В небе только девушки! И...я.

— А как же батальонный комиссар Бецис, он же исполняет обязанности, и потом, я не имею политического звания.

— Смирнов утверждает, что скоро и очень скоро выйдет приказ о ликвидации института комиссаров, поэтому это — не препятствие. — нами командовал тогда не Красовский, которого забрали на другой фронт, а полковник Смирнов, Константин Николаевич, его зам по боевой.

Она пожала плечами, сказывалось то обстоятельство, что ни я, ни она, открыто, ни разу не ссорились, и я, несмотря на допускаемые ею ошибки и в планировании, и в обеспечении боевой работы 587-го полка, просто исправлял ее ошибки, но никогда не пытался каким-либо образом ее дополнительно обидеть.

А тогда в июне, после относительно небольшого затишья, вызванного большими потерями у немцев под Купянском, немцы начали новое воздушное наступление на Воронеж, перебросив из Крыма 8-й авиакорпус Рихтгофена. Его основным оружием был Ju-87D-3, с помощью которых они штурмовали Севастополь.

Всего на южном участке советско-германского фронта было сосредоточено пять немецких авиакорпусов: 1-й, 4-й, 5-й, 8-й и 11-й. Плюс королевский румынский авиакорпус. Непосредственно против нас действовало командование 8-й авиационной областью. На южном фланге — 17-й авиаобластью. Меня и ОРБАЭ пару раз выдергивали в направлении Воронежа, но полностью туда не перемещали. В основном сидел на южном фланге фронта, который, несмотря ни на что, потихоньку шел вперед. Я уложился в отведенный мне командованием срок по вводу новых частей дивизии в бой, и к 26-му июня имел в строю 4 полка пикировщиков и полк Су-2, который следовало уже отправлять в тыл. Он, потихоньку, 'сточился'. 27-го неожиданно вызвали в Москву Красовского, и к вечеру мы узнали о смене командующего. Двадцать девятого старый командарм сел на промежуточную в Круглом, о чем-то долго говорил с Настей. Потом пообещал нас всех забрать с собой, всю 223-ю дивизию, но, мы так и остались на Брянском фронте. Так как приказа не поступило, то Настя фыркнула, и ничего никому не сказала. Делиться информацией она не захотела. Эскадрилью загрузили поиском штаба восьмой области. Как его с воздуха можно обнаружить? Ну, знаю я, что он в Курске был. Но узнавать адрес должны не летчики, а подпольщики. А мы гоняли машины к Курску, и жгли ресурс, и топливо. Крайнее из хорошего, что сделал для нас Степан Акимович была поставка новых 5-тикилограммовых осколочно-фугасных бомб со взрывателями АВД-42, и большой партии 500-килограммовых контейнеров для них.

АВД — химический взрыватель с замедлением. Простой, как ложка дегтя в бочке с медом. Реагирует после сброса на время, до 8-ми суток, вибрацию и нажим. В контейнер помещается сто таких бомб. После сброса он раскручивается набегающим потоком, и на высоте от 200 до 100 метров анероид раскрывает бомбу. Внешние крышки слетают, а суббоеприпасы разлетаются. Часть поставлена на немедленный взрыв, часть минирует местность. На южном участке немцы рассредоточили авиацию по аэродромам подскока, плохо понимая, что они хорошо видны даже под сетью, если переключить обзор на землю. А в крупных городах на многих аэродромах уже была бетонка и полукапониры. Немцы их активно перестраивали на свой, немецкий, манер: неравномерные окружности. Основой нашей тактики стало нанесение ночных бомбовых ударов с использованием двух или одной 'пятисотки'. Днем мы их использовать не могли, массово они не поступили, плюс их было очень долго готовить. И, если вылет не состоялся, их требовалось разрядить. Вооруженцы их дико не любили, а нормальных кассетных бомб не выпускали.

Нам довели общую численность Пе-3ВИР до 8-ми, этого хватало, чтобы обеспечить относительную безопасность вылета днем двух бомбардировочных полков. Если бы не слабое техническое состояние машин, и очень солидные перебои с поставками топлива и боеприпасов, работать можно было бы и интенсивнее, но, было гладко на бумаге! Автомашин в дивизии немного, несмотря на то, что активность авиации противника на нашем участке мы постепенно свели к нулю, наша оторванность от армейского руководства постепенно превратило наш 'инструмент' в обычный микроскоп для забивания гвоздей. Здесь, мы держали немцев под постоянным напряжением, а на других участках шли кровопролитные бои, в которых мы не могли принимать участия. Нас не планировали, и выдавали столько топлива, что мы с трудом обеспечивали поддержку войск. Пришлось вспомнить 'девяностые', и, после двух довольно бессмысленных замечаний, полученных на совещаниях у Смирнова, начать самостоятельно накапливать топливо и боеприпасы. Эту школу мы проходили после вывода их ПрибВО, и в Первую Чеченскую. Главное в этом деле: близость железных дорог и нужные люди. Без них — никак. Плюс, по старой памяти, ОРБАЭ снабжается без особых проблем. Решил начать мостить 'колымский тракт'. Столько здесь стоят такие махинации. Четыре пишем, два в уме. Летим на Курск двадцатью машинами, долетаем одной, сдаем карты. В результате аварийный запас, который 'pocket' не тянет, образовался. Или для того, чтобы..., если боеприпасов хватит, или чтоб машины не бросать. Сашка стенала по этому поводу — спасу не было.

Но, я твердо помнил, что была такая 'битва за Воронеж'. О ней почему-то только вскользь иногда упоминали наши известные военачальники в своих мемуарах и не более того, не особо жалуют своим вниманием бои за Воронеж и историки, вероятно, из-за того, что наступление противника на этом направлении было полной неожиданностью для самой Ставки Верховного Главнокомандования, предполагавшей, что, как и в предыдущем году, летнее наступление развернется на Центральном фронте в сторону Москвы. А нашу эскадрилью гоняли не в целях Брянского фронта, а в целях 2-й воздушной армии. Своя рубашка ближе к телу. Сейчас Юго-Западный, и мы немного ему поможем, поэтому, на два вылета в день, каждому полку, топлива и БЗ подкинем, развернется от Крыма на Харьков, и все за нас сделает! А мы найдем штаб 'Восьмерки' и разбомбим пустое здание. Но, доложим: 'Снайперским ночным ударом, Авиация 2-й Воздушной армии, под командованием полковника, всего, Смирнова, нанесла массированный удар по заранее разведанному штабу воздушной области противника. Штаб — уничтожен! Героический подвиг воинов 2-й ВА вписан в анналы военной истории мира. Пардон, Галактики, что уж мелочиться! Использовалась 1 (одна) машина.'

Получив, вместо сточенной в июне авиации, относительно свежий и пополненный 8-й авиакорпус, Гот ударил правее Белгорода на Старый Оскол, а Вейхс на Ливны. Паулюс, потерявший в майских боях 17-ю танковую, продолжал удерживать наступление Юго-Западного фронта генерала Костенко. Наш командующий фронтом Черевиченко, которого почему-то сняли и назначили Голикова, навязал противнику гибкую оборону, но, войска медленно, но отходили, а противник все разворачивал и разворачивал наступление, стремясь взять в кольцо армии нашего фронта. Ударная сила немцев: 4-я танковая армия и около 1000 самолетов.

12го июля, на десять дней позже, чем это состоялось в том сорок втором, войска Вейхса и Гота соединились у Кшенского моста, окружив сороковую армию нашего фронта, которой командовал генерал Парсегов. В составе армии: только что переброшенный третий воздушно-десантный корпус, который готовился к наступлению: брать с севера Харьков. Туда на этот пятачок было согнано куча планеров, военно-транспортных самолетов, истребителей, буксировщиков планеров. Море всего разного. Плюс три дивизии: две стрелковых и одна гвардейская мотострелковая. Прикрывала это все наша армия: четыре из пяти истребительных, и две штурмовые дивизии. Ведь Красовский отвел на южный фланг всю бомбардировочную авиацию и занимался ее переформированием. Костенко, уловив 'халяву', улучшил свои позиции, нас к Воронежу не пускали, и пропустили сосредоточение двух армий фон Бока. Когда еще можно было успеть вскрыть, мы занимались Курском. Информация пошла вечером 11 июля. В тот день 'штатные', плановые поезда с боеприпасами и топливом не пришли. От слова: вообще. Оставалось прикинуть, как лучше действовать. В 22.00 стало известно об очередном командующем фронтом. Фронту оставалось жить 84 километра по прямой, и он становился Воронежским. По названию речушки, которая отделяет завод от 'Правого берега'. Темень дремучая. Две цистерны с 'захомяченным' автомобильным 'А-56'. По 20 тонн в каждой, и полцистерны подсолнечного масла Копанищского масложирзавода, две платформы сухого железного сурика, приткнувшегося на путях в Хреновищах. И восемьдесят ПТБ к моим 'пешкам'-разведчикам. Кшенский мост, это глубокий НАШ тыл, согласовывать удар по нему требуется через армию, 'Командующий выехал в части, сообщите ваш позывной'. Еще сообщение от Олеси, наблюдает колонну, выдвинувшуюся от Курска к Мосту. Вызвал всех командиров полков и Тамару. Собрались в 23.00. Спросил у оруженца:

— Ампулы с КС есть?

— Конечно, но мы их давно не используем.

— Начхим!

— Старший лейтенант Хромов, товарищ подполковник.

— Смотри сюда! Здесь бензин, Хреновищи, здесь масло, Копанищи, здесь, разъезд 169 километр, в мешках железный сурик. Гонишь сюда, смешиваешь вот в таких пропорциях, 'не перепутай, Кутузов!' (хотя оба глаза у него на месте), везешь в Круглое и разливаешь по подвесным бакам. Процесс не прекращаешь, пока не будет собрано 60 подвесных баков. Теперь Вы, капитан. Требуется закрепить ампулы, чтобы они кололись при ударе об землю и зажигали эту смесь. Разрешаю проверить на земле, но подвесные баки не портить. Александр Иванович, ПТБ ставить на машины, заглушку не снимать, кран переключения подвесные-внутренние законтрить. Все питание от внутренних. Вопросы?

— Вопросов нет.

— Тамара! Это зажигательные бомбы. Бросать с горизонтали. Пикировать с ними нельзя. Поправку брать по первой. Теперь: Кшенские мосты, все шесть, к часу ночи должны лежать, минимальным числом пикировщиков. Далее идете к Подлесному, Цветову и Клыкову, и все там минируете. Что можно будет уничтожить — уничтожайте. И возвращаетесь за зажигалками. Вопросы?

— Александра Петровна, разрешите выполнять?

— Действуй!

— Товарищи командиры! Завтра самый интенсивный день, нагрузка — полная, 10 соток на машину. Артамонов! Твои работают ротабами по зениткам, по две на машину. Ведущими девяток пикировщиков будут тамарины девочки и мальчики. Работаем по 'вертушке', остальное не потянуть. Топлива на четыре вылета полным составом. Жду от Вас оперативной и четкой работы. Готовность к вылету в 04.00. Вопросы?

— Прикрытие будет?

— Восемь машин ОРБАЭ, ну, и кто подтянется. Наши соседи туда не дотянутся. Канал связи 3, командую операцией я. Запасной канал связи 8, позывной Метла-21, это — подполковник Косенко. Командирам полков оставаться на земле — запрещаю. Вопросы?

Последним выходил прихрамывающий Марик Акопович:

— Хочу сам своих вести, Александра. Не штурманом.

— Старый конь борозды не испортит, я ничего не слышала и ничего не знаю, поэтому запретить не могу.

Мы пожали друг другу руки, и он вышел из кабинета. Звоню в Лиски:

— Абрам Борисович? Александра Петровна. Мне тут шефы такой коньяк из Кизляра подвезли!

— Ой, дорогая Александра Петровна! Ты комедию не ломай, говори, что надо, если меня уже после ужина беспокоишь, ведь не просто так звонишь, хотя я бесконечно рад тебя слышать.

— Где-то должны болтаться два состава в мой адрес с авиабомбами.

— Щаз гляну! Один у меня стоит, приказано гнать на 707-й. Второй еще в Таловой.

— Отгоните на отстой на 169-й, и пропихните из Таловой.

— Меня ж расстреляют, Сашенька!

— Так это только Вас, а так — все Лиски под расстрел пойдут. Можете, по своим каналам, в Мармыжи позвонить, поинтересоваться. А пол Лисок — люди 'неправильной' национальности. А я без бомб сижу.

— Я перезвоню.

Прошло минут пять-десять. Звонок.

— Милая Сашенька, ну, что ж ты меня, старого больного еврея, так нервируешь! Какие у тебя могут быть проблемы с бомбами? Через пять минут отойдет на 169-й, и я Марку Захаровичу позвонил, он машинки выделит, и прицепы, и людей. И про Таловую не забуду. Мы аврал по городу объявили. Все у тебя будет, Сашенька. Сами привезем, говори, куда и сколько. И не надо говорить, что мы тебя не любим! Там по-немецки отвечают. — последнюю фразу он прошептал. Замечательный старик: начальник перегона и станции Лиски. Очень хорошо всегда помогал.

Повесив трубку, иду начальнику вооружений эскадрильи. У него сидит и инженер-майор Глисман, из дивизии, что-то рисуют. Встали, нехотя оторвавшись от стола. Придумывают куда ампулу засунуть и как крепить.

— Мы еще не закончили, товарищ подполковник.

— Я тут вспомнила. Это ничего, сколько у нас РРАБ-1? Помните, по ошибке прислали. Вроде назад не отправляли.

— Нет, не отправляли.

— Насколько я помню, взрыватели, открывающие бомбу, установлены на кольце, там два кольца с четырьмя ножами, обрезающими срезные шпильки от одного пиропатрона. Так?

— Так точно, вот она.

— Ну, дошло? С двух сторон надеваем и стягиваем. Высота подрыва 50 метров. Нож режет не шпильку, а ампулу. Восемь ампул на бак. И предусмотрите разрушение корпуса в районе ножа и ампулы. Вот тут еще отверстия под ножи и бойки на рычаге. Ножи от наших РРАБ-2 должны встать.

Инженер-майор смял свой рисунок.

— Разрешите идти?

— Нет, бегом, и надеюсь на вас. — Пирогель отлично горит до скоростей в 880 км/ч, так что разрушение на высоте нам выгоднее, чем на отскоке, будет больше площадь накрытия. Зашел на площадку к Хромову. Они перекачивают липкий напалм и дружно матерятся, что все перемазались в сурике, несколько мешков дырявыми были.

— Товарищ подполковник, ну, бензин и масло более-менее понятно, а сурик зачем? Чтоб не только горели, но и перепачкались? — спросил улыбающийся 'химдым', блеснув в темноте белыми зубами.

— Что делает окись железа при температуре 750 градусов?

— Разлагается на железо и... кислород! И опять должно окисляться! Экзотермически! Гениально!

— Эта штука называется: пирогель, способна прожигать легкобронированные цели. Отлейте вот сюда.

— Нам в училище о таком составе не рассказывали.

— Наука на месте не стоит, лейтенант.

Дома выяснилось, что 'эффект волшебного пендаля' уже достиг Воронежа. У завода новый 'хозяин'. Зовут его Володя, а фамилия у него Челомей. Работал он ранее в ЦИАМе. Он приволок УЖЕ два новых двигателя АМ-38ТК мощностью 1800 сил для нашей будущей божьей коровки. Кроме него, на заводе появился 'поп': Николай Поликарпов. Ему отдали наполовину заброшенный завод. Но, в первую очередь в фюзеляжном цехе заложили на стапеле новый корпус для нашей 'девочки', как ее тут же назвали на заводе. Начали производить шпангоуты для нее, используя пуансоны ранее выпущенных '103-х'. Зачем было загромождать цех, ведь балки-то не было, устроили какой-то долгострой, скорее всего, чтобы доказать нереализуемость проекта и закрыть его. Впрочем, я сильно ошибался в своих выводах. Еще не закончили делать первую серию шпангоутов, и только подошли к хвостовой части, как привезли с Урала киль. Абсолютно охренев от такой скорости, понял, что нас подставили и крепко: приказал поставить под переменную нагрузку. Балка переломилась через сутки. Какой-то умник применил аргон для увеличения выхода титановой губки. Написали об этом на Южноуральский завод, запретив применять этот метод. Нас, конечно, обматерили, но через месяц пришла-таки, балка, в паспорте которой было записано, что при изготовлении инертные газы не использовались. Балка была на двадцать кило тяжелее, чем по плану, но, для первой машины решили не убирать 'лишний' вес. Все это происходило в момент затишья на этом участке фронта, поэтому удалось выкроить время для машины и выкрутиться из довольно неприятного момента, под который нас подставила промышленность. Для всех тогда существовал план и премии за его перевыполнение. А свойств материала почти никто не знал. Начали собирать фюзеляж, который постепенно обшивался дюралем, заполнялся узлами и механизмами. Заложили еще три машины. Серия тронулась с мертвой точки. Из Свердловска прилетел, наконец, Тихомиров, и привез новые локаторы и радиолокационный дальномер. Вернул комплект прицела, который забирал у нас. Встреча с ним закончилась совершенно неожиданным образом. Он сделал мне предложение руки и сердца. Пришлось его огорчить, показав выписку из протокола комсомольского собрания, где говорилось, что комсомолки эскадрильи клянутся до конца войны не заниматься устройством личной жизни, что уход в декрет приравнивается у них к дезертирству. Виктор Васильевич поправил свои очки, внимательно прочел бумагу, смущенно пробормотал: 'Извините, я этого не знал. У меня всегда вот так несуразно получается'. Сильно покраснели оба, и больше к этому вопросу не возвращались.