Рабыня

Я замерла и не знала, как реагировать. С одной стороны мне было её жаль, с другой — я понимала её, но с третьей — в этой женщине больше не осталось ничего человечного. Хотя нет, вру, здесь она остаётся собой. Рядом со страшными и некрасивыми, стараясь хоть как-то скрасить их жизнь. И мне честно было жаль эту женщину. До сих пор не сломавшуюся и такую одинокую. Вот только я не могла ей довериться. Это было слишком рискованно. Что если всё это ложь? И даже если всё сказанной ею правда, что если она и сама стала такой же извращённой, как её муж? Ведь она там наслаждалась зрелищем, когда ни в чём неповинную девушку насилуют грязные мужики.

И я единственное, что смогла сделать, это просто обнять её, сделав чувство жалости преобладающим во мне.

Мы сидели так какое-то время, после чего она встала:

— Благодарю, что выслушала. Я знаю, зрелище насилия в тебе вызывает отвращение. Знаешь, я сегодня тоже не смогла это видеть. Отменила всё. А девушке дала выбор: нанести ей несколько ран на лицо, которые останутся рубцами или быть изнасилованной этими мужиками. Знаешь, она выбрала раны на лице. И мне было приятно. Не потому, что это вызывало извращённое удовлетворение, а просто, что она выбрала не красоту, а свою девственность. Это похвально. Я поняла, что не всё в этом мире ещё потеряно.

И она ушла. А я так и сидела какое-то время и смотрела в темноту, не зная, что и думать.

На следующий день я боялась высунуться из своей горницы. Ведь оставалось дождаться мужа. Я очень надеялась на то, что всё получится. Если честно, я жутко устала притворяться. И сейчас, когда вновь могла говорить, молчать по привычке было мучительно. Каждый миг отслеживать, сдерживать, чтобы что-то не сказать.

Поэтому я решила после завтрака с остальными слугами запереться в своей горенке и вышивать свои последние работы. Хозяйки не было видно и слышно, словно её не было дома. Время тянулось мучительно медленно.

За окном было подозрительно тихо, как и внутри в тереме.

А потом меня вызвала к себе госпожа.

На ней лица не было, словно её не просто обидели, а вновь насиловали. Хотя, почему словно?

Она сидела в огромной лохани, бледная, как белила, и смотрела стеклянными глазами куда-то в даль.

Я мягко прикоснулась к её спине, стараясь не испугать. Но она всё равно вздрогнула.

И как мне действовать? Что предпринять?

Рядом стояли вёдра с горячей водой.

Я попробовала ту, в которой сидела хозяйка, она была тёплой. А если долить кипяток, не обожгу ли?

Пожалуй, буду медленно вливать кружкой, что исключить неприятности. Всё же причинить боль своей владетельнице мне не хотелось.

Хозяйка так и не обратила внимания, пока я не опустошила ведро и не принялась за второе.

Кожа госпожи уже была красная.

Но она не обращала внимания.

И что же мне сделать?

Я распустила собранные у неё на голове волосы, которые пустила поверх лохани. Красивые, как и она сама.

Я провела по ним медленно.

— Ненавижу их, — услышала тихий голос женщины.

Может, послышалось? О чём она говорит? О насильниках?

А потом взгляд упал на ножницы, лежащие неподалёку. Такие обычно использовали для ткани.

— Сделай это, — вновь сказала тихо.

Что она имеет в виду? Неужели о волосах речь? Я бы усомнилась, если б не ножницы.

Руки сами потянулись к ним. Что же я делаю? А что сделают со мной, если я неправильно поняла госпожу?

Но неожиданно для себя отметила, что уже держу их в руках.

Как обрезать? Чуточку подрезать кончики?

Хозяйка наклонила назад голову.

— Обрежь их. Полностью.

Волосы местами были слипшиеся в какой-то вязкой жидкости. А когда поняла, в чём, отвращение захлестнуло меня.

Руки дрожали, пока я под корень срезала прядь за прядью, стараясь не прикасаться в тех местах, где они были испачканы в чьём-то семени.

А когда завершила, ушла за веником и совком. Вернувшись, увидела, что госпожа ушла с головой под воду. И даже испугалась, кинулась её спасать, бросив всё.

Женщина очнулась, вынырнув из воды.

— Смуглянка... Мне так хорошо и легко, на удивление.

Хотела спросить, почему она не сбежит, но вовремя прикусила язык.

— Возьми листок бумаги и напиши...

Я послушалась.

"Почему вы не сбежите? Неужели роскошь важнее внутреннего спокойствия?"

— Ты не понимаешь, я не могу бросить своих людей. Куда они пойдут? Что их ждёт? Развлекать будут толпу, стараясь заработать на своём виде?

Но ведь я рукодельница, стряпуха готовит так, что пальчики оближешь, да и вообще каждый здесь отличается особыми навыками. Наверняка не пропадут. А рубцы помогут им не стать чьей-то подстилкой.

"Я слышала, что местная вера позволяет уйти от жизни, служить богу, отказавшись от плотских утех... — написала, стараясь помочь госпоже хотя бы советом. — А люди, спросите их, готовы ли они рискнуть своим положением ради вас? И смогут ли они найти своё место на свободе?"

— Хочешь сказать, ты бы ушла, если б я тебе предложила свободу? И куда бы отправилась, домой?

"Да, домой. У меня есть сын," — я не была уверена в том, что ей стоит доверять, но он был далеко под надёжной защитой, и это действительно то место, куда я бы, бросив всё, вернулась.

— Тогда я дарю тебе свободу. Хочешь, проведу на корабль?

"Благодарю, госпожа. Если я вольна уйти в любое время..."

— Да.

Честно, не ожидала, что у меня появятся слёзы. Но не смогла сдержаться. Наверное, ото всего. От такой желанной свободы, от того, что вскоре увижу своего Любика. От того, что мне жаль эту женщину.

Она внимательно на меня смотрела, пока я смахивала слёзы.

— Знаешь, ты необычная рабыня. Толкаешь на необычные поступки. И, что странно, я ни о чём не жалею. На удивление, я впервые ощущаю себя свободной.

И она улыбнулась. Впервые за долгое время. А я искренне её обняла. Просто потому что мне этого захотелось.

— Иди уж! Как соберёшься, сообщи, я прикажу своей охране проводить тебя на корабль.

Я кивнула, провела по её коротким волосам, взъерошив их. И вышла, решив вернуться в свою горницу.

На душе было странно. Я не могла понять. С одной стороны мне очень хотелось довериться этой женщине. Отблагодарить хоть чем-то за проявленную доброту. Но я понимала, что доверие — не позволительная роскошь. Нельзя ставить наше дело под удар. Вот если всё выйдет... Но и тогда, мне стоит просто уйти.

Я написала записку, в благодарность госпоже, вышив напоследок то, о чём сама мечтала. Уютном домике, маленьком саде и прекрасных подсолнухах. Закончив последний стежок, я потушила свечку. Мысли о хозяйке помогли мне отвлечься и не переживать за мужа. Он справится. Обязательно! Я в это верю!

Поужинала я вместе со всеми, как и прежде, стараясь держаться как обычно, но в то же время наблюдала за другими женщинами-слугами. Они заметно переживали, ведь хозяйка решила поесть вместе с остальными. Изменения в волосах никто не заметил, ведь полагающийся местной жительнице головной убор скрывал все волосы. Мне тоже повезло, ведь корни стали отрастать, а возможности подкрашивать их у меня просто не было.

Хозяйка словно светилась изнутри. Улыбка не сходила с её лица, что ещё сильнее выбивало из колеи челядь. Значит, ничего не знают. И опять же, слова госпожи — правда? Она подарила мне свободу или это обман?

А после ужина, пока челядь суетилась, разбирая накрытый стол, я незаметно вышла в сад. В случае чего, скажу, что захотелось подышать свежим воздухом. Я и правда дышала, стараясь запомнить эти осенние запахи, которые привязывались к воспоминаниям. Ведь нельзя забывать о том, что здесь произошло. Прошлое нужно помнить, каким бы они ни было. Ведь оно не просто позволяет не совершать те же ошибки, но и не допускать подобного в будущем.

Села в беседке, посидела. Прохладно. Закуталась в тёплую накидку. Неприятные воспоминания о вчерашнем подслушанном разговоре стали одолевать меня, но я отогнала их, припоминая детали вчерашнего разговора с мужем. Спрятаться? Но куда? Одежда у меня тёмная, во мраке ночи не особо заметная. И решила, что придётся влезать под лавку. Да, неудобно. А что поделать? Прислушалась. Тишина. Где-то вдали послышался крик хищной птицы, вышедшей на охоту. С трудом влезла под лавку. Долго вряд ли просижу в таком положении.

Послышались чьи-то лёгкие шаги по опавшим осенним листьям, которые оставляли нетронутыми, чтобы они берегли слой земли от промерзания. Сердце забилось сильнее, не зная, то ли бояться, то ли радоваться. И поняла — стоит бояться. Вряд ли муж. Ведь он ходит бесшумно. Тогда кто? И зачем? Всё же следят за мною?

Прямо надо мной кто-то сел. Страшно. И долго сидел. Судя по тем щелям, из которых мне был виден хоть какой-то обзор, уже давно глубокая ночь. Мне холодно. Тело затекло. И я боюсь пошевелиться, чтобы разогнать кровь, ведь могу выдать себя.

Казалось, что биение моего сердца может слышать и находящийся здесь. В том, что это не муж, я была уверена. Надеюсь, что меня не заметили.

Я заметила бесшумную тень, которая на миг загородила мне звёздочку. Неужели всё напрасно, и он выдаст себя, приняв сидящего за меня?

— Кто здесь? — услышала я голос госпожи. Значит, это она ищет покоя в беседке или видела здесь меня? Караулит?

— Уходите, — звучит холодный голос Зара, говорящего на местном наречии. — Сегодня же. Тогда не пострадаете.

— Кто вы?

— Тот, кто погубит вашего мужа. Уходите.

— Но я не могу не забрать своих людей.

— Забирайте, но только тех, кто не предаст.

— Что с ним будет?

— Не знаю, и не хочу знать. У вас мало времени. До рассвета осталась пара часов.

— Зачем тогда вы здесь?

Тишина.

Госпожа подскочила со своего места.

— Где вы?

Но в ответ была лишь тишина.

Послышались удаляющиеся шаги по деревянному настилу беседки, потом по шуршащим листьям. А спустя какое-то время в тереме госпожи послышалась возня.

— Уходим? — прямо возле меня послышался родной голос. От неожиданности я вздрогнула и ударилась головой о лавку.

Мужу пришлось осторожно вытаскивать меня, потому что тело онемело, и вылезти без помощи я просто не могла. А потом понадобилось время, чтобы разогнать кровь по телу.

Зар взял меня на руки и бесшумно быстро перебежал открытый участок, а потом и дальше нёс. Я молча прижималась к нему, чувствуя, как размеренно бьётся его сердце. Неужели даже не запыхался? Не волнуется?

Когда муж остановился и поставил меня на ноги, оказалось, что мы уже в каком-то помещении. Тихо прошёл вперёд, ведя меня тёмными проходами. Так же молча раздел, чем-то смочил рубцы на спине и лице, после чего их стал сдирать. Было больно, но я боялась издать хотя бы звук. Лишь часто дышала. Распустил мои волосы.

После чего погрузил меня в какой-то бочку с водой, дав в рот соломинку. Казалось, опасность позади и мне нечего бояться. Но находясь тут, отрезанной толщей воды от внешнего мира, я боялась пропустить что-то важное. Сердце тревожно билось.

Всё ли у нас удастся? Послушается ли хозяйка совета Зара? И увидит ли моё послание? Не хотелось бы, чтобы его прочитал кто-то другой. Я там не писала ничего личного. Лишь: "Благодарю. Прощайте. Пусть ваша жизнь будет лёгкой и счастливой!" А ещё я надеялась, что хозяйка не будет искать меня. Просто соберётся сама и людей своих заберёт и уйдёт, пока не поздно.

Зачем Зар предупредил её? Решил ей помочь? Или просто таким способом вывел из беседки, чтобы забрать меня?

В любом случае, думаю, нам ещё не скоро удастся поговорить.

Чьи-то руки погрузились в воду, сомкнулись на моих боках. Отчего-то боязно. Вдруг это кто-то другой? Меня поставили на пол. А после провели шершавыми горячими ладонями по моей груди, скользнули по бокам, а после между ног. Он прерывисто дышал, погружая палец в моё лоно.

— Зар... — прошептала я.

— Я соскучился. Едва себя сдерживаю.

— Тогда не сдерживай.

И он рывком развернул меня к себе спиной, чуть наклонив, опирая мои руки о бочку. И вошёл. Двигался быстро, но мне это нравилось. Я тоже скучала по всем этим ощущениям. Закончилось всё слишком быстро.

— Прости... — такой виноватый голос.

Я обвила его шею руками.

— Милая, я хочу продолжения, как и ты. Но сейчас не время и не место. Ты ведь понимаешь? — смотрел мне прямо в глаза, а потом скользнул взглядом по волосам.

— Садись.

— Что не так?

— Волосы. Но это и хорошо.

Послышался звон вытаскиваемого из ножен меча. А я замерла. Неужели опять? Я столько отращивала волосы. Так и буду всю жизнь стричься? Но в то же время я хотела, чтобы он это сделал. Это возбуждало.

— Ты возьмёшь меня после этого?

— Хорошо, милая.

Муж провёл по моей щеке рукой, шее, откидывая прядь волос, а потом развернул к себе лицом, и впился в мои губы жадным поцелуем.

— Рыжик, — выдохнул он, продолжая обнимать моё лицо и насаживая на себя. — Как же я соскучился, ты даже не представляешь... Видеть каждый день тебя, как ты вышиваешь и не сметь приблизиться, прикоснуться, наблюдая издалека.

— Так стричь будешь?

— Я не могу, прости. Ты прекрасна, и твои волосы тоже.

— Но ведь я не могу быть в таком виде...

— Я знаю.

— Обрежь их или я обрежу.

Он двигался всё быстрее и быстрее, стараясь угнаться зачем-то. И только когда я расслабилась, испытав наслаждение, Зар замер, сев на лавку.

— Не двигайся, ладно?

Кивнула. А он взял-таки саблю и стал срезать пряди, складывая их рядом. Я видела его сосредоточенность и что ему это даётся нелегко. Но он молча это делал.

— Ну как я выгляжу? — спросила, как он закончил.

А он провёл по коже лица ладонью, прикоснулся к губам. А потом снял меня со своих колен.

После чего взял длинный лоскут ткани и стал обматывать вокруг моей груди.

А после сам одел в мужскую одежду, местную, нацепив на меня ножны с кинжалом, в голенище мужских чёрных кожаных сапог вложил по ножу, и к рукам привязал по рукава по лезвию. Я молчала, стараясь запомнить все его движения. И наслаждаясь пусть и мимолётными, но прикосновениями.

После чего сам оделся. Оглядел меня, потом приклеил усы и бороду. Кивнул своим мыслям. Собрал обрезанные пряди в пучок и завязал на нём ленту, которая была у меня в волосах, после чего заплёл волосы в косу и положил в котомку. Зачем? Или просто следы наши убирает?

На улице уже совсем рассвело.

— Идёшь со мной рядом. И молчишь. Что бы ни случилось — молчи. Руку держи на кинжале. Надеюсь, ты не разучилась им пользоваться.

Я грустно вздохнула и послушалась.

Мы купили лошадей на рынке, а после нанялись сопровождать каких-то людей как охрана.

Дальнейшее слилось в бесконечную череду одинаковых дней. Мы ехали-ехали, местность не сильно менялась. Города сменяли друг друга. Мы останавливались на ночлег в каком-нибудь трактире. И почти всё время молчали. Внешность Зара отталкивала, поэтому никто к нему не лез. А вот моя — наоборот привлекала девушек, которые начинали вешаться на меня. Я уже была готова ночевать на улице или в конюшне, только бы не заходить в общественные места, но Зар мотал головой. А я грустно вздыхала, а после ссаживала с колен слишком назойливых поклонниц-подавальщиц. Странно, что мы до сих пор не выехали к берегу. Но судя по направлению, которого мы придерживались, ехали мы на восток, никак не к морю.