Шанс? Часть3

— Добро коли так... ежели сможем хоть одну галеру на дно отправить, за казаков запорожских поквитаться, мыслю, многие запорожцы под мою руку попросятся. Захотят с нами через год в море выйти.

Батька замолчал, а потом неожиданно начал несколько другую тему.

— Сказывали запорожцы про латинскую крепость в устье Днепра. По воинской части разговор у нас не шел. Тут уж на месте поспрошаем. Торговлю они с латинянами ведут, так что бывали там не раз. Злые запорожцы на них. В море челны не пускают, велят весь товар у них продавать. Цены на соль дерут, зерно за бесценок покупают. Мыслю, схлестнуться нам с ними придется. Дозором по всему устью Днепра галера у них ходит, трудно нам будет незамеченными мимо пройти...

— Раз так вопрос стоит, значит, схлестнемся...

— То-то и оно, что так схлестнуться надо, чтоб и волки сытые и овцы целые остались. Сказывали запорожцы, нет у латинян с этой крепостицы крови запорожской на руках. Прижать их надо. Чтоб знали, кто на Днепре хозяин. Но кровь проливать рано. Надо так прижать, чтоб вражды у них с запорожцами не было.

— Трудную задачу загадываешь, батьку... постараемся подюжить... пуганем вначале, если не дураки — поймут. А если дураки...

— За дураками никто жалеть не будет. Только сказывали родичи, не лезут те латиняне на рожон. С татарами правобережными, что возле моря кочуют, полюбовно договорились.

— Нам бы, батьку, этот год присмотреться... тишком все обставить, чтоб не понял никто кто мы и откуда. Это для Днепра семь кораблей сила, с которой все князья считаться будут, а для моря... прознают латиняне раньше времени, худо будет. Натравят или татар, или литвинов. У них монет хватит. Тебе решать, но я бы всем сказывал, что с Молдавского княжества мы. Пусть там нас ищут. А через год-другой, когда в силу войдем, два-три десятка стругов выведем в море, тогда можно и с латинянами толковать.

Ситуация была понятна. Запорожцам терять торгового партнера не хотелось по причине его гордого одиночества, батька не дурак, в разговоре сразу это просек. Поэтому простые решения, типа — разорить факторию, не котируются. Но можно ведь на латинян наехать и не по беспределу. Аккуратно показать, кто сильнее, что сможем быть полезными в конфликтных ситуациях. С теми же татарами правобережными. Выбить у латинян для себя определенные ценовые льготы. Сразу запорожцев одолеет острое желание стать под нашу руку, чтоб те же цены получить. Если не всех, то большинство.

В суете и заботах подбежал назначенный атаманом срок отплытия. Попрощавшись с женами, мы вскочили в один из челнов везших наших казаков к устью реки. Мать с дочкой, нарядно одетые, продолжали махать нам руками вместе с моим сыном и с Георгием, оставшимся за старшего в нашей семье.

Аланская женщина никогда не плачет, провожая в поход своего мужчину. Он жив, он с ней. Нельзя подманивать беду слезами, та всегда ходит рядом. Жена одевает свой самый лучший, праздничный наряд, чтоб муж запомнил ее красивой и желанной, чтоб он мечтал к ней вернуться. Возьмет всех малых детей попрощаться с отцом, чтоб он увидел их всех вместе, и осознал, сколько еще незаконченных дел ждет его. Он уедет, а она будет думать о нем, молиться за него каждую свободную минуту, которых будет так много в разлуке...

Сперва мы, погрузившись на поджидающую нас чайку, поднялись в Черкассы, где на следующее утро состоялась торжественная панихида и проводы в поход если не всего войска казацкого, то его лучшей половины. И вот наша флотилия в составе двух ладей, пяти чаек (эти судна модернизированы как тримараны) и двух классических катамаранов, состоящих каждый из двух узких парусных лодок соединенных мощными балками, двинулась в свой первый боевой поход.

Первые полтора суток мы провели на воде. Вышли из Черкасс около полудня. Получилось, чтоб подойти к порогам к вечеру, отдохнуть и начать проход с самого утра, нужно либо идти остаток дня, ночь и еще день, либо терять сутки с ночевкой на берегу. Пороги продолжаются 80 километров, от места где в моем мире стоит город Днепропетровск, до Запорожья. Пройти их нужно за световой день. Учитывая сложный фарватер, даже по течению средняя скорость будет 6-8 км/час.

С другой стороны нужно было проверить все бытовые мелочи, придуманные мной, чтоб обеспечить минимальный комфорт на наших судах при многодневных морских вояжах. В трюмах ладей и чаек были оборудованы походные кухни в виде чугунного очага, десятиведерного котла и трубы для приготовления горячей пищи во время плавания. Модернизация по полинезийской методике дала возможность, проложив поперечины через балки и натянув на них сети, организовать дополнительное жизненное пространство. Для чайки с ее скученностью (50 человек на 60 кв.м. поверхности) это было принципиально важно и позволило создать почти комфортные условия для отправления естественных потребностей и сна.

Ночью шли гуськом, по течению, без парусов и весел. Все спали кроме рулевых менявшихся через три факела. В корме, возле рулевого был заткнут горящий факел. На его огонь ориентировалось судно идущее следом. Когда он догорал, зажигали следующий, а на выгоревший, если длина позволяла, наматывали новую осмоленную паклю. Горел он минут двадцать, так что рулевой устать и заснуть за веслом просто не успевал. На переднем катамаране кроме рулевого бдел впередсмотрящий, проверяющий длинным шестом глубину. Ночь была месячной, зоряной, ясною, как положено, так что видимость была достаточной, чтоб не въехать в корягу или сесть на мель не заметив острова.

К вечеру следующего дня мы пристали к берегу перед первым Кодакским порогом и провели небольшую плановую модернизацию наших суден-тримаранов. Поплавки отвязали от балок, балки от корпуса. Как уже упоминалось, балки имели легкую кривизну. Их перевернули "рогами" вверх, изгибом вниз и снова привязали к поплавкам. Затем поучившуюся платформу совместными усилиями всего экипажа подвели под чайку и вновь привязали к ней канатами. Балки зафиксировали на киле и к бортам дополнительными распорками с обеих сторон. Все это было заранее приготовлено, подобную операцию тренировали еще дома. То же проделали с ладьями. Запасные поплавки и балки имелись в наличии. В результате все суда не только получили дополнительную подъемную силу (около трех с половиной тонн) но и защиту корпуса как снизу, так и с боков.

Надо отметить, что в такой постановке, горбыли поплавков оказывались на двадцать сантиметров ниже балок проходящих под килем и будут первыми ловить дно на мелководье и перекатах. Корпус судна будет играть на балках, выгибая пять гигантских луков, к которым он привязан, и лишь затем натыкаться на дно килем или проходящей под ним балкой.

На каждом судне были лоцманы, которые уверяли, что при нашей осадке проблем не будет, но береженого Бог бережет. Кроме того, размеры наших судов были явно больше тех лодок, на которых они привыкли сплавляться. Лоцманы были из казаков торгующих соленой рыбой. Весной они собирали ватажку, спускались на лодках по Днепру и параллельно отправляли возы по правому берегу за пороги. Там, в низовьях Днепра были испокон веков известны рыбные места. Да и соль за порогами была дешевле чем в Киеве. Ловили рыбу, солили в бочках и обозом возвращались обратно. Лодки объезжали на возах самые трудные места, а дальше возвращались своим ходом.

На самом деле трудных мест было немного. По прямой расстояние от начала порогов до их конца составляет семьдесят пять километров. Общий перепад высот — тридцать метров. Меньше полуметра на километр. Совершенно очевидно, что большую часть этого пути река еле ползет и основная опасность — сесть на мель. Но казаки уверенно утверждали, что под правым берегом нет мест с глубинами меньше метра.

Самым серьезным испытанием являются сами пороги, места, где, скажем по-научному, угол наклона дна реки становится значительно больше среднего на этом участке. В этой точке возникает, так называемый перекат — переход от пологого участка к ярко выраженному наклону. Водопад, это тоже перекат, в котором наклон стал строго вертикальным. В случае днепровских порогов не приходится говорить не только о водопадах, но и о значительных снижениях. Поэтому была твердая уверенность, что перекаты мы проскочим без потерь, максимум горбылями черкнем по дну, а суда на горбылях, как на лыжах, промчатся над камнем.

Тем более меня не пугали сужения реки, где возрастала скорость течения, и где, по рассказам наших лоцманов, их лодки швыряло об скалы. При детальных расспросах картина вырисовывалась несколько иная. Любое сужение русла автоматически приводит к росту глубины, в том числе, и основного фарватера. Скорость движения возрастает, но в пределах разумного. Есть одно действительно опасное место, где ширина реки значительно уменьшается и становится меньше одного перестрела (меньше 200м). Основное течение в этом месте почему-то (скорее всего река поворачивает вправо) пересекает реку от правого берега к левому и лодку неудержимо несет на скалу, которая и является левым берегом.

На мой нескромный вопрос, мол, неужели в том месте рулевого паралич разбивает, он не в силах повернуть лодку вправо, а у гребцов руки отнимаются, вместо того чтоб грести, лоцманы возмущенно поведали, что они так и делают. Но. Все равно страшно.

Посмотрим. С моей точки зрения перестрел это очень до хрена. Течение там не больше пяти метров в секунду. На самом деле наверняка меньше, но пусть. Сорок секунд чтоб выйти с основного течения... нет, если таращиться полминуты на приближающуюся скалу, а потом героическими усилиями спасаться на последних секундах... тогда согласен, страшно.

Солнце еще толком не взошло, как мы, помолясь, направились к первому порогу. Моя чайка с самым толковым лоцманом шла лидером. За нами две ладьи, остальные чайки и замыкали ордер катамараны. В конце дня мы прошли Волчье горло, вышли за пороги и пришвартовались к первому попавшемуся по дороге островку. Все падали с ног от усталости. Но пришлось надежно закрепить суда и назначить постовых перед тем, как объявить отбой.

Переход дался очень трудно. Мои шапкозакидательские настроения, основанные на исторических фактах, как лоцманы-запорожцы на глазах царицы Екатерины и ее фаворита князя Потемкина, перегнали без потерь через пороги шестьдесят семь галер, столкнулись с жестокой реальностью. Основной посыл оказался правильным, пройти можно, но это потребовало напряженной многочасовой работы веслами и филигранной точности от лоцмана и рулевого. Секундная расслабленность на второй ладье при переходе последнего порога с характерным названием Ненасытень, и левый поплавок с такой силой бьет о камень, что треснул горбыль. Если бы такой удар пришелся о корпус, ладья затонула бы через несколько секунд и перекрыла бы фарватер.

Гребцам пришлось целый день работать на износ. Большую часть пути течение было слишком медленным и приходилось идти на веслах. Перед порогами мы разгонялись, чтоб на скорости проскочить перекат. Наши "лыжи" из горбылей оказались на диво удачной идеей. На каждом перекате они достаточно жестко цепляли дно, принимая на себя основной удар, заметно смягчая последующий скользящий удар килем, упирались о боковые камни в теснинах. Если бы все это пришлось на корпус... даже думать не хочется... счастье если бы недельным ремонтом отделались.

Еще поплавки сами держали корабль в потоке воды, обладающем максимальной скоростью, а значит максимальной глубиной. Стоило мне это заметить, как в голове сразу нарисовалась простенькая диаграмма сил действующих на поплавки, при условии, что скорость течения разная. Стало очевидно, что возникает составляющая, действующая в направлении большей скорости течения, автоматически возвращающая судно на "стремнину". Только раз, в Волчьем горле, это свойство играло против рулевого и гребцов, но это было двадцать секунд неудобств против существенной помощи на протяжении десяти часов.

Осмотр повреждений на следующий день показал, что необходим небольшой ремонт обеим ладьям и одной чайке. Одна небольшая течь и эффект "потения" обшивки в нескольких местах. Течь следовало запаковать и засмолить и пересмолить все места, где был замечен эффект "потения" обшивки. Работы хватало. Разгрузить, вытащить на берег, просушить, разогреть факелами смолу на нужном участке (не вызвав пожара) и пересмолить. Кроме этого, всем судам нужно было сняться с поплавков, осмотреть горбыли, снопы камыша, разбитые заменить, провести классическую тримаранную обвязку, натянуть все растяжки и сети.

И это было хорошо, ибо мне было известно еще с армии — солдат должен быть занят работой от забора и до обеда. Атаман планировал провести здесь два дня решая политические вопросы, вникая в местную обстановку и расклад сил.

— Как мыслишь, можем мы еще казаков с собой взять? — прочитав что-то невысказанное в моих глазах, батька продолжил классической фразой советского кинематографа, — надо, Богдан, надо.

Это разбило в пух и прах все мои невысказанные возмущения типа, — "тут своих не знаешь где кучей складывать!", и пришлось напрягать мозги.

— Сказывал ты, батька, что казаки с ладей хотят на сдвоенных лодках не дозором ходить, а купцов на копье брать...

— Уже всю кровь из меня выпили. Просят дать им лестницы, хоть по две штуки и разрешить купца ловить. Кричат, что не будут, как калеки сидеть и смотреть, что другие им добычу берут.

— Дозором они десятком на двух связанных лодках ходили. Ежели купца брать, то два десятка казаков брать надо. И по три лестницы, мыслю, достаточно будет. Люльки им на двух матчах прицепим для стрелков и можно на охоту выпускать. Если дашь такой дозвол, значит, на ладью еще по десятку казаков взять можно. Итого — два десятка.

— Хитер, ты братец... не по годам хитер. А где шесть лестниц для них возьмешь?

— Пять запасных взял. По одной в каждый струг, а шестую со своего струга возьму, нам и трех хватит.

— Добро. Готовь лодки к бою. Завтра запорожцев маленько помнем, чтоб знали, что в бою делать, а позавтра с Богом рушим.

— За день много не научим...

— Что научим, с тем и поплывут. Не боись, казаки тут добрые, в лодках биться с детства приученные, не то что наши, мы больше конному бою обучаем. Так что чудасии твои быстро выучат.

— А может их лучниками ставить?

— Вот завтра и проверишь.

Придумал, куда запорожцев впихнуть, значит, придумаешь, как за день научить на палубе биться. Целый день мотался между судами, следил за качеством выполнения работ.

Ведь лозунг — "Шара наше все!", он не в 20 столетии и не при социализме возник. Вера в шару и любовь к шаре имеет в нашем народе вековые корни и трансцендентное начало, которое невозможно описать словом, его дано лишь почувствовать.

Единственное, что не могло не радовать, атаман, уходя, громогласно объявил меня своим и.о. Что делало меня на время его отсутствия полноценным диктатором, чем я бессовестно пользовался, суя свой нос во все дела и заставляя переделывать все заново, если чувствительные рецепторы улавливали запах шары.

К вечеру, в основном, все работы по подготовке материальной части к походу были выполнены. Оставалось взять на борт полный запас воды на две недели плаванья. Потом придется пополнять. Взяли сто двухсотлитровых бочек. По десятку кинули в чайки и по двадцать пять в ладьи. Теперь нужно было их наполнить. Запас харчей неплохо было бы пополнить. Брали на две недели, но четверо суток уже того, а аппетит на свежем воздухе у казаков очень здоровый. По два литра далеко не постной, а очень даже скоромной каши лупят в день и еще добавки просят. Рыбаки наши упросили отпустить их вечером на рыбалку на двух катамаранах. Обещали к обеду вернуться с рыбой.