Боярин. Князь Рязанский

— Нельзя, Великий Государь. Надо сразу наследнику престола Царского верховную церковную власть забирать, а то, сильней прежнего раздрай будет. Народ от раздрая, сам знаш, как бежит... Возьми под свою руку Рязань, назовись государем, царём Российским, и забирай тоды сам церковь.

— Не можно... У тебя договор с князем Иваном Фёдоровичем подписан на восемь лет твово княжения.

— Какой договор, этот? — Я достал с полки пергаментный свиток, скреплённый тремя печатями: участниками договора и арбитром — Московским Князем.

— Этот.

— А вот, смотри... Помнишь, я просил сделать приписку о передаче под мою руку казну рязанскую?

— Помню. Мы ещё дивились, зачем писать и так ясное. Княжество с казной передаётся. Как без того?

— Вот... И гляди, где это? Писано?

— Нетути.

Он рассмотрел сургучные печати, болтающиеся на шёлковых бичёвках, и покачал головой.

— Тот договор. Не понимаю...

Я поставил перед ним склянку с чёрными чернилами.

— Это чернила, которые... пропадают... У князя Ивана весь договор писан такими чернилами. Помнишь, я две чернильницы на стол ставил. Когда я про казну писал, я взял его чернильницу. Чтобы сейчас было что тебе показать. Чтобы ты поверил, что у него договора со мной нет. Его пергамент чист. А есть только мой. А в моём договоре писано рукой князя не: "отдаёт на восемь лет..." и "...после передает сыну...", а просто — "отдаёт княжество Рязанское". Свидетелей, кроме тебя, не было.

— Так ты, как это... Плут? — Спросил изумлённо Василий Васильевич.

— Да, — просто сказал я.

* * *

"Указ Великого Князя Рязанского".

"Великий Князь Михаил Фёдорович Рязанский передаёт Великое Княжество Рязанское со всеми его землями под руку Великого Князя Московского Василия Васильевича на вечно.

Указ единогласно поддержан Советом Бояр и вступает в силу с момента его подписания."

Дата. Подпись

* * *

"Указ Великого Князя Московского"

"Великие Княжества Московское и Рязанское объединяются в единое Государство Российское Русь со всеми их землями на вечно.

Великого Князя Московского Василия Васильевича именовать по титулу: Великий Государь всея Руси, Царь Василий Васильевич, Великий Князь Московский и Рязанский.

Указ единогласно поддержан Советом Бояр Государства Российского Русь и вступает в силу с момента его подписания".

Дата. Подпись

* * *

"Царский Указ".

"Великий Государь, всея Руси, Царь Василий Васильевич, Великий Князь Московский и Рязанский, дабы пресечь церковные распри и неурядицы, провозглашает себя единственным верховным земным главой Церкви Государства Великая Русь.

В Государственную церковь входят все храмы и монастыри с их вотчинами на землях государства Российского Русь. Все храмы и монастыри переходят на государственное обеспечение.

В качестве главы Церкви Руси Царь Василий Васильевич в праве пользоваться титулами, почестями, достоинствами, привилегиями, юрисдикцией и доходами, присущими и принадлежащими достоинству верховного главы Церкви, а также контролировать (и при необходимости изымать) её доходы, контролировать и напрямую осуществлять духовные назначения.

Кроме этих привилегий, Царь Василий Васильевич получает права посещать епархии, визитировать духовенство, решать вопросы вероучения, изменять литургические чинопоследования, исправлять заблуждения и искоренять ереси.

Титул передаётся путём государственного наследования.

Указ единогласно поддержан Советом Бояр Государства Российского Русь и вступает в силу с момента его подписания.

Дата. Подпись

* * *

"Указ

"Великий Государь, всея Руси, Царь Василий Васильевич, Великий Князь Московский и Рязанский, глава Церкви повелевает.

Монастырям, самовольно присвоившим земли: пустоши, селища, луга и пашни, а такоже и разорённые усобицами, мором и пожарищами дворы, добровольно передать присвоенное в государственную казну.

С сего 6961 лета на все монастыри и храмы Руси наложена десятинная подать. Покупка самовольно земель и люда впредь не дозволяется."

Дата. Подпись

* * *

Зима закончилась. В небе стали появляться клинья и строчки перелётных птиц.

Касим позвал меня на охоту. Он сообщил, что к нему в гости приплыл по реке его брат Махмуд Казанский, который хочет со мной познакомиться. Заодно Касим предлагал переговорить и по нашему походу на ногаев.

Мы приехали заранее. Я решил провести полевые учения, а заодно демонстрацию татарам своей силы. Часть моих стрельцов были безлошадные и передвигались за конницей на специальных четырех-лошадных повозках, из которых они могли вести прицельный пищальный огонь в разные стороны. В каждой повозке размещалось по десять стрельцов.

Высадившись, пешие стрельцы расставили вокруг меня квадратом рогатки из толстых копей и заняли огневые позиции по внутреннему периметру. В это время сотня конных расставила мишени, и кружила вокруг них.

Я лично наблюдал за действием моих "гвардейцев" из середины "крепости", потом махнул рукой. Конники, разделившись на четыре группы влились во "двор" квадрата.

Я скомандовал:

— Пли!

Все пешие стрельцы по команде выстрелили, в расставленные мишени. Конные разом выехали в поле, и порубили "оставшихся врагов".

Всё прошло великолепно. Мне понравилось.

После учений, мы установили в лагере квадратные палатки, а в центре выкопали ямы для котлов. В лагере потекла полевая жизнь.

Касимвские нукеры появились на следующий день. Они сразу попытались проникнуть в лагерь, но их не пустили. Возбуждённые и злые знатные нукеры сумасшедше скакали вокруг, что-то крича. Один из них, самый богато одетый, закинул в лагерь дохлого зайца. Видимо на что-то намекая.

Касим приехал в обед того же дня. Было слышно, как его "квартирьеры " ему что-то громко рассказывают, показывая в нашу сторону.

Подъехав к нам, Касим весело спросил:

— От кого спрятался, Михаил?!

— Это не прятки, Касим, — жизнь. А наша жизнь — война. Не так?

— Так, Михаил.

— Использую время для подготовки своих воев. У моих воев кажен день расписан. К чему время терять? Новое оружие испытывал. Новый строй. Показать?

— Покажи.

— Заезжай.

Касим неуверенно загарцевал на коне, но рогатки раздвинулись, и он решился.

Я свистнул в свисток сигнал подготовки к атаке. Конные выехали из лагерного каре , и выставив мишени, вернулись в лагерь, а пешие стрельцы заняли позиции. Все повторилось, как и вчера, только стреляли в одну сторону.

Когда грохнул залп, конь Касима рванулся так, что Касим едва удержал его, и сам едва удержался в седле. Все мишени лежали. Казаки выехали снова, покрутились возле них и снова вернулись в лагерь.

— Пошли за мной, — сказал Касим.

— Зайца взять?

— Какого зайца?

— Тут один из твоих нукеров нам в лагерь дохлого зайца кинул. Я хочу вернуть ему его.

— Пошли, — он дернул поводья, и поскакал в свой лагерь.

* * *

— Выйди. — Сказал я "хозяину зайца".

Тот посмотрел на Касима и выехал вперёд.

— Кто это, Касим? — Спросил я.

— Это — Сейид, наш младший брат. — Сказал он, и посмотрел на Махмуда.

— Жаль. Мне не хочется нести горе в вашу семью, но я не могу оставить безнаказанным оскорбление. Ты понимаешь?

— Каждый батыр сам отвечает за свои дела. Он даже старше тебя. Ему тридцать лет и две жены.

— Если я его убью...

В ответ на мои слова Сейид расхохотался в голос, склонившись к седлу.

— Если я его убью, мне нужно будет забирать его жён?

— Нет, — удивлённо вскинув брови, сказал Касим. — По нашему закону их заберет Махмуд.

— Слава Богу. Тогда я выбираю пеший бой двумя саблями.

— Годиться! — Крикнул Сейид. — Я намотаю твои кишки на мою саблю.

Я молча кинул в его сторону мёртвого зайца. Символ на символ.

* * *

Мы сходились метров с десяти. Сейид пританцовывал, я шёл прямо, постоянно перекатываясь со ступни на ступню, на чуть согнутых ногах. Сейид бросился вперёд, но вдруг, не дойдя до меня, отскочил в право. Я не отреагировал, продолжая маленькими шажками приближаться.

Он ухмыльнулся, дернулся вперёд, и его кривая сабля стукнула своим кончиком по моей, и сразу назад вниз к моей правой ноге, целясь подрубить её изнутри. Я, убрал ногу, сменив прыжком правостороннюю позицию на обратную, и ткнул концом своей левой сабли ему под правую руку, выровняв плоскость сабли по горизонту. Я знал, панциря там быть не должно. Сабля вошла между рёбер глубоко. Правой саблей я контролировал его руки. Но нужды в этом уже не было. Его руки повисли. Изо рта пошла кровавая пена, и он завалился на бок.

— Мне искренне жаль, — сказал я, вставив левую саблю в ножны, и вытирая с другой кровь Сейида платком.

* * *

С Махмудом поговорить не удалось. После того, как он подошёл к Сейиду, и убедился, что он мёртв, он подошёл ко мне, и сказал:

— Это ничего не меняет, но мы должны сейчас уехать. Я сам приеду к тебе сразу после хидада .

* * *

Махмуд приехал без Касима. Вернее, — приплыл. Его караван состоял из пяти судов. В каждом мои разведчики насчитали до сотни бойцов. Они раскинули лагерь на берегу под стенами. Я скупил в Новгороде всю медь и порох, и сейчас со стен города на Казанский флот смотрели жерла трёхсотмиллиметровых пушек.

Я встретил Махмуда на берегу. К его прибытию, как раз поспел новый крепкий причал, который мы заложили, когда сошёл лёд. Активно шло укрепление берега камнем.

— Ты, смотрю, на долго здесь закрепляешься, — сказал он, поздоровавшись.

— Жить надо здесь и сейчас, — ответил я. — Чтобы потом не было мучительно больно за бесцельно прожитую жизнь. Не стоит ждать лучших дней, могут наступить худшие.

Что-то сказать, Махмуд больше не нашелся, и я повёл его в город.

Не увидев над стеной моего подворья небесного камня, о котором он был наслышан, Махмуд посмотрел на меня. Я предложил войти в ворота. К приезду Махмуда мы опустили камень на землю, и уложили вокруг него черепичную плитку.

Махмуд махнул рукой, и приближённые расстелили коврики. Махмуд подошёл к камню, приложил к нему ладони, и стал читать молитву. Остальные его сопровождающие уселись на колени, и молились сидя.

Я показал склянщику скрещенные руки, а потом приложил палец к губам. Он понимающе кивнул головой. Я молился по-христиански. Махмуд замолчал, и повернулся ко мне. Я договорил свою молитву, и показал на свои хоромы.

Сопровождающих мы разместили в гостевых клетях, а мы с Махмудом пошли сразу в баню. Он был не против. К русской бане он был явно привычен, и подкидывал пар чаще, чем я.

— Ты, Махмуд, организмом и телом крепок, пожалей худосочного, — шутливо взмолился я.

Во мне, действительно не было ни жиринки. Мышцы и сухожилия. Но я не переносил сильный жар.

— Не наговаривай на себя, Князь.

— Точно говорю. Твоя толстая кожа, не пропускает огонь, а моя... — Я оттянул тонкую шкуру.

Он плеснул в меня шутливо холодной водой из ковша, набрав её в ладонь. А потом остальную воду вылил на себя.

— Пошли покажу... что-то, — поднявшись с полатей, потянул его за руку я.

Выведя его из парилки, я подвел его под нависающую кадушку с холодной водой, в которую накидали лёд из ледника, чтобы она была похолодней, и слегка потянул за верёвку, повернув её. Та, послушно повернувшись на опорах, обдала Махмуда ледяной водой.

— А-а-а! Сиңа шайтан весвесе кылды! — Заорал он, и в моечную влетели сразу два охранника, мой и Махмуда.

Махмуд смеялся, стряхивая с лица и волос воду.

— Ты опасный человек, Князь. Отвечаешь в десятеро.

— Это я ответил шуткой на шутку, а на зло я сторицей отвечаю. Зато на дружбу — тысячей.

Я подошёл под кадушку, и вылил на себя оставшуюся воду.

— Пошли париться дальше.

— Ты моему брату предлагал небесный камень... — Отдышавшись в парной начал он мучавший его вопрос. — Касим отказался, а я бы взял...

— Жаль, Махмуд. Если бы знал, не отвез бы его Василию Васильевичу, государю нашему.

— Жаль... Да... Глупый Касим. Счастье своё упустил. А ты, Михаил, под Аллахом ходишь. Не зря он тебя своим камнем счастья одарил. Ты же слышал, что это часть храма, который построил очень давно Адам?

— Слышал.

— Эти камни приносят ангелы... А что ты вообще думаешь про ислам?

— Я тебе не буду говорить, что я думаю про ислам, или про любую другую божью Истину, дарованную Единым Богом пророкам. Я скажу только одно... Если бог един, то и молиться все должны в одном храме. На разных языках, разными словами, но в одном месте.

— Как это? — Спросил он.

И я рассказал.

— Мудро. Не все сразу примут это.

— Не все. Но это в первую очередь нужно правителю. Я уже так делаю. В наших храмах принимают всех, кто идет к Богу.

Помолчали.

— Давай, Махмуд о главном поговорим...

— Давай.

* * *

Махмуд уезжал, одаренный мной двумя саблями и панцирем, сделанными из метеоритного железа. В панцирь на уровне груди кузнецами, по моей просьбе, был вставлен маленький метеорит.

— Это тебе на счастье, Махмуд. — сказал я при вручении подарка,

Сейчас, прощаясь на берегу реки, я отдал ему саблю с таким же камнем в навершии рукояти, и сказал:

— А это на счастье твоему сыну.

Мы обнялись. Махмуд ушёл в Казань готовиться к зимнему походу на ногаев.

А я остался налаживать своё Рязанское хозяйство.

Глава седьмая

Когда я сюда убегал из той жизни, я совсем не думал вмешиваться в здешнюю большую политику. Я думал, что буду сыном мелкопоместного боярина. Со всеми вытекающими... А меня завертело так, что и мне самому пришлось вертеться и выкручиваться. Встав во главе одного из крупнейших княжеств, я сначала растерялся и, откровенно, испугался. Теперь же, пережив зиму и часть лета в заботах и трудах, я постепенно успокоился. Мандраж меня уже не бил. Я освоился: перенял манеру поведения, разговора, пополнил словарный запас, вжился в образ пятнадцатилетнего юноши.

Мой "аватар" был крепок, высок, ловок и неплохо сложен физически, однако имел очень серьёзный изъян, как и все те, кто с малолетства "сросся" с седлом. Я раньше не задумывался, но у конников, как оказалось, серьёзно страдает тело и, в частности, позвоночник.

Боярских детей сажают в седло лет с шести, при не окрепшем скелете, отчего возникает его искривление и повреждения межпозвонковых дисков, что я определил и у себя.

К этому к старости добавляется срастание костей таза, окаменение связок и деформация костей и суставов ног. Князья и бояре лет тридцати ходили в "раскоряку", а старше, вообще на "полусогнутых". И пешие воины из них были своеобразные.

Отметив свои физические изъяны, я стал над ними работать, загружая себя специфическими нагрузками. Богатый спортивный опыт моей старой жизни здесь пригодился, как нельзя кстати.

Я стал тянуть спину прогибами и борцовским "мостом", вспомнив "самбо" и йогу, скручивать позвоночник круговыми махами рук, крутить тазом "восьмёрки" и обруч. Ну и, конечно, бегать. Всё это я проделывал не один, а с моими воинами, у коих проблемы были аналогичные.