К черному трону

На мгновение Джамсаран снисходительно пожалел этого глупца, как в детстве иногда жалел отбившихся от отары ягнят, но тут же запрезирал этого самоуверенного нахала, отчаянного, бездумного храбреца, вот так, в одиночку, дерзнувшего забраться в самое сердце Степи. Хитрого и коварного врага с недобрыми намерениями. Что ему надо в степи? Чужаку из страны чужаков, где люди, если верить слухам, вспарывают травянистую шкуру Матери-Земли, бросают в ее мясо заразные семена злаков, которые прорастают колосьями. Зерном питаются люди Покоя — как последние нищие в степи, не способные не то что воевать, но даже охотится, пасти скот, от того вынужденные потреблять в пищу травы и коренья. В стране, где живут в больших шатрах из глины, камня и дерева, никогда не откочевывая, не видя просторов. Где ремесленников сгоняют в поселения для изготовления безделушек. В этих поселениях легко заблудиться и никогда не найти выхода, так и прожить всю жизнь, видя лишь стену соседней земляной юрты. Не удивительно, что такие бедолаги бегут сюда, в Степь, на бескрайний простор, где люди едят только мясо дающее силы и молоко хранящее здоровье, потому все время пребывают в движении вместе со своими бесчисленными стадами. То избыток жизни заставляет нас двигаться. Но чтобы выжить здесь, надо здесь родиться. Люди покоя притащат с собою свои дьявольские орудия, изнасилуют ими землю, покроют семенем, вновь взрастят зерна. Повсюду будут поля — прощай вольная степь, стада, пастухи, охотники, воины — все обратятся в безвольных земледельцев, привязанных к своему полю, рабов неподвижных юрт. Человек из такой страны опасен!

Джамсаран, решивший настичь и пленить шпиона, помчался по его следу, въехал на пригорок, откуда открывался обзор на три — пять часов пути. Воин заметил вставший кругом в степи курень, далеко — в двух часах езды, только всадника не увидел. След его скакуна терялся в прибрежных камышах. Очевидно, тот приложил ухо к земле и услышал шум погони. Воин вытянул большой лук, накинул тетиву, вложил далеко бьющую стрелу, медленно поехал вдоль следа.

Точно, незнакомец слезал с коня и прислушивался. "Опасается меня, этот одетый в теплый халат воин с крепкой ладонью". Больше ничего узнать не удалось, обнаруживший за собой погоню расправил траву и затоптал свой след.

Джамсаран огляделся: над дальними ивами над рекой вился сапсан. Он выслеживает прибрежных птах, недавно перелетевших в те кусты, значит, их вспугнул прячущийся всадник, шмыгнувший в ближайшее укрытие. Сейчас он всматривается в Джамсарана из гущи тальника. Быть может, тяжелой стрелой целит в него. Но, до случая, ничем себя не выдает, как и его конь, который должен был почувствовать приближение сородичей. Мерины послушные кони. Вот его каурый — тревожно шевелит ушами, ноздри раздувает и... молчит.

Пригнувшись к шее Аранзала, гонец отвязал повод ездового и, не поднимая головы, прячась за крупом коня, быстро подскакал к кромке камышей, выпрямился во весь рост с полунатянутым луком и начал рассматривать кусты поверх стрелы. Описав небольшой полукруг, наконечник стрелы замер. Джамсаран увидел в трепещущем буро-желтом месиве тальника пятно серебристых отсверков нижних сторон острых листьев — там ветки пригнуты.

"Там засел".

— Выходи!!!

Из листвы высунулась любопытная голова не самого лучшего и не худшего из меринов, затем показалась шея. Конь двинулся в сторону Джамсарана под шуршание сухих камышин. Всадника не было видно за желтыми стеблями — он вел коня за уздечку. Джамсаран опустил лук — опасности пока не было, но на всякий случай отъехал от зарослей тростника.

Из кустов вышел человек в зеленом шелковом халате. Черная косынка с высоким хохолком в форме драконовой головы прикрывала его голову. Незнакомец опустился на колени и начал говорить на языке Большой степи, сокращая слова, внося в речь птичье щебетание, отчего невозможно было понять истинные интонации его голоса.

— Пожалуйста, смилуйся, храбрый воин! Сжалься над несчастным купцом, везущим товары народу Великого Хана и ограбленному по дороге разбойниками.

Воин, внимательно осматривавший чужеземца, пытаясь разгадать, где тот прячет оружие, но так и не высмотревший ничего похожего на скрытую сталь, что было уж совсем подозрительно, грозно ответил:

— Мое имя Джамсаран, воин Великого Хана. Кто ты? Чем докажешь что ты купец, а не лазутчик?

— Сейчас! — купец развязал седельный тюк, достал из него отрез парчовой ткани и несколько белых сверкающих чаш с голубым рисунком. — Остальное забрали разбойники, мне еле-еле удалось улизнуть от них.

"Да пограбить в наших краях всегда обожают. Только маловато забрали. Хотя, смотря кто грабит...

Если кто-то из мелких племен на юге, то много не возьмут. А здесь пусто. Некому грабить, кроме беглецов с поля боя. Но эти убьют. Они люди без роду, без племени, без власти, и без чести. Потому убьют.

Издавна грабитель в наших степях отправляется на добычу только с легкой длинной дубинкой, чтобы ненароком не прибить кого-нибудь насмерть. Убить в грабеже самое страшное, тогда вступает в силу Самый Страшный Закон Степи — Кровная месть. Пока не прольется кровь обидчика, не будет племени покоя, значит, не будет покоя и племени убийцы. И не важно, виноват ли покойник или не виноват. Свою кровь его соплеменники должны взять. Жизнь за жизнь.

Потому грабеж у нас всегда милостив. Не то что не убить, но серьезно ранить нельзя, а то обокранный умереть может. Без воды оставить нельзя, без еды нельзя, без коня нельзя. Взять можно только лишнее.

Эх, как лихо сходить в налет! Побить чужих пастухов, угнать табун или увести отару. Потом въехать в родное становище подбочась, слушать перешептывания: "Какой славный боец! Как много коней пригнал!" Все в прошлом, в молодости вольной. Многих я тогда побил, но никого не убил, на свое счастье. Эх!

И с этим тот же случай. На этот раз грабители из южных степей решили не раздражать Правителя-за-Стеной. Никак обидится на смерть своего купчишки, пришлет карателей. А то еще Великому Хану пожалуется. Потому только пошарили по тюкам малость, а самого не тронули.

Чтож! Пока слово его сходится с внешностью. Посмотрим, будет ли он таким далее".

Степной воин молчал, внимательно вслушиваясь в незнакомые интонации в знакомых словах.

— Потом мне попались войны Великого хана, которые сказали мне: "Оставшийся товар сгодится только богатым женщинам, каковых во множестве можно сыскать только в Ставке Великого Хана". Если вы направляетесь в ту сторону, прошу быть моим провожатым.

— Ишь ты! Что же ты хочешь обменять на свои побрякушки?

— Пару-тройку скакунов.

— Не родятся хорошие кони в неволе, да? И ради нескольких коней ты так далеко забрался?

— Хорошие кони дорого стоят. Но более всего я хочу снискать расположение Великого Хана и получить привилегию на торговлю в его владениях. Надобно еще узнать цену на коней, чтобы вести торговлю с выгодой. Узнать, какие вам нужны товары. Может вам оружие требуется?

— Оружие всегда потребно. Да только мы покупаем его только когда не можем добыть на меч. Как и все остальное. А ты, человек не назвавший своего имени, не боишься ли ты, что этим оружием однажды вырежут твою семью и тебя?

— Без торговли нет богатства, без богатства нет силы.

— Ради наживы ты готов продать своих близких. Но ведь силу и здоровье не купишь.

— Ваши кони сильны, на них наши войны встретят ваш набег.

— Речь твоя разумна, но чисто ли сердце. Садись на своего мерина и езжай впереди.

Гонец решил довести купца до брода, там передать в руки ханских стражников. Ему не хотелось выпускать из рук однажды пойманную добычу. Купцов хан велел всячески привечать, лазутчиков же казнить на месте. Джамсаран пошел на хитрость: если незнакомец начнет хитрый разговор торговцев, исподволь подводящий к торгу, то беспокоится нечего. Попытается улизнуть... чтож, никогда не поздно посмотреть, какого цвета кровь у чужестранцев.

Чужак, видимо, очень обрадовался неожиданной охране, потому тараторил без умолку обо всем на свете, будто в его мире не нашлось места тишине между словами.

Возбужденный рассказ крутился вокруг каких-то пустяков, пережитых им в дороге, вроде набега грабителей, пустынных смерчей, падежа коней. Так лепечет мальчишка, зарубивший своего первого врага. Постепенно чужак перешел к совсем невинным вопросам о названиях горных пиков на востоке, рек, степных холмов. Невзначай перескочил на кочующие в округе племена, имена их вождей.

— В Великой степи больше нет племен и нет вождей.

— Кто-то ведь должен остаться?

— Есть народ Великого Хана и славные его начальники.

— Он правит всеми. Но кто-то ему здесь помогает?

— Никто и ничто не может помочь Великому, все только исполняют волю его.

— Выходит, я не ошибся, избрав путь в столицу Великого Хана. Кстати, сколь далеко распространяется его величие?

— Как ты можешь сомневаться в его величии?

Купец обернулся и спокойно произнес:

— Я не сомневаюсь в величии, я только хочу знать каково оно.

— Земли под его рукой простираются от середины Великой Степи до восточного края Большой степи, от северных льдов до Стены за Песками на юге и до больших гор на юго-востоке.

— Значит, союз Закатных разбит?

Гонец осадил коня, внимательно посмотрел в затылок говоруна.

— Их больше нет.

— Эх! Какая с ними была торговля.

Купец повернулся, окинул взглядом Джамсарана. На лице его заиграла сладкая улыбка, слова посыпались из него быстро-быстро, будто он бросал в лицо Джамсарану пригоршни рисовых зерен.

— Великая победа!!! Великая радость для всей Степи! Наверное, ты и мчишь эту весть! Как я счастлив! Я поднесу хану богатые дары к празднику и возвышусь в его глазах.

— Говори медленнее! Ты же мужчина, должен ценить вес своих слов.

— Радость переполняет меня, воин! Я хочу преподнести Великому Хану подарок, но не знаю, что он предпочитает.

— То же что и все войны — добычу на войне и охоте. Хан не любит даров, любит дань.

— Жаль нет у меня хорошего оружия и богатых седел. Но есть главное — золото, что не нашли даже алчные разбойники. При хане наверняка есть другие купцы с товарами. У них-то я куплю все потребное. Может, я сделаю подарок его женам, а уж они донесут мое имя до ушей Великого. Как зовут его старшую жену? Что она любит?

Джамсаран стегнул коня, в два-три скока догнал купца, схватил его за шиворот, рывком сбросил наземь. Выхватив камчу, хотел отстегать застывшего в жабьей позе лазутчика, отстегать до полусмерти, связать плеткой руки и приторочить к седлу.

Жаба обернулась драконом. Чужак взвился вверх, подпрыгнув выше всадника, издал боевой клич, выкинув левую ногу в бок, попал ребром стопы всаднику в грудь. Удар был столь силен, что треснули широкие роговые пластины панциря, нашитые на толстый войлок. Прочные пластины спасли ребра Джамсарана, вылетевшего из седла, покатившегося по траве, но сразу вскочившего и схватившегося за саблю. Оружие он выхватил, но сделать им ничего не мог: как будто огромный речной камень застрял у него в груди, не давая ни вдохнуть, ни выдохнуть. Чужестранец подбежал к нему, сжал кулаки, нанес прямой удар в переносицу. Словно таран ударил в закрытые ворота: сразу пошла у гонца носом кровь, перед глазами засветились искры костра в ночи. Собрав волю в кулак, Джамсаран заставил себя с силой вдохнуть воздух, обрести, тем самым, способность двигаться и рубить стоящего перед ним врага.

Сабля разрубила воздух — противник успел сделать шаг в сторону. Джамсаран рубанул с разворота вкось. Чужак присел так низко, что клинок прошел над узлом его косынки, даже не задев его. Упершись двумя руками в землю, противник выкинул ногу вверх, попав носком стопы в пах. Джамсаран присел, схватился левой рукой за ушибленное место, но правой рубанул еще раз, чувствуя, как деревенеют от боли руки, а удар не резок и не силен.

Злоба охватила воина скорее на свою немощь, чем на сказочное умение врага драться. Издав рык, похожий на рык барса, Джамсаран двинул саблей еще раз, пытаясь проколоть врага. Елмань вошел в сырую землю, опоздав лишь на мгновение. Чужак успел подпрыгнуть чуть раньше, развернуться в воздухе и влепить пяткой, описавшей затейливую дугу, по наборному костяному шлему. Голова степняка дернулась, шлем слетел, громыхая покатился по земле. Сознание на миг помутилось. Удар оземь вновь привел его в чувство.

Никогда еще Джамсаран не встречал столь ошеломляющего драчуна. Надо было противопоставить его искусству что-то иное, а не просто рубить его, как быка. Что? Джамсаран еще не знал. Он откатился вбок, увернувшись от распростертого над ним в орлиной позе врага, прыгнувшего и ударившего сверху сразу двумя ногами.

Джамсаран встал перед ним, опершись на одно колено. Подняться с земли и встать в полный рост у него не хватило сил. Воин выставил саблю перед собой, описал в воздухе несколько двойных кругов, не давая приблизится лазутчику. Рука его обретала силу. Сабля засвистела в воздухе, стала описывать один большой круг, все убыстряя и убыстряя свое вращение, превратившись в прозрачный сверкающий щит. Джамсаран дышал глубоко, стараясь сделать дыхание ровными и спокойным. Он смотрел через стальное облачко в глаза противнику, стремясь разгадать его следующий выпад. Он уже знал: незнакомец считает свои руки и ноги оружием, с ним надо сражаться так, будто тот дерется сразу четырьмя короткими палицами.

Противник стоял в полуприсяди на широко расставленных ногах, выставив одну чуть вперед и опершись на заднюю. Кулаки его были сжаты и поднесены к лицу. Он впился взором в глаза степняку. Взгляд был холоден и испепеляющ одновременно. В нем чувствовалось внимание кошки, разглядывающей рычащую на нее собаку.

Джамсарану показалось, что враг чуть отвел в сторону свой взгляд. Он толкнулся ногами и сделал выпад вперед, обычно совершенно неожиданный и неотразимый для соперника, но только не для его теперешнего врага, успевшего отклонить тело, выкинуть левую руку вперед, предплечьем ударить под кисть, сжимавшую рукоятку сабли. Кисть разжалась, сабля выскользнула из нее. Джамсаран пролетел вперед. Ноги его споткнулись об подножку, правая рука оказалось зажатой в захват, будто в звериный капкан. Он перевернулся через голову, растянулся на земле, удивительным для себя образом оставив правую руку где-то позади. Воин сделал круговое движение кистью, как делают это палваны в праздничной борьбе кураж, стараясь вырвать свою руку из захвата соперника. Уловка удалась, противник разжал захват. Джамсаран обрел уверенность в себе, почувствовал желание разорвать чужака на части и разбросать их во все стороны света. Вскинув ноги, он кувыркнулся через голову, встал на ноги прямо перед соперником, обхватил его за талию, приподнял, собираясь с силой бросить того на землю и затоптать ногами.

Враг странно заломил кисти рук к верху, чуть отвел назад и обрушил несколько коротких ударов подушками ладоней на нос и подбородок гонца. Джамсаран оцепенел раньше чем успел рухнуть на землю. Глаза его ничего не видели, уши не слышали ни единого звука. Для полной уверенности в победе, чужестранец широко расставил руки, резко свел их, угодив ребрами ладоней по шее воина. Джамсаран понял, что не сможет больше оказать никакого сопротивления. Сознание вмиг покинуло его.