Радиоволна или соло втроем.

— Марго, я вообще ни на какое удовольствие не рассчитываю. Вся эта поездка исключительно ради вас с Иришкой.

— Про меня не надо. Я не любительница пляжного отдыха, и валяние под солнцем без дела меня абсолютно не привлекает. Я бы лучше попутешествовала, с местными достопримечательностями познакомилась... А сидение под пальмой мне не по душе.

— Не капризничай, Марго. В сидении под пальмой есть свой кайф, и раз ты в угоду Ирине согласилась на это сидение, попытайся его словить. Как говорится в известном анекдоте, если насилие неизбежно, расслабьтесь и получите удовольствие.

— Пошляк ты, Дымов.

— Это точно, Марго. С этим не поспоришь. Кстати, пошли на закат полюбуемся с пляжа, Иринка уже пошла.

— Вот и иди к ней, а я пошла в баре посижу и выпью что-нибудь, чтобы развеять грусть от столь унылой для меня перспективы безвылазного сидения на этом острове.

— Ну раз я спровоцировал эту грусть, то мне ее и развеивать. Пошли, составлю тебе компанию. Иришке впечатлений и без меня хватит.

— Дымов, твоя компания моего настроения не улучшает, и мне она ни к чему.

— Зато улучшает мое настроение. Так что не будь эгоисткой, пошли вместе посидим, а то я без тебя и выпивку себе не закажу. Тут нет меню на русском языке.

— Не смеши меня, Дымов. Скажи им: "виски", и тебя поймут.

— Ты меня прям за примитивного алкоголика какого-то держишь... Марго, я умею пить красиво и в меру.

— Не представляю... — недоверчиво покачала головой Маргарита. — Не вяжется у меня твой образ с понятием "красиво и в меру пить".

— Пошли, проверишь.

— Ради одного этого, видимо стоит сходить, — Маргарита иронично улыбнулась. Она чувствовала, что Дмитрий все равно не отстанет и навяжет ей свою компанию, а если она резко откажет, то как пить дать отыграется потом на Ирине. Поэтому возражать перестала.

Они сидели на открытой веранде и любовались закатом на фоне безбрежного океана. Маргарита медленно тянула через трубочку коктейль, названный видимо в честь какой-то ее тезки. А Дмитрий неспешно смаковал бокал красного сухого вина.

— Марго, а у тебя есть какая-нибудь мечта? — пристально глядя на нее, поинтересовался он.

— Мечта? — удивленно переспросила она.

— Ну да, мечта. Вот у меня была мечта, еще когда я на передовой как-то раз с ребятами под круговой обстрел попал. И сидели мы в окопе, из которого даже носа не высунуть, до самой темноты, и я мечтал, что если мне повезет, и удастся живым выбраться из этой заварушки, то очень хочу как-нибудь оказаться на берегу океана, лучше всего с тобой, и вот так спокойно наблюдать за закатом... без свиста пуль над головой и грохота рвущихся снарядов. Так что свою мечту я осуществил. А у тебя какая?

— Даже не знаю, что тебе ответить. Мелкие я постоянно воплощаю в жизнь, а вот такая заветная какая-нибудь... Не знаю, не задумывалась я над такой мечтой.

— А если сейчас подумать?

— Если подумать... — Маргарита задумчиво повертела в руках коктейльную трубочку, — то наверное, иметь собственный большой дом на берегу моря, где можно отдохнуть от повседневной суеты, и приехав в любой момент, можно было вот так посидеть на его террасе, расположенной на высокой каменистой площадке, окаймленной хвойными кустарниками и цветами в вазонах, и смотреть вниз на ступеньки, ведущие на пустынный каменистый пляж, где плещутся волны и с криками летают быстрокрылые чайки, чтобы тихо звучала песня, например "Touch My Soul" Франка Дюваля, и чтобы рядом был тот, на кого можно положиться в трудную минуту и кто никогда не предаст... с кем можно понимать друг друга, не проронив ни слова, просто заглянув в глаза...

— Значит, если поменять пальмы на сосны, песок на камни, а океан на море, а я бы в эфире заказал твою любимую песню, то твоя мечта тоже бы воплотилась, так?

— Нет, не так. Хотя от песни в эфире, заказанной тобой, я бы не отказалась, особенно этой, нравится она мне, только ты вот, Дымов, не тянешь на того с кем мне хочется сидеть рядом и молчать, потому что все понятно без слов, — усмехнулась в ответ Маргарита, — и много лет назад я тебе об этом открытым текстом сказала и сейчас снова могу повторить.

— Почему? Что со мной не так? Денег мало зарабатываю?

— Причем тут деньги, Дымов? Деньги я и сама зарабатывать умею. Ты не умеешь любить.

— Я не умею любить??? — на его лице отразилось неподдельное изумление.

— Именно. Ты хочешь обладать. А это к любви ну никаким боком...

— Категорически не согласен, но спорить не буду, у каждого свой взгляд на любовь... Кстати, а на твой взгляд, ты сама-то любить умеешь?

— Нет, я тоже не умею. Вот Иришка, она умеет. Она готова полностью раствориться в твоих интересах, отдать себя всю без остатка, пожертвовать всем, даже ребенком, только бы тебе было хорошо... причем бескорыстно и практически ничего не требуя взамен... лишь бы иметь возможность быть подле тебя... Только похоже тебе ее любовь что-то не особо и нужна... она тебя чаще раздражает, чем радует.

— Иришка... Иришка не личность, а просто женщина, тихая продолжательница рода... Она не любит, она ищет, вернее уже нашла того, кто будет обеспечивать ее и детей, и это не любовь, а элементарное приспособленчество и паразитизм. Может, тебе и неприятно слышать такое про собственную племянницу, но она, Марго, достаточно ленивая и эгоистичная самка и больше никто... ни ума, ни фантазии, ни желания работать и хоть что-то представлять из себя, единственное на что способна: худо-бедно быт поддерживать и возможно ребенка родить, да и то, как ты могла уже заметить, не без эгоистичных закидонов с ее стороны, типа: или вы все скачете под мою дудку, или я не рожаю ребенка... Так что про ее любовь не надо... это не любовь, это лишь треп, смысл которого сводится к следующему: ты был первый, перед кем я раздвинула ноги, и теперь ты мне за это по гроб жизни обязан.

— Циник ты, Дымов. И не видишь очевидного. Иришке нужно не то, что ты ей дать можешь, а просто рядом с тобою быть, и ради этого она готова терпеть и неустроенность, и безденежье... Вы ж не особо роскошно с ней на съемной квартире жили... а она хоть раз тебе на что-то жаловалась? Нет? Вот то-то и оно. Позови ты ее сейчас с тобой в любую горячую точку ехать, ведь полетит без оглядки... будет и в палатке жить, и лишь тушенкой или кашей питаться, и не упрекнет ни разу. Ей даже этот курорт был нужен лишь потому, что с тобой рядом, и ты предложил, и для нее это доказательство твоей любви и заботы. Предложи его ей я, она бы и не взглянула в сторону этих путевок...

— Марго, ты романтизируешь ее отношение ко мне. На деле все гораздо приземленнее и менее романтично. Ты же не станешь спорить, что она как личность ничего из себя не представляет? Ее единственное достоинство — принадлежность к женскому полу и способность произвести потомка... Все. На большее она не способна. И ей нужен был лох, согласившийся бы ее хоть как-то обеспечивать, пусть даже плохо, она-то ведь и так не может, и она его нашла в моем лице.

— Дымов, а кто все время, что я его знаю, поет песню о том, что идеал женщины это Ева, которая является продолжением мужчины и как раз ничего из себя как личность не представляет? Ты начинаешь противоречить сам себе. Личность не бывает чьим-то продолжением и чьей-то опорой. Личность она сама по себе, она если и сходится с кем-то, то уж никак не в качестве опоры, а на равноправной основе. А ребро, оно и есть ребро. Не надо предъявлять к нему завышенных требований. Жизнь подарила тебе то, что просил. Истинную Еву. Живи с ней и радуйся!

— Так-то оно конечно так... Но даже Адам всю жизнь страдал по сбежавшей чертовке Лилит, хотя умом конечно понимал, что с Евой ему намного комфортнее и лучше.

— Ну если тебе от этого кайф, можешь пострадать тоже... Запретить никто не вправе. Особенно если при этом чувствуешь себя настоящим Адамом, — рассмеялась Маргарита.

В это время к их столику подошла обиженно-насупленная Ира.

— Я вас ищу-ищу столько времени, везде все обошла, а вы тут... ушли и не предупредили...

— Где ты нас "ищешь-ищешь столько времени"? — иронично передразнил ее Дмитрий. — Тут весь остров сто шагов в ширину и чуть больше в длину. Где тут можно кого-то долго искать, если мест, куда кроме бунгало можно пойти всего два: или пляж, или бар с рестораном?

— А почему вы меня не позвали? Я там сижу в шезлонге одна, жду тебя, Дим. Ты сказал, что сейчас придешь, а сам ушел сюда...

— Ир, зачем мне тебя звать в бар, что тебе здесь делать? Пить тебе нельзя, ты беременная. А закат и с того места, где ты сидела, виден не хуже.

— Ну я могу безалкогольный коктейль заказать... — Ира присела к ним за столик.

— Хочешь, заказывай, только без меня, — резко отодвинув стул, Дмитрий встал. — Выслушивать и дальше твои претензии я не намерен.

— Дим, какие претензии?

— Дурацкие и безосновательные. Вот какие! Вместо того, чтобы спокойно подойти, сесть рядом, поддержать разговор и полюбоваться вместе с нами закатом, наговорила гадостей и испортила всем настроение. Это на тебя так беременность действует, что ты готова скандалить по любому поводу?

— Дим, я не скандалила... — Ира нервно сцепив руки потупилась, а на глазах у нее показались слезы.

— Конечно, не скандалила, и сейчас реветь без причины ты тоже не собираешься. Все, я пошел. Истерика это без меня. Терпеть не могу смотреть на рыдающих женщин.

Он развернулся и стремительно направился к выходу с веранды, и Ирино тоскливое: "Дим, ну не уходи, пожалуйста", его не остановило.

Как только он ушел, Ира повернулась к Маргарите:

— Тетя Рита, ну что я не так сказала? Какие претензии? Я ведь всего лишь спросила, почему вы ушли не предупредив...

— Ир, твой муж хочет тебя приучить принимать как должное любое его поведение. Только и всего. Если тебе это не по душе, то сейчас ты должна будешь повести себя так, чтобы он больше такого себе не позволял. А если готова принять его требования, то прекрати мне задавать подобные вопросы и пытаться подключить к вашим разборкам. Я в них лезть не хочу и не буду.

— Мне не по душе, но что я могу сделать? Если я сейчас пойду за ним и попытаюсь все это высказать, он еще сильнее наорет на меня и обзовет истеричкой...

— Ир, что ты лично можешь сделать, я не знаю. Я знаю, чтобы я сделала на твоем месте... Хотя я уже сделала, отказавшись за него замуж идти. У твоего мужа очень авторитарный характер, и я предупреждала тебя, что тебе с ним будет несладко, но ты все решила по-своему. Так что теперь не ной и терпи. Становиться жилеткой для твоих слез я не намерена.

— Вы что даже пожалеть не можете? Ведь он абсолютно незаслуженно на меня наругался.

— Какой толк жалеть того, кто получает то, что сам захотел? Это, по меньшей мере, глупо. Ты станешь жалеть человека, которому говорят: не бейся головой об столб, больно будет, а он уперто идет и все равно стукается об него лбом?

— Ну да, пожалею... Ему же больно...

— Племянница, я в шоке, — Маргарита резко поднялась, иногда Ира вызывала в ней чувство не то что полного неприятия, а как бы абсолютного непонимания и в связи с этим желания немедленно дистанцироваться и не касаться столь диких и непонятных для ее собственного восприятия устоев, порождающих в душе даже некую брезгливость. Пусть живет, как хочет. Каждый имеет право на собственные ценности и мораль.

— Я не понимаю, — продолжила она, — как можно жалеть глупцов по собственной воле причиняющих себе боль и при этом ждущих сострадания и надеющихся на помощь со стороны. Хотя, возможно, если бы меня попросили увести от этого столба подальше, я бы и помогла, но утешать и лечить, чтобы дать возможность с еще большей силой об него долбиться, увольте, я не по этой части...

— Тетя Рита, Вы это к чему? Вы Диму что ли столбом считаете?

— Я его считаю хуже, чем столбом, но если тебе нравится с ним жить, не смею мешать, живи, только мне не жалуйся. Это твой выбор, — безапелляционным тоном резюмировала Маргарита и, развернувшись, тоже ушла, оставив всхлипывающую племянницу одну на веранде.

Дни для Маргариты потекли однообразной унылой чредой. Удовольствие доставляли лишь пробежки на рассвете вдоль пляжа и долгие купания в океане после них. Дмитрий старался всячески ее опекать и развлекать, но удовольствия ей это приносило мало. А после того как в один из вечеров Ира ей устроила истерику по поводу того, что это она провоцирует Дмитрия проводить все время с ней, демонстративно уходя все время от нее и не желая сидеть с ними втроем, стало раздражать еще сильнее.

Их взаимоотношения стали напоминать Маргарите какой-то неразрывный порочный круг. Ира обижалась на то, что часто остается одна, и периодически высказывала ей претензии, что она старается обособиться и вынуждает Диму бегать за ней. Она сама старалась в ответ Ире ничего обидного не говорить, щадя ее нервную систему, и срывалась на Дмитрия, пеняя ему, что он не опекает беременную жену, бросая ее одну, а тот, не споря с ней, отыгрывался на Ире, обвиняя в необоснованных претензиях, капризах и закидонах, которые он терпеть не намерен. Боясь ему возражать, Ира выбирала момент, когда он отсутствовал, и вновь начинала жаловаться ей, и просить не отделяться от них, и круг замыкался.

К началу второй недели Маргарите было тошно уже от одного вида племянницы или ее мужа. Но Дмитрий упорно не давал ей уединиться, апеллируя к тому, что раз из-за его требований не покидать остров ей на нем грустно, то значит, его прямой долг не дать ей здесь грустить в одиночку. Исключения составляли лишь ее утренние пробежки. Дмитрий не любил вставать рано.

Утро вторника не предвещало никаких перемен. Она бежала в купальнике по песку размеренно на счет дыша полной грудью и внимательно глядя под ноги, чтобы не наступить босой ногой на какой-нибудь случайный осколок коралла выброшенный на берег прибоем. И совершенно неожиданно для себя чуть не столкнулась с четырьмя молодыми крепкими и мускулистыми темноволосыми парнями, выходящими из ранее пустующего крайнего бунгало.

— О, мисс, простите, — по-английски тут же извинился тот из них, с кем она едва не столкнулась, он был из них самый высокий, с обаятельной улыбкой и зеленоватыми как у нее глазами.

— Это я должна извиняться, я слишком сосредоточилась, чтобы не наступить на какой-нибудь осколок и не увидела вас, — улыбнувшись, так же на английском ответила она.

— Ну что Вы, Вам необязательно было и смотреть, это мы обязаны были посторониться. А Вы всегда так рано бегаете?

— Да, здесь это самое лучшее время. Нежарко и пляж пустынный.

— Ну вот, а мы испортили Ваше уединение, — с извиняющейся улыбкой вступил в разговор второй.

— Нет, нет, что вы... ничего вы не испортили. Я даже рада, что встретила вас и сумела попрактиковаться в английском.

— А вы откуда? У Вас такой милый акцент... Вы давно здесь? Как Вас зовут? — теперь ее обступили все четверо и забросали вопросами.

— Меня зовут Маргарита, я из России. Здесь уже больше недели. А вас как зовут и откуда вы?

— О, из России, как интересно... А мы из Австралии. Я — Борис, — представился тот, с кем она начала разговор, — а это — Андре, Морис и Виктор, — делая ударение на последних слогах, представил он остальных. — Только вчера прибыли, поздно вечером, скорее даже ночью. Эта путевка — приз, мы выиграли многоборье в сплаве. А вы здесь одна, Марджерита? — с трудом выговорил он, смешно исковеркав ее имя.