Пока я рассуждал сам с собой подобным образом, на импровизированной трибуне выступали по очереди руководители и передовики производства. Дошла очередь и до нашего незабвенного ударника Пети Милова, славящегося своим умением произносить зажигательные речи, правда исключительно в женском обществе и интимной обстановке. Его выступление живо напомнило мультик про Чебурашку и крокодила Гену — "Мы строили-строили, наконец, построили. Ура!". При этом он судорожно мял свою парадную фуражку, а взгляд его, метавшийся по толпе, вдруг сфокусировался на мне. Я даже не успел сообразить, чем мне это грозит, как говорливый комсомолец ляпнул, тыкая в меня пальцем.

— Да мы, это, что... Вот, товарищ Любимов — да! Это он всё... А ещё винтовку сделал!

Стоящие впереди меня люди обернулись и расступились, желая рассмотреть мою примечательную личность, те кто был рядом, тоже отодвинулись на шаг, и я, с отвисшей от неожиданности челюстью, остался один в живом коридоре, образовавшемся по направлению указующего перста нежно мной про себя любимого, в самых заковыристых выражениях, ученика.

— Петрович! А ну давай-ка, держи речь! Скажи от мастеров нашего цеха! — Евдокимов подтолкнул меня в спину, и мне пришлось сделать пару шагов вперёд на ватных ногах. Попытавшись восстановить положение и отступить назад, наткнулся на рабочих, уже заполнивших свободное пространство. Бросилось в глаза, как усмехнулся Сталин, наблюдая за этой картиной. Мне стало жутко стыдно за свою растерянность, здоровый мужик, а суетится как баба! Я, по ощущениям, даже покраснел. Да что я в конце концов комплексую? Что я людям пару слов сказать не смогу? Говорить — не мешки ворочать! Вон, даже Милов умудрился что-то пролепетать, а мне сам Бог велел! Одёрнув автоматическим движением робу, решительно направился к трибуне.

Шагая вперёд, я смотрел прямо перед собой и самой примечательной деталью в поле моего зрения были чуть прищуренные в усмешке жёлтые глаза действующего вождя мирового пролетариата. Может правда, плюнуть на всё и напроситься на аудиенцию, где всё рассказать? Сразу всё станет легче, не придётся ничего придумывать и терпеливо капать на мозги ответственным работникам, что бы те почесались и двинулись в нужную сторону. С другой стороны, есть нехилый шанс, что информация будет использована неправильно, а я уже с этим ничего поделать не смогу. Всё-таки этих товарищей я ещё толком не понимаю. Нет, как-то беспомощное состояние, когда всё решает кто-то другой, мне не по нутру. Так что, обойдёшься, усатый, без послезнания, не уверен я в тебе.

Поднимаясь по боковой лесенке на сколоченную из неструганных досок, спрятанных за транспарантом, импровизированную трибуну, наткнулся на Артюхину, оттеснённую мужиками в задний ряд и поэтому ранее не замеченную.

— Здравствуй, товарищ Любимов. — Ободряюще улыбнулась мне она, пока я проходил мимо.

— Здравствуйте, Александра Фёдоровна. Не ожидал Вас здесь увидеть.

Сталин, полуобернувшись, с видимым удивлением перевёл взгляд, в котором не осталось и тени прежней иронии, с меня на редактора "Работницы" и обратно. Ничего, это ещё цветочки, сейчас я тебя ещё больше удивлю.

— Что вам сказать, товарищи? Что вы все молодцы? Это вы и без меня знаете. Что мы запустили конвейер, и машины из ворот нашего завода будут выходить не сотнями и тысячами в год, а десятками тысяч, может даже сотнями? Это тоже ни для кого не секрет. Поэтому, скажу, зачем это нужно. Про построение коммунизма говорить не буду, не силён, буду конкретно. Вот взять наш АМО-2, или как бишь его теперь назовут, ЗИЛ-2. Грузоподъёмность его 2,5 тонны. Что это значит? Что он может разом поднять один боекомплект дивизионной гаубицы и перевезти его за полчаса на двадцать пять километров. Сейчас в армии такой вес поднимают два зарядных ящика, запряжённые дюжиной лошадей и перемещают его на то же самое расстояние за день.

Почему я вдруг заговорил об армии? Да всё просто. Наше советское государство для мирового империализма как кость в горле. Мы самим своим существованием ставим по сомнение их притязания на власть над рабочими и, якобы, священное право их собственности. Поэтому они, вне всякого сомнения, приложат все силы для того, чтобы нас уничтожить. Многие считают, что у империалистов ничего не выйдет потому, что пролетариат их собственных стран не будет спокойно смотреть, как они нападают на наше государство рабочих и крестьян и восстанет, совершив революцию. Так вот, это в корне не верно! Вижу, возмущаетесь, Любимов ерунду городит, да? Погодите, сейчас объясню всё. Неверно это потому, что на нас лежит слишком большая ответственность за нашу Родину и мы не можем ставить её судьбу в зависимость от решения, которое примет иностранный пролетариат! Вдруг у него кишка, тонка окажется для революции, будь они хоть сто раз на словах коммунистами? Наплевали же германсие коммунисты на принцип пролетарского интернационализма во время Мировой войны? Нет, мы вольные люди и должны решать свою судьбу только своей волей! То есть свобода, независимость и территориальная целостность союза ССР должны быть обеспечены только нами самими, вне зависимости от любых внешних факторов. А для этого нам нужна могучая армия и флот, чтобы защищать наше народное государство от любых посягательств. Тем более, что в Европе набирает силу фашизм, который буржуазия откармливает, как зверя, чтобы он бросился на нас. И многие соблазняются фашистской идеологией, ведь куда проще отнять, чем упорно трудиться самому. Фашисты спят и видят, как они повелевают покорёнными народами, пользуются их рабским трудом. Поэтому, я хочу попросить товарища Сталина, как нашего вождя, уверен, весь коллектив завода меня в этом поддержит, приложить все усилия, чтобы не допустить фашистов к власти в любой стране, где они её ещё не получили. Мы же, в свою очередь, должны также упорно трудиться, чтобы построить такую экономику, глядя на которую империалисты от зависти бы лопнули, чтобы вооружить такую армию, глядя на которую любой враг самой мысли напасть побоялся бы. У меня всё, простите, если что не так сказал.

Уфф! Воды! Но, вроде, всё сумел сказать и про интернационализм и про фашизм и про войну. Имеющий уши да услышит. А если к ушам ещё мозги прилагаются, то ещё и осознает. А для большинства работяг, по лицам вижу, речь моя, что шаманские камлания — слов много, но ничего не понятно. Ладно, главное, чтоб Сталин подумал на эту тему. Посмотрим, кстати, что ответит, ведь к нему просьба прямая была.

Иосиф Виссарионович, шагнул вперёд и встал рядом со мной.

— Руководству ВКПб, и мне лично, отрадно видеть, что мы не ошиблись в вашем коллективе! Имея крепкую парторганизацию, которая состоит из таких политически грамотных коммунистов как товарищ Любимов...

Директор завода Лихачёв придвинулся сзади и вполголоса сказал.

— Он беспартийный...

— ...Которая состоит из таких пролетариев, как товарищ Любимов, можно решить любую задачу! В том числе и ту, которую он поставил. Правительству Союза ССР известна вся звериная сущность фашизма, мы всеми силами с ним боремся, особенно по линии Коммунистического Интернационала, который товарищ Любимов недооценивает. И, все вместе, несомненно, его победим!

Сначала со сцены, из заднего ряда, а потом и по всему сборочному цеху раскатилась волна аплодисментов, заглушая голос Лихачёва, пробубнивший у меня над ухом.

— Чтобы завтра же заявление в партию написал!

Эпизод 2.

Парад и первомайская демонстрация 1930 года запомнилась мне особенно, в этот день первые два десятка грузовиков ЗИЛ-2 прошли во главе заводских колонн по Красной площади. Там было непривычно тесно, полным ходом шла реконструкция и значительная её часть была отгорожена высоким забором, задрапированным плакатами.

На праздник народ приходил семьями, на парад посмотреть, себя на демонстрации показать, пришёл и я с Полиной. Парада, правда мы не увидели, а мне очень хотелось сравнить с тем, что будет потом, но боевой техникой издалека всё же полюбовался.

— Смотри! Наши броневики! — Милов, сидевший в кузове ЗИЛа вместе со своими комсомольцами, удостоенными такой чести за ударный труд и прочее, а на самом деле, чтобы продемонстрировать партийному руководству "лицо завода" — молодых и энергичных, показал в направлении маячивших над толпой кургузых башен. Я даже попытался подпрыгнуть, чтобы рассмотреть это антикварное чудо.

— Петрович, чего скачешь? Айда к нам! — За мою куртку уцепилось сразу три пары рук, но мне удалось вырваться и, подхватив Полину, посадить её в кузов, после чего я и сам перелез через борт. Взглянув в указанном Миловым направлении, я только разочарованно вздохнул и в сердцах брякнул

— Фигня.

Нет, с точки зрения истории техники это были очень примечательные экземпляры, но вот в плане боевых свойств...

— Да ты что! Это наши лучшие броневики! — Комсомольцы возмущённо зароптали.

— Не беда, сделаем ещё лучше.

— Вечно ты, Петрович, недоволен.

— Стремиться, дорогие мои, надо к большему и лучшему. Плох тот солдат, у кого нет маршальского жезла в ранце!

— Чего?

— Поговорка такая.

Между тем, колонна двинулась, и спрыгивать было уже поздно, да и не к лицу. А с передней машины, стоя в кузове и полуобернувшись назад, грозил мне кулаком Лихачёв. Куда мол, с суконным рылом, да в калашный ряд?! Заявление-то в партию я ему так и не принёс, успешно скрываясь от партийных руководителей и уходя от ответов на вопросы рядовых товарищей. На возмущённую жестикуляцию директора завода мне оставалось отвечать лишь разведёнными в жесте непонимания руками. В таком положении мы и проехали мимо трибуны, которая надвинулась неожиданно быстро. Мне показалось, или Сталин мне подмигнул?

Эпизод 3.

А жизнь на заводе стала совсем нервная. Сборочный конвейер-то мы запустили, только вот остальные цеха сильно отставали и дело было даже не в людях, а в поставках оборудования. Цеха простаивали, не было станков, фактически завод собирал ЗИЛ-2 из импортных запчастей. Советскими в этих машинах были по большому счёту, рама, подвеска, да колёсные диски, которые как раз и варили мои комсомольцы, работая на склад с двукратным перевыполнением плана. Поставки же основных механизмов из Америки были нерегулярными, то партию привезут, работаем, нет агрегатов, конвейер стоит. Да и такое случалось, что были, к примеру, коробки, не было движков. В общем, ритмичного налаженного производства не получалось. И терпеть такое положение придётся ещё минимум год, пока завод не войдёт в стой полностью. Пока же наряду с отвёрточной сборкой ЗИЛ-2 с конвейера сходили и старые АМО-Ф-15, агрегаты к которым можно было делать на существующем оборудовании.

И вот тут то совпал мой шкурный интерес с государственным. Дело в том, что в один действительно прекрасный момент, Полина заявила мне, что беременна. Конечно же, как честный человек я обязан был жениться, причём, это не она мне сказала, а я сам так искренне считал, чем сильно её порадовал. Сама процедура регистрации брака в советском государстве свелась к попутному заходу в сельсовет, где была сделана соответствующая запись, вот с церковью было чуть сложнее. Передо мной опять встала проблема исповеди, и приходилось выбирать, кому врать, Полине или священнику. Или умалчивать, что в данном случае одно и то же. Но, в конце концов, решил, что с женой мне жить, а Бог простит, если сильно грешить не буду. Свадьбы как таковой у нас не было, я постоянно пропадал на заводе и знакомств в Нагатино не завёл, а Полю, считая ведьмой, вообще обходили стороной. В общем, придя домой после венчания, мы сразу приступили к кульминационной части, минуя застолье и прочие формальности. Пожалуй, это была самая лучшая свадьба в моей жизни.

Лишь только осознав себя законной супругой, Полина стала капать мне на мозг, мол, мало дома бываешь. И встал я перед выбором — или завод, или жена. Дело в том, что задерживаясь на работе, я опаздывал на катер, а идти пешком от Нижних Котлов после тяжёлого трудового дня мне как-то не улыбалось. Задумался я над индивидуальным средством передвижения, да и правду сказать, по баранке сильно соскучился. Покумекав так и сяк, понял, что купить авто я не смогу, а соберу самостоятельно только лет через десять, раньше из дома выгонят за неявку для исполнения супружеского долга. Вариант с конём был самым простым, но при коллективизации лошадей объявили средством производства и забрали в колхоз, получить в частные руки было нереально. Потом, когда в апреле окончательно сошёл лёд на реке, мои мысли обратились к лодке. Беда была в том, что грести ничуть не лучше, чем идти пешком. Поэтому я возжелал парус и имел неосторожность поделиться этой мыслью с женой. На что она мне заявила, что самого на тряпки пустит и коли я на ЗИЛе работаю, должен поставить на лодку мотор. Под страхом отлучения от тела.

Изобретать я поначалу ничего не собирался, а думал собрать движок из бракованных деталей, доведя их до ума, благо брака было хоть завались. Слава Богу, сообразил, что если соберу работающий движок, то под разряд негодных он уже не подпадает и получится кража социалистической собственности в чистом виде и крупном размере. Сколько за это сейчас могут дать даже думать не хотелось.

Единственным вариантом было собрать свой оригинальный двигатель. Причём он должен быть простым, как пять копеек, иметь минимум деталей, которые можно сделать в опытном цеху автозавода из брака или попутно. Ещё немаловажным требованием было отсутствие стандартных деталей, поставляемых на завод для комплектации моторов, например, свечей, потому, как их можно было только украсть. Вот такая вот нетривиальная задача. Я чуть голову себе не сломал, пока, подстёгиваемый спермотоксикозом, не вспомнил движок, разработку которого финансировал один небезызвестный в будущем председатель совета директоров транснациональной корпорации.

Эпизод 4.

Вот тут то и всплыла проблема точных расчётов, в моё время, испорченное доступностью калькуляторов, искусство математических действий при помощи бумажки или логарифмической линейки было попросту позабыто. Мне нужен был либо математик, либо калькулятор. Самое обидное, что последний у меня был. В мобильном телефоне, который я пожадничал утопить при первой возможности, как большинство других компрометирующих меня вещей. Вот только сдох этот аппарат ещё полгода назад и зарядки к нему не было. Хотя, автомобильная зарядка для него, по сути — просто переходник, правда, в нём, должно быть, нехилое сопротивление стоит, чтобы силу тока и напряжение уменьшить.

Бывший ювелир, пришедший на завод, когда этим делом стало заниматься попросту опасно, глянув на разъём спрятанного в деревянном ящике мобильника, покряхтел, но обещал сделать ответную часть. Принёс через три дня штекер с двумя болтающимися проводками и даже денег не взял, к моему удивлению.

— Знаешь, Петрович, спасибо тебе, по настоящему делу соскучился и сноровку терять начал, если бы не ты, так бы и закис. А пока с этой штуковиной дома ковырялся, так руки сами всё вспомнили.

— Да не за что, тебе спасибо, ещё, кстати, подойду. Надо один очень-очень точный механизм, в смысле изготовления, сделать. ТНВД называется.