"Нед. Перекресток судеб"

— И как ты тут оказалось, чудо?

— Где — оказалось? И вообще — кто я?

Существо рассмеялось, будто кто-то начал бить в серебряный колокольчик серебряной же ложкой. Отсмеявшись, покачало головой:

— Если этого не знаешь ТЫ, как могу это знать Я?! Задача!

— А на кого я...похоже?

— Ну...не знаю. У тебя четыре лапы, розовая шкура, два глаза. Вообще — ты выглядишь отвратительно. Ты не нашего рода — это точно. И не рода Хозяев. У них головы большие, а тело маленькое. Ты же довольно большое существо, а голова маленькая. Ты — дура? С такой маленькой головкой — как ты можешь соображать? Ты вообще — понимаешь, что я тебе говорю?

— А почему я дура, а не дурак? Как ты это определило?

— Оп! Во-первых, я — она! Я девочка! А во-вторых — как я могу не понять, что ты 'она', когда прекрасно это вижу? У тебя нет того предмета, что присущ мальчикам. Понимаешь? Значит ты тоже девочка. Если, конечно, эта штука не прячется где-то у тебя внутри. Ну-ка, дай я тебя рассмотрю! Раздвинь лапы!

— Не буду. Не раздвину. Я помню, что это нехорошо. Кроме...определенных случаев. Каких — я не помню. Да, я девочка, точно. Я человек. Женщина. Девушка. Помню!

— Ну вот — уже хорошо! — усмехнулось существо — что-то помнишь. А как тут оказалась — не помнишь?

— Нет...я летала...летала...летала...а потом, вдруг — ты! И как мне тебя называть? Кто ты?

— Я? Высшее существо. Если не считать хозяев, конечно. А вот ты кто...слуга? Одна из стенов?

— Кто такие стены? Я не знаю.

— Нуу...слуги хозяев. Как и мы. Только вы низшие, а мы высшие. Вы сделаны для того, чтобы за нами ухаживать. Когда я еще не уснула, вы приносили нам еду, выносили наши испражнения. Но тут мы не едим и не испражняемся — и зачем тогда ты здесь?

— Где — здесь? Я где?

— Хмм...опиши — что видишь. Давай, попробуй!

— Яйцо. Или пузырь? Прозрачный такой, но...не совсем. Упругий — я сижу на нем...в нем, и мне удобно. А вокруг — ничего. Небо...и ты, странное существо. Ты как-то должно называться, но я забыла название! Что-то такое с тобой связано, но что — вот вопрос! Высшее существо? Почему-то мне так не кажется. Высшие — это мы. Видишь — у меня пальцы, руки. А у тебя зубы. Острые, как у зверя. А все, у кого такие зубы — не высшие существа.

— А кто тогда? — радужное создание хлопнуло крыльями, и дважды прикрыло желтые глаза с вертикальными зрачками — как это не высшее? Я всегда знала, что мы высшие существа! Мы вырастем, и будем летать в небе! А пока — спим. И ты спишь. Наверное... Или не спишь?

— Ты чего пристала? Я что, знаю — сплю я, или бодрствую, если я вообще не знаю, где нахожусь?! Ты глупое существо, совсем даже не высшее! Пошла вон отсюда!

— Шшшш! Сейчас я тебе врежу! — существо вдруг выросло до размеров большой собаки, захлопав крыльями, бросилось на девушку, вскочившую на ноги, и вдруг...оказалось за стенкой пузыря, беспомощно болтая крыльями, кувыркаясь, как брошенный с крыши плод дерева чуфа.

Девушка подошла к стенке пузыря, посмотрела на то, как существо пытается выправить полет и негромко хихикнула:

— Так тебе! Будешь еще зазнаваться! Поганец! То есть — поганка, если ты девушка.

— Девушка, девушка — вдруг раздался голос, и существо зашипело, устроившись на полу пузыря — как ты это сделала?

— Чего — как?

— Ну...выкинула меня?

— Опять началось! Да не знаю я ничего! Просто захотела, чтобы тебя тут не было, и все тут!

— Жаль...— существо нахохлилось, опустив крылья, опавшие, как две тряпочки — а мне хотелось с тобой поговорить. Скучно здесь. Одни и те же морды. Уже все обсудили, все обговорили — ни одного нового существа нет! Большинство уже и не хочет выходить в межмирье. Делать тут нечего. Зекеры попрятались, они нас чуют на расстоянии, не поймать. Остается только парить в пространстве...или, вернее — между пространствами — и мечтать, что когда-то проснешься. И полетишь! Высоко в небо! Туда, где буйствуют ветра! Туда, где видно горы, снега, море! Так всегда говорил Наставник. А потом сказал, что нужно лечь поспать. Немного поспать. И скоро нас снова разбудят. Но так и не разбудили. Хорошо хоть, что мы научились выходить в межмирье. Сначала тут было весело — кучи зекеров! Они вначале нас хотели сожрать, а когда мы их стали есть — попрятались.

— А кто такие зекеры?

— Ну как тебе объяснить...их сделали Хозяева, чтобы переносить душу из одного тела в другое. А потом бросили их в межмирье, и все. А они тут испортились. Стали злыми, всех хотят жрать. Друг друга жрут. Только не спрашивай — зачем. Жрут, и все тут. А мы их едим. Тоже не спрашивай — как. Не знаю. Схватишь его, оп! И нету. А мне радость. Нет — правда радость, приятно его слопать. Не так, как когда-то — свежего мяса, но слопать. Слушай, а с тобой интересно говорить, да! Так давно не было никаких новых морд, так давно! Расскажи о себе — ну что помнишь, да. Как ты тут оказалась? Может хоть что-то помнишь? Ты напрягись! Я, вначале, тоже ничего не помнила, а потом — стала вспоминать. Чем больше стараешься, тем больше вспоминаешь — это чистая правда! Ну, давай — кто ты?

— Я...я...девушка!

— Тьфу! Шшшшш...не мальчик — точно! Дальше! Как твое имя?

— Я...не знаю. Не помню. И почему я сплю — не помню. Может, я скоро проснусь?

— Сомневаюсь. В межмирье не бывает тех, кто просто спит. Иначе тут не протолкнуться было бы. Представляешь, сколько существ в мире спят?

— А ты — представляешь?

— Честно? Нет! — радужное создание захихикало, и зашипело — откуда же я знаю? Летаю тут уже...уже...вечность! Вот! Как я могу знать, сколько там, в мире, спят существ?

— Расскажи тогда о себе. Может я что-то и вспомню?

— Меня звать Хессерада. Так меня назвали Хозяева. Я прожила в мире пять лет. Вернее — тело мое прожило пять лет. А душа...не знаю — сколько. Мой народ летает в небе, среди облаков. Мы служим Хозяевам. Вернее — служили. Теперь — не знаю. Мой грун усыпили, зачем — тоже не знаю. И сколько из нашего груна осталось в живых — не знаю. Понимаешь — через какое-то время тебе надоедает жить. Правда-правда! Вот ты летаешь тут, и делать тебе нечего. И думаешь — а не сдохнуть ли? И когда ты принимаешь такое решение — исчезаешь. Так исчезли Дустра, Эждера, Ааарусис...много еще кто. Некоторые снова ушли в тела, впали в спячку. Кто-то путешествует в межмирье. А я вот заметила тебя и решила поболтать.

— Вспомнила! Драконы! Вы — драконы! — девушка вскочила на ноги, и взволнованно заходила по пузырю — что-то связано с этим названием, что-то очень важное, такое важное, что просто вопрос жизни и смерти! Не помню. Но я вспомню, обязательно вспомню!

* * *

— О боги! Как тут холодно! — Магар похлопал себя по плечам, заодно сметая снег, насыпавшийся на плечи, на спину — он неудачно приземлился, и долго выкапывался из сугроба, укрывшего колонну перемещения почти до половины — слушайте, как же мы пойдем?! Тут снега по пояс!

— Это здесь, в распадке, по пояс — хмыкнул высокий кряжистый мужчина с окладистой бородой — сейчас вылезем на ровное — там все сдуло. Почти все, конечно. Не переживай — тут идти-то...часа два, не больше. На ходу согреешься — пар от тебя валить будет. Кстати — следите за носами, ушами, щеками — на ветру поморозить щеки плевое дело. И еще — дышите носом, старайтесь закутать лицо. В такой мороз птицы на лету замерзают! Я иду вперед, показываю дорогу, вы за мной. Скоро будем на месте. Пошли!

Ард решительно пошел вперед, пробивая верхнюю, уплотненную корку, под которой лежал сухой, сыпучий снег, взвизгивающий под ногами путешественников. Идти по проторенному следу было легче, но если такая дорога будет и дальше — придется меняться с головным колонны, иначе он вконец обессилеет. Это было ясно сразу — посмотреть только, как ард возится в снегу глубиной выше пояса. Лыж, увы, у них не было — никто не захватил их с собой в Замар. Хорошо хоть нашли меховые штаны, куртки, сапоги, шапки — в Замаре найти их было практически невозможно — зачем подобные меховые изделия в крае вечной весны?

Нед шел сразу за головным, увязая в снежной каше и пряча руки в меховых рукавицах. Из-под одеяния быстро улетучивалось тепло, захваченное из Замара, и в голове проскальзывала предательская мыслишка — 'Сумеем ли? Это не по замарскому лесу шастать! Эдак и сдохнуть можно!' Но тут же эти мысли улетучивались, оставляя лишь злость и желание все преодолеть — вопреки судьбе, вопреки...всему миру! Идти вперед и проламываться сквозь преграды! Впрочем — как и всегда.

В два часа они не уложились. Даже на открытом месте снег лежал по колено, а твердая корка была не настолько плотной, чтобы удержать взрослых людей, отягощенных одеждой и поклажей — оружием, броней и вещмешками, в которых лежали деньги и питание на два дня. На всякий случай. Мало ли как дело обернется....

Через три с половиной часа они подходили к высокой стене, на которой виднелись деревянные будки дозорных — Зигар пояснил, что без этих будок, без жаровен с углями, дозорные превратятся в ледяные столбы за считанные часы. Не мудрено — когда плевок замерзал на лету и о землю ударялся мутной ледышкой.

Впрочем — на жизнь ардов холод не оказывал никакого влияния — город был полон жизни. Дымили трубы домов, в воздухе пахло хлебом и жареным мясом, многочисленные лавки, ожидающие покупателей, светились маленькими окошками, подмигивая из-за заиндевевшего стекла огоньком масляного фонаря. Город жил — ходили люди, ездили сани, которые были запряженные невероятно мохнатыми, низкорослыми лошаденками ардской породы, из ближайшего трактира слышался рев пьяных выпивох, распевающих древние и современные баллады. Нормальная городская жизнь, ничего необычного, если забыть, что ты находишься в Ардии, где уже давно не видели ни одного замарца — кроме как в качестве раба.

Нед кивнул Зигару — первое, что следовало сделать — найти гостиницу. Потому — не мешкая, путешественники отправились вдоль по улице, уворачиваясь от саней, проносящихся по утоптанной ледяной дороге и стараясь поменьше привлекать к себе внимание.

Впрочем — на них мало кто смотрел. Люди, как и везде, были заняты делами, погружены в свои проблемы. Тем более, что всем хотелось поскорее покинуть негостеприимную улицу и укрыться в теплых домах, где их ждали горячее вино и раскаленный очаг, дарующий тепло и жизнь.

Глава 5

'До сих пор жив...крепкий парнишка оказался. Организм сопротивляется, не хочет умирать. Сколько дней? Пять? Нет — семь. Семь дней держится. Может — выживет? Вряд ли. Уже нарывы начались... Жаль, очень жаль. Жить бы ему, да жить...проклятая чума! Давненько ее не было...'

Жересар взял мокрую тряпку, намоченную в растворе уксуса и стер испарину со лба молоденького парнишки, тяжело дышащего на капитанской кровати.

Это был последний из членов экипажа, оставшихся в живых. Все остальные сейчас лежали в трюме, уложенные штабелями, как дрова. Хоронить в море лекарь их не стал — не дай боги выбросит на берег — начнется мор. Да и заражать местных крабов и рыбу не хотелось. Лучше уж спалить вместе с кораблем, когда умрет последний человек из экипажа судна. А он все не умирал и не умирал. Отказывался уйти со Смертью.

Жересар присел у стола капитана, посмотрел на больного и нахмурился, подумав о том, как мало знают люди, как ничтожны их знания о болезнях и вообще — о мире. Откуда берется чума, что это такое — никто не знает, и скорее всего — никогда не узнает. Говорят, что чуму насылают боги, когда людей в мире становится слишком много. Эту болезнь не берет ничего — кроме очищающего пламени. Или магии. Но мало кто из магов решится лечить чумного больного — ведь для этого нужно подойти вплотную, а это равносильно тому, как если бы маг воткнул себе в сердце нож.

Жаль сжигать корабль, но еще жальче людей. Ведь у каждого есть близкие, которые будут переживать, плакать...как Жересар, потерявший сыновей.

Лекарь потер лоб огромной ладонью, потом в сердцах стукнул кулаком по краю стола, едва не сломав полированную дубовую пластину. Его раздражало собственное бессилие, невозможность сделать что-то такое, чтобы изменить положение вещей. Должно же быть какое-то лекарство от чумы! Должно быть!

Усмехнулся — если болезнь от богов, тогда нужно попросить лечить эту болезнь демонов!

'Оп! Демонов? Я-то не болею, а что это значит? Это значит, что мой демон убивает болезнь. Как он это делает — другой вопрос. Сродни тому — откуда взялась чума. Не узнаешь, не поймешь. Но результат имеется, а это главное.

Попробовать? Почему бы и нет? Что я теряю? Хмм...а вдруг он умрет в тот момент, когда я буду в его теле? Что будет со мной? Да ладно...как влетел, так и вылечу. Наверное...

Пробовать надо. Может и спасу парня. В конце концов — я лекарь, или — кто? Впрочем, уже не разберешь — кто...но... попробую. Хуже уже не будет...надеюсь'.

Жересар ушел в каюту помощника капитана и лег на кровать, закрыв глаза. Для того чтобы выйти из своего тела, ему понадобилось меньше секунды.

Оставив свое бездушное тело, воспарил вверх, к потолку каюты, повисел с минуту, привыкая к новому состоянию, затем медленно потащился к стенке каюты, перемещаясь к больному. Осторожно прошел сквозь стену и завис над мечущимся в горячке парнем.

Опускаться в тело больного было страшно. Очень страшно. Одно дело — залезть внутрь здорового человека, да еще тогда, когда тебе угрожает опасность и деваться некуда, когда на кону стоит твоя жизнь, и совсем другое, когда ты входишь внутрь полутрупа, зараженного самой страшной из болезней мира.

Да, ощущения оказалось не из приятных. Жересара начало бить в лихорадке, тело, которое он занял, чуть не подпрыгивало на кровати, сотрясаемое крупной дрожью. Ему стоило больших усилий не клацать зубами, сдерживая биение больного организма.

Дрожь успокоилась только минут через пять. Жересар не руководил процессом излечения, с интересом наблюдая, как нарывы на руках бледнеют, рассасываются, исчезают — сами по себе. Демон на глазах восстанавливал тело, убивая болезнь.

Для полного излечения понадобилось около часа. К истечению этого времени парень, загнанный куда-то в глубины мозга, очнулся, и начал паниковать — его душа металась, в ужасе пытаясь освободиться из той темницы, в которую его загнали и Жересар опасался, что парень совершенно спятит, не понимая, что с ним происходит. Потому — лекарь срочно вышел из тела парнишки и полетел к себе, с облегчением снова став самим собой.

Уже очнувшись от транса, подумал о том, что хорошо, конечно, на какое-то время стать молодым, как этот мальчишка, но...свое тело все-таки роднее и приятнее.

* * *

— Герсер! Герсер, ты спишь?!

— Нет, не сплю! — Жересар, сел на кровати, снова привыкая к телу. Возвращение требовало времени — душа будто пропитывала тело, и пока она не заселится как следует, заполнив все уголки тела, взяв над ним контроль, тело ощущалось как чужое — онемелое, неловкое. После того, как он вернулся из организма парнишки, прошло всего минут пятнадцать, и лекарь до сих пор не успел восстановиться — видимо потому, что пробыл вне тела довольно долго — больше часа.