Резонанс

Я заметил Семёна, который что-то втолковывал двум паренькам рабочей наружности, и подивился его неугомонности, но толком приглядеться помешала команда переодеваться для вечерних занятий физкультурой. После кружки пива ни подтягиваться, ни бежать кросс не хотелось, но деваться было некуда — поплёлся вслед за остальными. Порадовался лишь, что солнце начало к горизонту клониться, а то как-то очень уж неприятно кожу на спине пекло; не иначе утром успел сгореть.

Переоделись, построились, после переклички приступили к упражнениям. Меня немного мотало и нормативы давались куда тяжелее утрешнего, но худо-бедно справился. А уже непосредственно перед кроссом выяснилось, что стычка в казарме без последствий для моего обидчика не прошла: ногу ему всё же вывихнул — пусть и несильно, но от пробежки тот отказался наотрез.

Инструктор лишь плечами пожал.

— Кто не бежит, тот подметает плац.

— Я не должен! У меня нога болит!

— Отказ от занятий приравнивается к нарушению режима. Поставить в известность коменданта?

— Нет.

Когда деревенского задиру послали за метлой и раздались обидные смешки, он кинул на меня столь убийственный взгляд, что сделалось не по себе. И хоть из кулацких подпевал в лагере остался только один, устроить "тёмную" они могли и вдвоём. И ладно если просто отмутузят, как бы голову сгоряча не проломили. Провинциальные нравы, насколько слышал, просты до безобразия.

Именно по этой причине, всякий раз пробегая мимо полуразобранных развалин бараков, я внимательно присматривался к строительному мусору и в особенности к доскам. А заметив искомое, сделал вид, будто завязываю распустившийся шнурок, присел и легко выломал из трухлявой деревяшки ржавый гвоздь сантиметров в десять длиной, завернул его в платок и сунул в парусиновый ботинок. Тот стал давить на стопу, но не слишком сильно, намозолить кожу точно не успеет, а у меня теперь будет какое-никакое оружие.

Человеку, повелевающему сверхэнергией, глупо полагаться на острый кусок железа?

Человеку повелевающему — глупо. А вот неумёхе вроде меня, который не только понятия не имеет, на что именно он способен, но ещё и глушит способности медицинскими препаратами, впору хвататься за любую соломинку. Даже не представляю, сколько времени уйдёт на сотворение электрического разряда или шаровой молнии, а вот ткнуть гвоздём — секундное дело. И гвоздём я точно никого не убью. Главное, чтобы сверхсилой не долбанули по мне самому.

Именно последнее опасение и заставило лишь сделать вид, будто глотаю перед сном пилюлю, а на деле спрятать её в пальцах. Провернуть это оказалось предельно просто, никто за нами не следил и приём подавляющего способности препарата не контролировал. Дневальному было откровенно не до того: людей переводили на места выехавших постояльцев, уплотняя казармы, и до самого отбоя в комнатах и коридорах царила ни на миг не утихающая суета.

Когда погасили свет, я развернул и вновь завернул гвоздь в платок, но уже так, чтобы намотанная со стороны шляпки ткань позволяла уверенней удерживать его в руке. Ребячество чистой воды, да только есть немалый шанс решить дело, просто показав импровизированную заточку. Тогда-то на рожон не полезут, тогда точно отстанут.

Ну не дураки же они, в самом деле!

Что ещё радовало помимо зажатого в кулаке ржавого гвоздя, так это доставшийся мне второй ярус. Да, падать высоко, зато сверху не навалятся и простынёй не спеленают. Шансов отбиться куда больше.

Так думал я, пока не провалился в сон. Проснулся рывком с лихорадочно бившимся сердцем, а кругом — тишина и спокойствие. Лежал и какое-то время пялился в потолок, не позволяя закрыться глазам, затем вновь задремал, но очнулся уже буквально через пару минут. Ну — так показалось.

В беспокойном забытье чудилась всякая чертовщина, она моментально забывалась при пробуждении и лишь оставляла после себя ощущение чего-то неправильного и пугающего. Так до самого утра и продремал вполглаза и рассвет встретил усталым и разбитым. Но — не битым. Никто на меня так и не напал.

Побудка, умывание, построение, завтрак. Дальше все пошли собираться на утреннюю зарядку, а мне дневальный вручил ведро и швабру с тряпкой.

— Сегодня моешь пол! — объявил он. — Шевелись!

После вчерашних физических упражнений ныло всё тело, поэтому спорить и протестовать я не стал, поплёлся набирать воду. Поставил ведро под кран, выкрутил вентиль и обернулся к двум прошедшим следом паренькам.

— Февралист, да? — осклабился один.

Второй ничего не сказал, лишь резко махнул полотенцем. Я успел вскинуть руку, плотная ткань захлестнула предплечье и завёрнутый в неё кусок мыла шибанул по скуле с такой силой, что в голове сверкнули звёзды. Устоять на ногах не вышло, сполз по стене на пол. Прежде чем сумел совладать с собой, в бок врезался тяжёлый ботинок — раз, другой, третий. Под следующий замах подставил левую руку и едва ли не вслепую ткнул перед собой гвоздём, попал во что-то мягкое и тут же ударил снова. Послышался сдавленный крик, и меня оставили в покое.

Парень с проткнутой ногой отшатнулся и тут же потерял равновесие, охнул от боли, второй испуганно выругался и потащил его прочь. Оба тычка гвоздём пришлись во внешнюю сторону бедра и никакой опасности для жизни ранения не представляли, но и скрыть их последствия не имелось никакой возможности: бил я со всей силы, а первый раз и вовсе поймал противника на встречном движении, воткнул гвоздь от души.

Парни скрылись в коридоре, тогда отлип от стены и я. Поднялся с пола, выкинул гвоздь в открытое окно, платок с парой алых пятен смыл в канализацию. Рассаженная скула опухла и пульсировала, голова кружилась и о выполнении распоряжения дневального даже не подумал. Завернул кран и кое-как доковылял до кровати, закрыл глаза и тут же открыл, когда всё кругом завертелось и накатила тошнота. Лежал так и ждал, когда за мной придут.

Долго ждать не пришлось.

Глава 5

Явились за мной ещё до окончания утренней зарядки. Подошли двое — дневальный и незнакомый мужчина, оказавшийся дежурным по лагерю. Проформы ради они поинтересовались причиной столь вызывающего безделья, и я не нашёл ничего лучше, чем поведать байку о мокром поле, потере равновесия и ударе головой о дверной косяк.

Вышло складно, но это не помогло, и меня пригласили с вещами на выход. Прозвучало требование внушительно, только какие ещё вещи? Всех пожитков — квиток из камеры хранения да учётная книжка, и ту сразу изъяли.

От казармы двинулись на пропускной пункт. Там меня и оставили под присмотром караульного, наказав тому не спускать со злостного правонарушителя глаз.

Смешно? Смешно. Обхохочешься просто.

У меня и мысли не было пускаться в бега. Куда? Зачем? Едва ли за драку назначат наказание серьёзней пары месяцев ареста — неприятно, но потом хоть за казённый счёт домой отправят. Не придётся на перекладных через всю страну добираться.

Сверхспособности?

При одной только мысли об этом на глазах сами собой выступили слёзы. Хотелось думать, будто из-за боли в опухшей скуле, но не стоило обманывать самого себя — вовсе нет, дело было в обиде на всё и вся, а ещё вселенских размеров разочаровании. Я — провалился. Провалился один из всех. И даже хуже того — не отсеялся на первом этапе, а уже прикоснулся к самому краешку могущества и тут же оказался сброшен обратно к обычным людям, навсегда лишился приставки "сверх-". А что не по своей вине, так это делало ситуацию ещё обидней.

Несправедливость давила и угнетала, мелькнула мысль сбежать и продолжить обучение самостоятельно, но даже всерьёз обдумывать эту идею не стал. Ребячество чистой воды.

Дальше расшалившиеся нервы бросили в противоположную крайность — захотелось позабыть о событиях последних дней и поскорее очутиться дома. Пусть и без всяких сверхспособностей, зато в привычной и комфортной обстановке. С полным средним образованием уж точно не пропаду — устроюсь на непыльную работёнку. Шиковать не выйдет, но и жилы рвать не придётся. Тоже неплохо.

Не возникнет нужды врать и юлить на допросе, просто сознаюсь во всём как на духу, и никто кишки мотать и загонять в угол не станет. Плохо разве? Да ничуть! И так голова раскалывается...

Я опустился на корточки, прислонился спиной к стене караулки, прижался к тёплым камням затылком. И понял — так легко не сдамся. Стану врать и выкручиваться до последнего.

Что придало решимости? Да просто вновь всплыло воспоминание о том, как неизвестный оператор на вокзале Зимска спокойно шёл под обстрелом анархистов, а пули просто падали вокруг него на брусчатку. И вспомнился свой собственный восторг. Я ведь так хотел заполучить аналогичные способности!

Опять же в проштудированном вчера законе присутствовали весьма расплывчатые определения благонадёжности соискателей, а одна-единственная драка ещё не делала меня рецидивистом.

Испытательный срок! Да! В качестве наказания на первый раз мне вполне могли назначить испытательный срок!

Как-то даже от сердца отлегло. Тогда только подумал об Инге. Ну — да, тоже немаловажный фактор. Остаться в Новинске — большое дело...

Стоп! Что значит — тоже?!

Обдумать изменения в расстановке приоритетов помешала подъехавшая к пропускному пункту полуторка. В кабине — водитель и сопровождающий, в кузове — конвоир с дубинкой. Все в серых гимнастёрках с коротким рукавом и однотипных панамах, у всех шевроны с уже знакомым изображением модели атома — у типа в кабине с двумя поперечными нашивками, у остальных пустые.

— Сразу и этого злодея забирайте! — объявил караульный, поднимая шлагбаум.

Конвоир нагнулся и протянул руку, я ухватился за неё и забрался в кузов. Там вдоль бортов тянулись две скамьи, сел поближе к кабине.

Дальше грузовик обогнул здание администрации и остановился на его задворках у спуска в подвал. Лязгнула железная дверь, начали выводить моих товарищей по несчастью. Четверо парней, одна растрёпанная девчонка. Из всех узнал только ту парочку, с которыми вчера вечером толковал агитатор Семён. А вот попытавшихся отдубасить меня уродов видно не было, и если одного наверняка отправили в медсанчасть, то отсутствие второго откровенно озадачило. Но и порадовало тоже.

Сопровождающий расписался за арестантов, и полуторка покатила на выезд, беспрепятственно миновала пропускной пункт, запрыгала на неровной дороге. Утреннее солнышко жарило как-то совсем немилосердно, да ещё растрясло моментально, начало мутить. По этой самой причине особо по сторонам не глазел и всю дорогу больше боролся с тошнотой.

— Куда нас везут? — спросил один из моих спутников, конвоир только головой покачал.

— Увидите, — коротко ответил он, и действительно — увидели.

Вывеска на пропускном пункте, к которому подкатил грузовик, гласила: "Комендатура ОНКОР".

Шлагбаум сразу ушёл вверх, и полуторка беспрепятственно въехала на территорию, остановилась у трёхэтажного кирпичного здания. Меня с товарищами по несчастью завели внутрь, а только дежурный распахнул журнал регистрации, появился начальственного вида усатый крепыш лет сорока в форме, на шевронах которой красовались сразу три угольника.

— Этого с синей мордой первым оформи, — объявил он. — Покажи медику и отправляй в допросную.

— Будет исполнено, господин капитан! — по-военному чётко отозвался дежурный и поманил меня рукой. — Ты кто у нас?

— Пётр Линь, — сказал я и осторожно прикоснулся к скуле.

Та опухла, но далеко не так сильно, как того стоило ожидать, зеркал же тут не было, и не получилось оценить, насколько мне подходит определение "синяя морда". Ну а потом вызванный дежурным медик наложил компресс и приклеил его двумя полосками пластыря крест-накрест.

На этом он счёл свою миссию выполненной и удалился, а меня отконвоировали в допросную. Убранство той оказалось донельзя лаконичным, не сказать — аскетичным. Стол, стулья, голые стены, под потолком — электрическая лампочка, забранная вместо стеклянного плафона металлической сеткой. Пару раз меня доставляли после митингов в полицию, но там опрашивали в обычных рабочих кабинетах, тут же всё выглядело нарочито крепким и солидным, будто напоказ. Хотя скорее просто местная специфика сказывалась. Очень уж контингент в округе специфический.

Долго маяться в одиночестве не пришлось. Уже минут через десять в распахнувшуюся дверь пошёл усатый капитан, скуластый, загорелый и крепко сбитый, а вслед за ним, к моему откровенному изумлению, появился консультант института сверхэнергии, с которым мы вчера пили пиво в буфете столовой.

— Альберт Павлович? — не сумел удержаться я от удивлённого возгласа, хоть и стоило бы промолчать.

— Здравствуй, Пётр! — протянул руку консультант. — Не могу сказать, будто рад встрече при таких вот обстоятельствах, но ничего не попишешь, работа — есть работа. Тут не до принципов.

— Работа?

— Институт предоставляет консультанта всем задержанным, вне зависимости являются они нашими учащимися или нет, — пояснил Альберт Павлович, снял шляпу, присмотрелся ко мне и попросил: — Георгий Иванович, будьте любезны распорядиться насчёт воды.

Капитан выглянул в коридор и коротко бросил:

— Графин воды! — после вернулся к столу, выложил на его край стопку каких-то бумаг, а сам опустился на табурет и хрустнул костяшками сцепленных пальцев. — Пожалуй, приступим...

— Не гоните лошадей, Георгий Иванович. Юноша не в том состоянии...

— Но имя-то своё он назвать в состоянии, так?

— Пётр Сергеевич Линь, — представился я по всей форме, будто в этом была хоть какая-то необходимость.

Кряжистый капитан без всякой спешки скрутил колпачок с перьевой ручки и записал мои фамилию с инициалами на верхнем листе желтовато-серой бумаги.

— Год рождения и полных лет?

— Двадцатый. Полных лет семнадцать.

Допрос начался без неожиданностей, просто собрали установочные данные, а потом принесли стеклянный графин и гранёный стакан, тогда Альберт Павлович заставил нас прерваться. Он расстегнул свой потрёпанный портфель и достал какой-то бумажный свёрток.

— Аспирин, — пояснил, высыпая в воду белый порошок. — Всегда с собой ношу.

Голова после удара куском мыла, тряски в кузове полуторки и солнцепёка просто гудела, принял лекарство с благодарностью. Выпил чуть горчившую жидкость и такое впечатление — и думать стало легче, и раздражающе-яркое сияние лампочки под потолком слегка потускнело.

Форсировать допрос капитан не стал, продолжил расспрашивать о моей прежней жизни, будто ему было до этого хоть какое-то дело. Не угрожал, не давил, просто задавал не относящиеся к делу вопросы и следил за реакцией. Альберт Павлович ему в этом не препятствовал и помалкивал. Лишь предупредил в самом начале, что в любой момент могу обратиться к нему за консультацией, и не проронил больше ни слова. Вроде бы даже подрёмывать начал.

Ну да — это у меня судьба решается, для него простая рутина.

Подумал я об этом без злости и раздражения. В конце концов дело консультанта давать советы, а не моральную поддержку оказывать.

— Так с какой целью ты ткнул потерпевшего заточкой? — спросил вдруг капитан. — Поссорились?