"со вздохом на устах"

Одной рукой взял сумку, второй — обнял за талию Вику и мы пошли к стоянке такси.

— Правильно про тебя в десанте говорят: справедливый, но строгий. Строгий, но справедливый. А ещё тебя Счастливчиком зовут. Это почему?

— Потому, что у меня есть ты.

— Ой, не ври, Серьёжка. Потому, что у тебя потерь в подразделениях мало было. Вот, чёртов майор, нацеловаться не дал. Сейчас приедем домой, а там папа, мама...

В такси, назвав шоферу адрес, Вика подняла стекло, отделившее нас от водителя, тесно прижалась ко мне.

— Серёженька, только, пожалуйста, не пей сегодня водку с папой и Николаичем. Чтобы от тебя спиртным не пахло. Всё же у меня это в первый раз. Сказки хочется...

— Что в первый раз?

— Сейчас как стукну больно, чтобы дурачком не прикидывался. Я ещё девственница.

— Ну, так и оставайся пока ею. Тебе же только шестнадцать лет.

— Не зли меня, Иванов!— она яростно шипела, сдерживая крик,— я тебя двенадцать лет ждала! А с тех пор, как созрела в половом отношении, то не только ждала, но и хотела. Не забывай, что я — Катя. Прекрасно помню, чем мы в постели занимались. Знаю, что буду кричать и кусаться. Знаю, что ты меня хочешь.

— Хотеть-то хочу, но...

— Господи, куда мир катится?! Невинная девочка пытается затащить к себе в постель старого развратника, а он ещё и упирается...

— А что папа с мамой скажут про твои ночные крики?

— Я живу отдельно от них. Я — самостоятельный человек, а теперь ещё и офицер. Сначала они меня пытались наставить на путь истинный, потом рукой махнули, когда Ванечка у них родился. А теперь, вроде, стали уважать и гордиться. Они считают меня взрослой. Так оно и есть. Не забывай, что Кате — двадцать один год.

— Сейчас — уже тридцать шесть. (Боже, а мне — двадцать семь!)

— Нет. Душа её, расставшись с телом, так и осталась двадцатилетней. Я же моложе её. Где же ей было набраться жизненного опыта тридцатилетней женщины?

— Ох, сложно всё как...

— Ничего сложного. Будь самим собой и всё. Не занудствуй и не ханжествуй: "Ой, ей всего шестнадцать...". Я — половинка твоя, понял.

— Знаю. Мне об этом говорила колдунья в том мире, откуда я только что вернулся. Она умела видеть будущее.

— Далеко умела видеть?

— На всю жизнь.

— Здорово! У неё, значит, большая магическая сила. А я пока только года на два-три вперёд умею заглянуть. И что она про тебя рассказывала?

— Сказала, что ты меня ждёшь; сказала, что ты — моя судьба; скзала, что ты — колдунья и в тебе живут две души.

— Вот почему ты так спокойно воспринял. Ты уже знал...

— Да. А ещё она сказала, что у нас будут дочка и сын.

— Серьёжка! — такси уже остановилось, а её губы никак не могли оторваться от моих.

В стекло стучали с двух сторон. С одной — водитель. С другой — барабанил по стеклу дверцы Веня Петров. Вика чуть отпрянула в сторону, чуть покраснела, но счастливая улыбка не сходила с её лица.

Расплатившись с водителем, вылез из такси, вынул из багажника сумку. Вика продолжала сидеть в машине.

— Мужчина, помогите же беспомощной даме выйти из таксо,— капризно-плачущим голосом простенала она.

— Вот артистка,— покачал головой Веня. А я протянул руку. Вика взяла её в свою, не опираясь, легко выпорхнула из такси. Обняла рукой Венину шею.

— Папка!

Другой рукой обняла меня.

— Сергунька!

— А за "Сергуньку" можешь от него и по попе получить,— строго сказал Веня.

— Это со всем моим удовольствием,— откликнулся я и шлёпнул по упругой попке.

— Нравится?— показала кончик языка Вика. Так всегда мне показывала язык Катя.

— Ещё бы!

— То-то же!— и нарочито покачивая бедрами пошла по дорожке к дому через распахнутую калитку.

— Вот же зараза выросла!— посмотрел вслед Веня.

Обменявшись с Веней рукопожатием, мы приобнялись, похлопав друг друга по спинам.

— Ну, здравствуй,.. тесть.

А к нам уже подходила Ольга.

— И ты, тёща, здравствуй,— чмокнул Ольгу в щёку и получил полотенцем, висевшим у неё на плече, по спине.

— Какая я тебе тёща?! Здравствуй, Серёжа. Мы уже заждались.

— Самая натуральная тёща,— ответила Вика, жуя пирожок, который успела вытащить из дома,— поелику я — твоя дщерь, а ентот па-а-алковник — мой муш-ш-ш-ш.

— Эй, доча, хоть ты теперь и офицер десанта, но за такие шутки я тебя шлёпну не так ласково, как Сергей,— попытался урезонить Вику отец.

— Серёженька,— нежно пропела Вика.

Я обнял её за плечи, и она прильнула ко мне, обхватив руками мою талию.

— Хоть вы ей и родители, но обижать мою жену я никому не позволю.

— Та-а-ак,— протянул озадаченно Веня.

А Ольга вдруг заплакала, крупные слёзы потекли по её щекам. Веня совсем оторопел, не зная, что предпринять.

— Ты что, мамочка?— бросилась Вика к Ольге.

— От радости за тебя, дурёха. Добилась всё-таки своего?

— Ага, мамочка. Я сейчас тоже расплачусь. От счастья. Он — мой!

— Чего добилась-то?— недоумевал Веня,— чина офицерского? Так это ещё позавчера отметили. Чего реветь-то?

— Отец, и дочка-то у тебя умница, да и сын не дурак... Нужен ей этот чин офицерский... Она его из-за Серёжки получила. А теперь вот мечта её сбылась. Пойдёмте-ка в дом, чего торчим посреди улицы,— сказала Ольга, утирая слёзы. И пошла к калитке. Следом шел Веня, всё ещё удивлённо покручивая головой.

Войдя, в обнимку с Викой, во двор дома Петровых, я сразу увидел произошедшие изменения.

— Веня, ты соседний участок себе отхватил?

— Ну, да,— несколько смущенно ответил Веня,— уж извини, на Викины, то есть на твои деньги. Понимаешь, Вовка Панченко, ну, ты его должен помнить, десантник бывший, собрался на Украину уезжать, жить там постоянно. А на его дом мой сосед глаз положил, да денег у него не хватало. У Вовки дом — картинка, да и на участке Оксана всего насажала. Соседский же дом с участком на такую цену не тянул. Я и предложил соседу — ему покупаю Вовкин дом, а он мне свой участок отдаёт. Столковались, он и переехал. А я его домишко подновил, считай, почти заново отстроил. Получился, как бы, флигель. И баньку соорудили у него на участке. Да Ольга яблони посадила, пару грядок сделала.

Когда гости в доме — их во флигель. Вот, Гамильтоны там жили, им понравилось. Там и кухня, ванная комната большая, с душем. А когда гостей нет, там теперь Вика живёт. Ванюшка подрос, вчетвером в нашем домике чуть тесновато. Всего-то миллион из твоих потратил. Ну, да за двенадцать-то лет процентов и на девять миллионов набежало. Ругаться не будешь за растрату?

— Не дури, Венчик. Я ещё круче разбогател. Всем хватит. Можешь, если хочешь, ещё участок прикупить и там дом двухэтажный отгрохать. И мы с Викой где-нибудь неподалёку отстроимся.

— Так во флигеле и живите.

— Пока да. Пока строиться будем. А потом ведь детишки пойдут. Мал нам будет флигелёк твой.

— Это, да,— смутился Веня,— это что ж, я скоро дедом стану?

— Не скоро, папочка, успокойся. Раньше двадцати лет я рожать не собираюсь. Для материнства ещё не созрела.

— А-а, тогда ладно,— успокоился Веня.

Вышедший из дома Петровых мальчишка, как две капли воды похожий на Веню, подошел ко мне.

— Петров Иван Вениаминович,— важно произнёс, протягивая ладонь "дощечкой".

С серьёзным выражением лица я пожал ему руку.

— Иванов Сергей.

— Мне про вас много рассказывали. Папа с мамой говорили, что они вам всем обязаны.

— Это они шутят. Мне обязаны лишь кое-чем. А всем — папиному трудолюбию и маминой красоте и доброте.

— А наша Вика — тоже офицер. Она вчера форму примеряла, ей очень идёт. Только орденов у неё пока нет. Но она очень упорная, она их много получит. У неё ещё пистолет есть, только она мне его не даёт, потому что вредная. А ещё она меня драться научила. Чтобы я мог за себя постоять. Её Николаич и папа научили, а она — меня. А вы и вправду на Вике женитесь?

— Да.

— Тогда детей скорее заводите.

— Почему скорее?

— У вас родится ребёночек, я ему буду дядей и все перестанут мне говорить, что я ещё маленький, потому что я буду дядя Ваня.

Хохотали все, даже Ваня хихикнул за компанию, не понимая, над чем смеются.

— А ещё Вика вас очень любит.

— Да с чего это ты взял?— спросила покрасневшая Вика.

— Ага. Вчера как закричит:"Ванька, мой Серёженька завтра приезжает!". И давай меня целовать, как будто я — девчонка. А я читал в Интернете, что женщины, если очень сильно любят, то очень сильно от этого глупеют.

— Ну всё, давайте все к столу,— смахивая выступившие от смеха слёзы, скомандовала Оля,— второй раз всё разогревать не буду. О, вот и Николаич подоспел.

Поздоровавшись с Николаичем, уселись за стол. Веня стал разливать водку по рюмкам, но я перевернул свою донышком кверху. На вскинутые удивлённо Венины брови, пояснил:

— Нельзя мне после временного перехода. Приказано воздержаться.

— Ну, приказы не обсуждаются,— покладисто согласился Веня,— нельзя, так нельзя. А мы с Николаичем и Олей тяпнем за твоё возвращение. Сержанту нальём?

— Папка, малолетних нельзя спаивать. Не пробовала и начинать не хочу.

Все воздавали должное Олиному кулинарному искусству. Когда пришла пора пить чай, захмелевший Николаич, бросая в рот пирожок за пирожком, воскликнул:

— Пирожки сегодня — просто чудо! Так во рту и тают. Таких и у папы римского не едят. Ты, Оля, саму себя превзошла. На чём же такие пирожки-то напекла?

— На любви,— засмеялась Ольга,— это Вика для Серёжи постаралась. Всё утро у духовки провела.

— На любви?— вытаращил глаза Николаич,— таких я точно никогда не ел.

Николаич с Веней вышли на улицу, покурить, хоть стол и был накрыт на веранде. Тёплый летний вечер сошёл на городок. Ольга хлопотала на кухне, Ваня убежал к компьютеру. Мы сидели рядом, отодвинувшись от стола и я заметил, что Вику бьет дрожь.

— Ты замёрзла, Малыш?

— Нет, милый, это не от холода. От нетерпения. Пойдём скорее во флигель, я уже изнемогаю.

Вышли во двор. Николаич и Веня дымили на лавочке. А вот я за время хронопутешествий избавился от вредной привычки — курить бросил.

— Хоть бы посидел со старыми десантниками,— вздохнул Веня.

— Зачем ему старые десантники, если у него есть молодая десантница,— хохотнул Николаич.

— Дядя Коля, ты пошляк,— пробормотала Вика.

— Нет, я с трудом, но всё же поверил, что моя дочь стала офицером десанта. Ты представь, Николаич, я — рядовой, а дочь моя — сержант. Но то, что она стала женой капитана Серёги Иванова, пардон, полковника, в голове моей никак не укладывается. Он же её крошечную на руках качал. А потом разница в возрасте у них вдруг сокращается на двенадцать лет и... Пожалте бриться. Н-да! Ну и дела!

Мы хором пожелали всем спокойной ночи.

— Рано же ещё, время детское,— заметил Веня.

— Веня, иди, помоги мне на кухне,— позвала его всё понимающая Ольга.

Николаич, поблагодарив за угощение, попрощался. Мы с Викой быстрым шагом пошли к флигелю Вика впереди, я — чуть позади, любуясь её статной фигурой и грациозной, летящей походкой. Возле двери Вика обернулась ко мне.

— И как, нравлюсь?

— Не то слово...

— Сейчас понравлюсь ещё больше,— безуспешно пыталась попасть ключом в замок двери.— Чёрт, руки не слушаются. Что ж я так волнуюсь? Спокойно, Вика, спокойно,— уговаривала она сама себя.

Я помог ей открыть дверь. Захлопнув её за собой, стал оглядываться в поисках выключателя.

— Не надо включать свет, как-то зажато сказала Вика,— сними только обувь, я полы намыла, чтобы можно было босиком ходить,— и зашлёпала босыми ногами. Вот её силуэт в проёме двери. Она на ходу стягивает с себя футболку. — В ванную вторая дверь справа.

Двери белели на фоне стены и я, щелкнув выключателем, вошел в просторную ванную комнату. Быстро скинул с себя одежду и шагнул в душевую кабинку. Задвинув за собой дверцу, с удовольствием встал под тугие струи тёплой воды. Дверь в ванную отворилась, задвижки там не было. Вика залезла в ванну, зашумела вода. Через рифлёное стекло двери душа смутно было видно её белое тело.

Я подождал, пока она помоется, вытрется и выйдет из ванной комнаты. Вика хотела сказки, и не надо было спешить. Вытершись насухо, обнаженный пошел в комнату. Всё правильно, спальня слева, в самом конце коридора.

В комнате, на столике горела свеча, бросавшая отблески пламени на широкую двуспальную кровать. На белизне постели яркими зелеными изумрудами сияли Викины глаза. Мы не произнесли ни слова, в нашей сказке не было места словам. И сказка началась.

Я поля влюбленным постелю -

Пусть поют во сне и наяву!..

Я дышу, и значит — я люблю!

Я люблю, и значит — я живу!

Глава VII

И много будет странствий и скитаний:

Страна Любви — великая страна!

И с рыцарей своих — для испытаний -

Все строже станет спрашивать она:

Потребует разлук и расстояний,

Лишит покоя, отдыха и сна...

Но вспять безумцев не поворотить -

Они уже согласны заплатить:

Любой ценой — и жизнью бы рискнули, -

Чтобы не дать порвать, чтоб сохранить

Волшебную невидимую нить,

Которую меж ними протянули.

(В.С. Высоцкий)

— Вставай, засоня. Я тебе блинчиков гречишных напекла. Знаешь, как вкусно с красной икрой?

Солнечный свет почти не пробивался через задёрнутые плотные шторы. В комнате стоял приятный прохладный полумрак. Вика воле кровати и из одежды на ней только ситцевый, короткий кухонный фартучек.

— Пойдём завтракать, радость моя,— позвала она и, повернувшись ко мне спиной, успела сделать один шаг к выходу из спальни. Я обхватил её ноги своими ногами, так как руки развязывали завязки фартучка. Фартучек упал на пол, а Вика — на постель.

— Помогите, насилуют,— заверещала Вика.

Сделав испуганное лицо, я отпустил её.

— Помогите, не насилуют,— снова запищала она.

Когда мы пришли на кухню, блинчики уже почти остыли.

— Ты ешь верхние, которые погорячее, а я займусь твоими плечами и спиной. Да уж, расцарапанную спину пекло, а из последнего укуса на плече ещё текла кровь. Вика принялась что-то шептать, почти беззвучно, и водила ладошками над моими плечами и спиной. Она не касалась моего тела, но я ощущал энергию, струившуюся из её ладоней.

— Вот и всё,— сказала она. Я скосил глаза на правое плечо. Оно было абсолютно чистым и гладким, все укусы исчезли. На левом плече тоже никаких следов. Спину жечь перестало, думаю, что и там царапин не осталось.

— Такие поверхностные раны удалять — это для колдуний первой ступени,—

хмыкнула Вика и, густо намазав блинчик красной икрой, засунула мне в рот.

— Так вот, слушай. Сегодня, под утро, когда мы уснули, Катина душа покинула меня. Она сказала, ну, ты понимаешь о чём я.., что выполнила своё земное предначертание. Ты счастлив, она не ошиблась, выбрав меня, я полностью оправдала её надежды. Она попросила тебя только об одном: чтобы ты,— тут Вика смутилась,— мне не хочется, чтобы ты думал, что я всё это выдумала. Цитирую её слово в слово:"Передай, пожалуйста, Серёже, чтобы он любил тебя за нас обеих. Я очень тебе благодарна. А теперь мне пора... Назовите дочку Катей, а ты останься с одним именем". Так что придётся мне менять все документы,— вздохнула Вика.