не давали расслабиться. Нервное напряжение не отпускало, но со временем всё-таки начало притупляться.

Вдруг Азимов остановился. Резко, настолько, что я едва не врезался ему в спину.

— Что там? — обеспокоенно спросил Глазастик. — Почему стоим?

— Сверяюсь с картой, — ответил робот. — Впереди колодец.

Азимов не подвёл: пройдя ещё немного, мы сначала услышали нараставший шум воды, а затем увидели, как наш туннель обрывается, соединяясь с широкой шахтой, диаметром сравнимой со сваями, на которых воздвигли «Вольфрамовое древо». Стало жарко и сыро, как в джунглях. Стены колодца были буквально увиты металлом — лестницы, небольшие балконы, просто куски арматуры, а сверху лились потоки сточных вод из разных туннелей, сливаясь, объединяясь в один большой грязевой водопад.

— Надеюсь, вы не боитесь намокнуть, дамочки? — спросил Азимов. Мое подсознание тут же окрасило негромкий свистяще-шепчущий голос в ироничные тона, которые робот, к сожалению, не мог воспроизвести самостоятельно.

— Топай давай, — буркнул Глазастик. — Сам смотри не заржавей, Железный Дровосек…

Лестницы и переходы были источены сыростью и едва держались. Они скрипели и прогибались под весом Азимова, вниз сыпалась ржавая крошка. Даже сквозь шум воды я услышал, как Глазастик то ли ругается, то ли молится вполголоса. Я, наверное, со стороны выглядел не лучше. Очень уж не хотелось оказаться внизу, в непонятно куда текущей грязной жиже и дерьме. Там не помогут полицейские имплантаты и боевые умения — пойду ко дну как топор, и никто не сумеет меня найти, даже если очень захочет. Волосы на голове шевелились от ужаса, я цеплялся за крошившиеся под моими пальцами ржавые склизкие перила, как утопающий за соломинку, и молился всем богам одновременно. Ноги не слушались, так и подмывало послать всё к черту и отправиться обратно, надеясь на то, что ищейки Нейрокорп не выйдут на мой след.

Когда мы ступили в туннель, расположенный уровнем ниже и забирающий вправо, то смогли, наконец, с облегчением выдохнуть.

— Охренеть… — сказал Малой, истерически хихикнув. — Я чуть не…

— Тс-с! — Глазастик приложил указательный палец к губам. — Не расслабляться! Азимов! Долго ещё?

— Да. Мы пойдём на глубине. Рискнём.

— В смысле, рискнем? — насторожился Малой.

— Нижние туннели могут быть полностью затоплены, а выходы на поверхность запечатаны. Есть все шансы наткнуться на бетонную пробку или какой-нибудь фундамент.

— А как-нибудь иначе пройти нельзя?

— Можно. Но там выше вероятность наткнуться на копов.

Одно лишь упоминание о стражах закона и порядка заставило всех нас умолкнуть и продолжить путь. Куда бы ни вёл нас Азимов, хоть в ад — плевать. Главное, чтобы подальше от… Резкий скрежет, раздавшийся в шахте, заставил обернуться всю команду.

— Что это было? — испуганно спросил Малой, и тут же, будто отвечая на его вопрос, мимо нас пролетели куски металла, очевидно, ранее бывшие лестницами и балконами, по которым мы шли.

— Вот чёрт! — вскрикнул Глазастик. — Хорошо, что…— Стальная ладонь Азимова заткнула рот прежде, чем он что-то успел сказать.

Робот несколько раз махнул рукой вдоль туннеля, и мы, верно истолковав его приказ, побежали. Я тоже услышал. Это было позади нас. Тихое жужжание, едва слышное, на самой границе восприятия. Оно приближалось, и я знал, в чём тут дело. Туннель заворачивал вправо, я на мгновение остановился, встав на колено и взяв дробовик наизготовку. Все равно мы сломали строй и бежали всей кучей, так почему бы мне не побыть замыкающим?

Из-за угла вылетела небольшая серая штуковина, похожая на детскую игрушку. Круглая, с двумя небольшими винтами и глазом-камерой.

— Коптер! — вскрикнул Глазастик, наводя винтовку, но я оказался быстрее и разнёс эту штуковину вдребезги прежде, чем она успела хоть как-то отреагировать.

Заряд дроби прошил коптер насквозь и отбросил назад, во тьму туннеля, а я уже поднялся и побежал вслед за остальными.

— Надо завалить туннель! — кричал паникующий Глазастик, догоняя Балу— гранатомётчика.

— Быстрее, куски мяса, быстрее! — подгонял нас Азимов, бежавший впереди. — И верните уже строй, болваны!

Опомнившись от его крика, мы послушно восстановили прежнее построение и бежали уже без испуга и истерики, а сосредоточенно, готовясь к неизбежному. Наконец-то случилось то, что должно было случиться. Нас обнаружили, и встреча с новокопами теперь — лишь вопрос времени.

Бег, сопение, брызги воды. Колонна растянулась, здоровяк Балу безнадёжно отстал. Я уже начал задыхаться, когда Азимов вдруг остановился.

— Контакт! — крикнул он, падая и быстро передвигаясь на четырёх конечностях, рванулся куда-то вправо и вперёд.

Включилась боевая программа, снова появилось ощущение, будто мир невообразимо замедлился. Рефлексы сработали как надо — я даже не заметил, когда успел упасть на колено, вскинуть дробовик и выпалить куда-то в темноту.

Пришлось отключить ночное видение, поскольку Малой и Балу зажгли фонари, вспоровшие тьму двумя мощными белыми лучами, выхватившими то, от чего я так часто просыпался по ночам в холодном поту.

Три тёмно-серые стальные фигуры, внезапно появившиеся из-за изгиба туннеля, мчались в нашу сторону. Неестественно тонкие и чрезвычайно хрупкие, выглядевшие, как анорексичные марионетки, они казались частью какой-то сюрреалистичной галлюцинации. Нереальные и отталкивающе, куски бездушного металла и керамики. Цепные псы.

Неизвестные маркетологи, будто бы специально для усиления устрашающего эффекта, приняли решение рисовать на головах этих машин убийства смайлики. Если ты законопослушный гражданин и смотришь на новокопа днём, то это выглядит довольно мило. Новый, позитивный имидж полиции и всё такое. Однако сейчас, в белом свете фонарей, лязгавшие стальными пятками по полу и мчавшиеся ко мне, эти машины выглядели просто дьявольски пугающими, не в последнюю очередь, благодаря смайликам. Разительный контраст между внешней теплотой, механическим равнодушием и ужасающими намерениями.

Я оказался один на один с противником, который не только не был слабее, но ещё и превосходил меня на голову… во всем. От крутых имплантатов толку было немного, вся надежда на «Осаду» в моих руках.

Первый залп улетел во тьму, не причинив копам никакого вреда.

Второй угодил в голову робота, что подобрался ко мне на неприятно близкое расстояние. Выстрел в упор из «Осады» разнёс его металлическую башку вдребезги. Словно в замедленной съемке я видел, как из его головы вылетают куски стали, меди и пластика, красиво переливаясь в лучах бледного света.

Позади меня ожил ствол Глазастика, но никакого результата его огонь не принёс. Вполне ожидаемо. Пули, выпущенные из его штурмовой винтовки, рикошетили от керамических частей брони, застревали в кевларе, упорно стараясь проделать путь внутрь, но никак нападающим не вредили.

Неизвестно откуда взявшаяся серая тень сгребла новокопа и, крепко обхватив конечностями, покатилась по полу, отвешивая тумаки, звучавшие так, будто кто-то лупил арматурой по рельсу. Ещё два выстрела в спину полицейскому, попытавшемуся выручить товарища из цепких объятий Азимова, и всё кончено.

«Боже мой, я жив…» — металась в моем мозгу мысль, заставлявшая меня внутренне скручиваться от ужаса и осознания того, что я сумел избежать почти неминуемой гибели.

Нам повезло, что копы не успели использовать стрелковое оружие, иначе валяться всей нашей команде продырявленной.

«Боже…»

— Бежим! Вперёд! Не останавливаться! — Азимов стоял в полный рост, держа оторванную руку новокопа как дубинку. — Нужно прорваться!

Сзади послышался всё тот же скрежет металла по камню, что и ранее. Я обернулся и увидел в бледном и дёрганом свете фонарей, как к нам спешит целая орда копов, очевидно, не сумевших скоординировать атаку со своими собратьями. На первый взгляд, их было не менее десятка, они бежали к нам, наводя оружие. Зазвучали выстрелы, пока что, из-за высокой скорости передвижения полицейских, неприцельные. Пули впивались в камень стен, расщепляя его в крошку, и рикошетили, оставляя за собой яркий трассирующий след.

— Стреляй, Балу! — крикнул Глазастик.

Я хотел остановить его, но, увы, было слишком поздно. Гранатомёт уже поднят, хорошо заметно, как из его ствола со свистом вылетает заряд и ударяется взрывателем о потолок — совсем рядом, критически рядом с самим Балу.

Вспышка фосфора — невыносимо белая — чуть не выжгла мне сетчатку и заставила заорать от резкой боли в привыкших к темноте глазах. Ближайших копов накрыло взрывом. Их металлические тела разметало в разные стороны. Точно так же опрокинуло и беднягу Балу. Здоровяка поглотил шквал сияющего пламени и осколков, прокатившийся по туннелю и едва не добравшийся до нас.

Казалось, содрогнулась сама земля. Я упал, ничего не слыша и не соображая. Потолок туннеля осыпался, навечно погребая останки Балу под грудой земли, песка, бетонной крошки и камней.

— Бежим! — шелестящий синтетический голос, пробивавшийся сквозь звон в ушах, вывел меня из состояния шока. — Бежим, ему уже не поможешь! Касается всех!

Азимов промчался по туннелю, рывком поднимая на ноги оглохших и ослепших от близкого взрыва Глазастика и Малого.

— Бегом! — при этих словах он отвесил хорошего пинка под зад Малому. Тот отлетел в сторону, вскрикнув и ухватившись за задницу.

Глазастика подгонять не пришлось, он быстро взял себя в руки и помчался вперёд по туннелю едва ли не быстрей Азимова. Туннель обваливался за нашими спинами, и это заставляло бить все рекорды в беге на короткие дистанции. Когда мы упали без сил, то поняли, что потолок больше не грозит рухнуть нам на головы.

Так или иначе, ценой жизни Балу мы отсрочили свою гибель.

Очень хотелось надеяться, что мы вырвались.

13.

В лабиринте туннелей, лазов, коллекторов и технических ходов — только вперёд. Долго — до тех пор, пока само время не сжалось в точку и не перестало существовать, отмеряемое стуком шагов и гулким эхом, бьющимся в покрытые тёмными разводами бетонные стены.

Если бы не Азимов, мы давно бы уже заблудились. Никто не говорил ни слова, все переваривали произошедшее и угрюмо отсчитывали шаг за шагом, стараясь беречь дыхание и не отставать. Наконец неутомимый робот скомандовал привал, и мы повалились прямо на пол. Мои ноги гудели, очень хотелось есть. Звон в ушах исчез не полностью, а остался где-то на грани слышимости, очень похожий на тончайший комариный писк.

Азимов сбегал дальше по туннелю и, вернувшись, сообщил, что пока копов не видно и не слышно.

Мы сидели, прислонившись к холодным стенам, покрытым какой-то отвратительной слизью, похожей на сопли. Молчали. Никто не хотел произнести первое слово, боясь спровоцировать конфликт, поэтому о Балу пока предпочли просто забыть. И этот негласный договор сработал бы, если б не Малой.

— Спасибо тебе, Глазастик, — внезапно бросил он, сверкая глазами. — И тебе, Эйдер. Надеюсь, вы хорошо отдохнули, придурки.

Мы игнорировали его, даже не повернулись на голос, но пацан не унимался:

— Я с вами разговариваю, уроды! Как себя чувствуете, зная, что Балу погиб, защищая вас? А? А может быть, погиб уже и не он один. Вы вообще думали, скольких из нас могли перестрелять… — он так и не решился сказать «новокопы», очевидно, терзаемый каким-то суеверным страхом.

— Лучше заткнись и восстанавливай дыхание, — буркнул Глазастик, и Малой прицепился к этим словам, стремясь разжечь ещё больший конфликт.

— О-о, вы посмотрите, кто у нас тут заговорил. Не смей затыкать меня! — его затрясло. — Мы все чуть из-за тебя не подохли, а может быть, ещё и подохнем, а ты смеешь приказывать! Пошёл ты, Глазастик! Пошёл ты на хрен, урод! Пошли вы оба! — юнец уже не кричал, а истерично верещал на весь туннель.

— Слушай, нам всем жаль Балу… — попытался я урезонить Малого, заранее зная, что это ни к чему не приведёт.

— О, вы посмотрите, ему жаль!

— Пр-рекратить истерику! — гаркнул Глазастик и, подскочив к Малому, заехал ему по морде.

Уже второй раз за сегодня, надо же. Кажется, я знаю, кто в нашей команде по-настоящему слабое звено. Если мы и дальше будем вести себя, как тринадцатилетние девочки, то никто не доживёт до рассвета. По крайней мере, если бы мне предложили пари, я бы поставил на новокопов.

— Ах ты!.. — Малой откатился и поднял свой пистолет-пулемёт, направив ствол на Глазастика.

— Ты что, совсем охренел? — перспектива закончить свою бессмертную жизнь не вызвала у нашего самопровозглашённого предводителя никакого энтузиазма. — Медленно. Опусти. Ствол. И никто не пострадает.

Оружие тряслось, руки Малого дрожали. Кажется, он понял, какую хрень только что сотворил. Я наблюдал, затаив дыхание. Как бы ни звучало, но смерть Балу была оправданной — он завалил туннель и отрезал преследователей. А вот начать стрелять друг в друга — это уже определённо перебор. Наверное, такими нас и рисовала пропаганда Нейрокорп — истеричными, озлобленными и дёргаными, готовыми передавить друг друга.

Пауки в банке.

Малой всхлипнул и отбросил оружие, глухо брякнувшееся о бетонный пол. Глазастик, издав рык, бросился на пацана с кулаками, однако между ними выросла двухметровая фигура Азимова.

— Ты не должен этого делать, — произнёс он. — Не усугубляй. Остынь.

— Да пошёл ты, — Глазастик двумя руками резко толкнул Азимова в грудь, впрочем, без особого успеха, робот даже не шелохнулся. — Не в тебя стволом тыкали! Грёбаная железяка… — он сплюнул и, отойдя в сторону, плюхнулся у стены.

Снова воцарилось молчание. Азимов не шевелился, продолжая стоять на том же самом месте, что и раньше, Малой всхлипывал, Глазастик что-то недовольным полушёпотом бубнил себе под нос.

— А почему Балу так ненавидел педофилов? — спросил я, как оказалось, вслух.