Роберт Сойер. "Старплекс"

Глава VIII

Людям понадобилось долгое время, чтобы расшифровать язык дельфинов. Когда они, наконец, это сделали, то обнаружили, что имя дельфина представляют собой его сонограмму, на которой наиболее необычная черта данного дельфина гротескно преувеличена. Неудивительно поэтому, что единственным видом человеческого искусства, от которого дельфины действительно получали удовольствие, оказалась политическая карикатура.

Одним из лучших пилотов кораблей-разведчиков на борту «Старплекса» был дельфин, чьё имя по-английски звучало как Длиннорыл — совершенно неадекватная замена для щелчков и трелей, которыми его соплеменники рисовали его образ, особо подчёркивая могучее рыло.

Любимым судном Длиннорыла был «Бутлегер» — бронзово сверкающий клин двадцати метров в длину и десяти в ширину. Вдоль оси аппарата располагался заполненный водой резервуар. Справа и слева находились изолированные помещения, наполненные воздухом, которые соединялись друг с другом в задней части, возле воздушного шлюза, образуя подобие буквы U. В левом из них поддерживались условия, привычные людям, в правом — валдахудам.

Для пилотирования свободно плавающие в воде сенсорные датчики облепляли дельфиньи плавники и хвост. Благодаря нескольким сотням двигателей ориентации корабль мог двигаться, довольно точно повторяя движения дельфина в своём резервуаре. Такой способ пилотирования расходовал невероятно много топлива — настолько много, что валдахуды отказались участвовать в строительстве кораблей такого типа, — но взамен давал небывалую манёвренность и, по словам Длиннорыла, ни с чем не сравнимое удовольствие для пилота.

Хотя срок автономности «Бутлегера» измерялся неделями, текущее задание не должно было занять больше суток, так что на борту были только двое: Длиннорыл и Яг.

Обычно «Бутлегер» стоял в причальном ангаре №7, одном из пяти, куда был прямой выход с океанического яруса. Судно было закреплено на внутренней стене отсека, и три входных рукава под углом присоединялись к его верхним люкам.

Длиннорыл и Яг заняли свои места, и внешние ворота поднялись к потолку. Длиннорыл был знаменит своими эффектными стартами. Он пулей вылетел из причального отсека, потом изогнулся и крутанулся в своём резервуаре, заставив «Бутлегер» пройти над всеми причальными воротами «Старплекса» и замкнуть круг почёта вокруг центрального диска. Затем Длиннорыл повернулся набок, и кораблик заложил широкую дугу — со стороны это выглядело в точности как аэродинамический манёвр в космическом вакууме.

Яг начал проявлять нетерпение, но Длиннорыл, как истинный дельфин, не обращал на это внимания. Он выполнил ещё несколько переворотов и кувырков в своём резервуаре, и кораблик отреагировал соответственно. Гравитационные пластины под кабиной Яга полностью гасили вызванные манёврами перепады ускорения, однако Длиннорыл в своём бассейне ощущал корабль как продолжение собственного тела.

Наконец, когда ему наскучило дурачиться, Длиннорыл послал корабль к цели по полого изгибавшейся траектории — расточительной с точки зрения потребления горючего, но гораздо более интересной, чем скучные прямые линии или выверенные эллипсы небесной механики. В небесах царила зелёная звезда, хотя расстояние до неё уже превышало тридцать миллионов километров. «Бутлегер» имел гораздо более мощную физическую и полевую защиту, чем «Старплекс» в целом, так что был способен сблизиться с ней на очень малое расстояние. Под управлением Длиннорыла кораблик нырнул к звезде, пройдя всего в 100000 км над её поверхностью, и зачерпнул образец звёздного вещества.

— Зелёность этой звезды трудность есть для меня, — сказал Длиннорыл через гидрофон у себя в резервуаре. Как и большинство дельфинов, Длиннорыл был способен издавать звуки, отдалённо напоминающие фонемы как английского, так и валдахудского языков (хотя с синтаксисом испытывал традиционные для дельфинов проблемы — понятие правильного порядка слов в дельфиньей грамматике отсутствовало). Компьютер просто обрабатывал эти звуки, приводя их к фонетической норме, хотя мог и переключиться в режим перевода, заговори Длиннорыл по-дельфиньи.

Яг хрюкнул.

— Я тоже в недоумении. Температура поверхности двадцать тысяч градусов. Этот фардинт должен быть белым или голубым, но не зелёным. Спектральный анализ — тоже белиберда какая-то. Никогда не видел такой концентрации тяжёлых элементов в спектре звезды.

— Повреждена возможно проходом стяжкой? — предположил Длиннорыл, слегка повернув тело так, чтобы корабль начал медленно вращаться вокруг продольной оси. Даже при максимальной защите позволять звезде накалять всё время один и тот же бок корабля было неразумно.

Яг снова хрюкнул.

— Полагаю, это возможно. Вероятно, при проходе через стяжку с неё сорвало большую часть хромосферы и короны. Края портала наверняка выровнялись по верхней границе фотосферы, оставив более разреженные слои по ту сторону. Однако никаких структурных изменений при проходе через стяжку никогда не наблюдалось. Правда, никогда прежде через неё не проходило ничего настолько большого.

Обзорные экраны «Бутлегера» были до краёв заполнены зелёным пламенем; настоящие иллюминаторы уже давно сделались полностью непрозрачными.

— Пройди ещё раз над экватором, — сказал Яг, — а потом выведи нас на полярную орбиту. Прежде, чем я начну ломать голову над этими линиями поглощения, хочу убедиться, что спектр везде одинаков.

На скорости в одну тысячную от световой потребовалось пять часа на то, чтобы совершить виток над экватором звезды, и ещё пять часов на полярный виток. Всё это время Длиннорыл сохранял вращение корабля вокруг оси. Яг не отрывал глаз от измерительных инструментов, пристально разглядывая тёмные линии поглощения, и всё время бормотал под нос: «Ил по воде, ил по воде» — истину нащупать не удавалось.

Ягу не составило труда измерить массу звезды по отпечатку, оставляемому ею в гиперпространстве; она оказалась несколько тяжелее, чем он ожидал. Не считая цвета, во всех других отношениях её поверхность выглядела вполне типично и состояла из плотно стиснутых ярких горошин, разделённых тёмными промежутками — конвекционные ячейки, созданные перемешиванием газа в фотосфере. На звезде даже были пятна, хотя, в отличие от обычных, все здешние пятна были соединены друг с другом перемычками в гантелеобразные пары. Это была, вне всякого сомнения, звезда — но непохожая ни на одну из тех, что Яг видел ранее.

Наконец, облеты были завершены, и Длиннорыл спросил:

— Готовы домой вернуться?

Яг беспомощно развёл всеми четырьмя руками.

— Да.

— Тайна разгадана?

— Нет. Звёзд, как эта, попросту не бывает.

«Бутлегер» лёг на обратный курс; Яг всю обратную дорогу просидел над своими данными, что-то бормоча под нос.

* * *

Кейт лежал в постели рядом с женой и не мог заснуть. Он всматривался в темноте в её смутный силуэт, следил, как укрывающая её простыня поднимается и опускается в такт дыханию.

Она заслуживает лучшего. Он энергично выдохнул, словно пытаясь выдуть из себя всё беспокойство, и погрузился в воспоминания о более счастливых временах.

У Риссы были тёмные глаза, которые превращались в выгнутые вверх полумесяцы, когда она улыбалась. Рот небольшой, губы полные — в высоту вдвое меньше чем в ширину. Мать её была итальянкой, отец — испанец. От матери она унаследовала блестящие чёрные волосы, от отца — жгучие глаза. В свои сорок шесть лет Кейт не встречал ни одной женщины, которая при свете свеч была бы более желанна, чем Рисса.

Когда они встретились впервые в 2070-м, ему было двадцать два, а ей двадцать. У неё была сногсшибательная фигура. Разумеется, с возрастом она претерпела некоторые естественные изменения; она по-прежнему была в отличной форме, но пропорции несколько сместились. Тогда, в молодости, Кейт и предположить не мог, что когда-либо будет находить женщину сорока четырёх лет привлекательной. Однако к бесконечному его удивлению его вкусы за прошедшие годы изменились, и хотя два десятилетия брака несомненно притупили его непосредственную реакцию на неё, стоило ему увидеть Риссу не такой, как всегда — в новом костюме, или тянущуюся за чем-то на верхней полке, или с по-другому зачёсанными волосами — и у него перехватывало дыхание.

И всё же…

И всё же, Кейт понимал, что время берёт своё. Его волосы начали редеть. О, против этого существуют «средства» — если предположить, что такое естественное явление, как мужская лысина, нуждается в лечении — однако прибегать к ним казалось глупостью и тщеславием. Кроме того, учёные среднего возраста и должны быть лысыми. Это общепризнанный архетип.

У отца Кейта была густая тёмная шевелюра до самой его гибели в возрасте пятидесяти пяти лет; теперь Кейт подозревал, что отец пользовался-таки услугами реставратора волос. Но Кейт, сделай он что-либо подобное, чувствовал бы себя идиотом.

Он вспомнил Мэнди Ли, телезвезду, в которую он по уши влюбился в двенадцатилетнем возрасте. В то время ничто его так не возбуждало, как огромные женские груди, вероятно, потому что ни у кого из девочек его класса груди ещё не было; это было символом запретного, чужого мира взрослой сексуальности. Да, Мэнди, прозванную «двойной звездой» одним остряком из «Телегида», именно грудь сделала знаменитостью. Однако Кейт потерял к ней всякий интерес, как только узнал, что её грудь была фальшивой; после этого он не мог смотреть на неё без мысли об имплантах под выпуклостями её алебастровой кожи и о хирургических шрамах (хотя он, разумеется, знал, что анестезирующий лазерный скальпель не оставляет никаких следов вообще). Да будь он проклят, если превратит свою голову в такую фальшивку; черта с два люди будут смотреть на него и думать — а ведь этот парень на самом деле лысый, ну, вы понимаете…

Вот так вот они и жили, Кейт и Рисса; по-прежнему любящие, пусть и не страстной любовью юности, а более расслабленной и зрелой и в целом приносящей большее удовлетворение.

И всё же…

И всё же, чёрт его побери, ему только что стукнуло сорок шесть. Он стареет, лысеет, седеет, и не был ни с какой другой женщиной со времён своих трёх — так мало! — неуклюжих попыток в старших классах и в университете. Три плюс Рисса — то есть, всего четыре. Меньше чем одна на десятилетие. Боже, подумал он, даже валдахуд может пересчитать моих партнёрш по пальцам одной руки.

Кейт знал, что не должен так думать, знал, что у них с Клариссой было то, чего большинство других людей так и не могут достичь — любовь, которая растёт и эволюционирует по мере взросления, отношения крепкие, тёплые и надёжные.

И всё же…

И всё же была Лианна Карендоттир. Как и Мэнди Ли, символ красоты из его юности, у Лианны было лицо азиатского типа с тонкими чертами; что-то в азиатских женщинах всегда его влекло. Он не знал, сколько Лианне лет, но она без сомнения была моложе Риссы. Конечно, как директор «Старплекса» Кейт имел доступ к личным делам сотрудников, но он боялся им воспользоваться. Господи, да ей, может, и тридцати нет. Лианна появилась на борту, когда «Старплекс» в последний раз заходил на Тау Кита, и теперь, в качестве менеджера внутренних операций, часто находилась на мостике вместе с Кейтом по многу часов. Но, к его удивлению, сколько бы он ни проводил с ней времени, ему всегда хотелось ещё.

Пока что он не совершил никакой глупости. В сущности, он считал, что держит ситуацию под контролем. Однако он всегда был склонен к самоанализу и вполне осознавал, что происходит. Кризис среднего возраста, страх потери мужских качеств. И что может быть лучше для того, чтобы рассеять эти страхи, чем затащить в постель красивую молодую женщину?

Пустые фантазии. Конечно, конечно.

Он перевернулся на бок, отвернувшись от Риссы, и попытался свернуться клубком. Он не должен делать ничего, что причинило бы боль Риссе. Но если она никогда об этом не узнает…

О боже, да прекрати ты эту ерунду! Разумеется, она узнает. Как он сможет после этого смотреть ей в глаза? А их сын Сол? Как он будет смотреть в глаза ему? Он видел, как его сын сияет от гордости, как кричит на него в ярости, но никогда ещё не видел в его глазах отвращения.

Если бы он смог уснуть. Если б только он смог прекратить мучить себя.

Широко открытыми глазами он всматривался в темноту.

* * *

После того, как «Бутлегер» пришвартовался, Длиннорыл отправился поесть, а Яг вернулся на мостик. Сейчас он мог сохранять вертикальное положение лишь с помощью покрытой замысловатой резьбой трости — это всё же лучше, чем опускаться на четвереньки. Кейт, Рисса, Тор и Лианна всю ночь проспали, а Ромбус… ну, ибы-то вообще не спят, из-за чего их долгая жизнь кажется несправедливой вдвойне. Обычно Яг выходил для доклада в пространство перед шестью консолями, но сейчас он лишь доковылял до галереи для посетителей и грузно опустился в центральное кресло, заставляя остальных развернуть свои консоли на 180 градусов.

Кейт вопросительно посмотрел на Яга.

— Ну как?

Яг секунду помедлил, собираясь с мыслями, и залаял:

— Как некоторым из вас известно, звёзды разделяются на три большие возрастные категории. Звёзды первого поколения — самые старые звёзды во вселенной — состоят практически полностью из водорода и гелия, двух изначальных элементов. Атомы тяжелее гелия составляют менее 0,02% их массы, и они, разумеется, образовались здесь же в результате идущих внутри звёзд термоядерных реакций. Когда звезда первого поколения становится новой или сверхновой, межзвёздные газопылевые облака обогащаются этими более тяжёлыми элементами. Поскольку звёзды второго поколения образуются путём сжатия этих самых облаков, содержание в них металлов — под «металлами» здесь имеются в виду все элементы тяжелее гелия — составляет чуть больше одного процента. Звёзды третьего поколения ещё моложе; солнца всех планет Содружества принадлежат к третьему поколению, как и звёзды, рождающиеся в настоящий момент, хотя, разумеется, некоторые звёзды первого поколения и очень многие звёзды второго существуют и по сей день.

Яг сделал небольшую паузу и оглядел по очереди всех присутствующих.

— Так вот, — продолжил он, — эта звезда, — он махнул средней рукой в сторону зелёного шара на голосфере, — состоит из металлов на восемь процентов, что вчетверо больше, чем у типичного представителя третьего поколения. В этой штуке железа столько, что его можно из неё добывать.

— А что насчёт зелёного цвета? — спросил Кейт.

— Ну, на самом деле она, конечно, не зелёная, не в большей степени, чем так называемые красные звёзды на самом деле красные. Почти все звёзды белые, лишь со слабыми следами цвета. — Он обвёл средней рукой окружающие мостик созвездия. — ФАНТОМ подкрашивает звёзды, которые показывает на голосфере, согласно их положению на диаграмме Гецшпрунга-Рассела[10]. Эта наша зелёная звезда на самом деле лишь немного зеленовата. Свет, поглощённый атомами тяжёлых металлов в синей и ультрафиолетовой областях спектра, переизлучается в зелёной; в результате в зелёной области спектра звезда излучает относительно больше энергии, чем в соседних, и потому приобретает зеленоватый оттенок. — По его меху пробегали волны. — Я бы сказал, что звёзды с настолько высоким содержанием металлов невозможны в нашей вселенной в её текущем возрасте, если бы не видел одну из них собственными глазами. Возможно, она сформировалась в весьма нетипичных условиях, и…