Танго с призраком. Том 3

Подумав над мыслью, оставить опасные комнаты и заманивать туда врагов и недоброжелателей, хозяин с грустью отказался от столь опасной затеи. И пригласил некромантов.

Те развели руками и дружно. Кстати, и тан Риалон тоже.

Не нашел он ничего!

Тан Фуэнтес подумал, а потом решил начать поиски. И услышал про аукцион, на котором себя проявила Тони. Нашел возможность связаться с синьором Пенья...

— А мой процент? — тут же поинтересовалась Тони.

— Корыстная женщина! — воздел руки к небу синьор.

— Ужас. И следите за дорогой, — попеняла Тони.

— Ужас, конечно. Я договорился, он у вас три любые вещи в магазине купит. Вне зависимости от результата визита.

Тони довольно кивнула. А чего отказываться? Она не дрянью торгует, сумеет подобрать то, что придется к душе любому человеку. Как-то оно само получается.

— Хорошо. А что от меня требуется?

— Да кто ж его знает, ритана! Вы посмотрите, а там оно само и сложится?

Тони подумала, и кивнула. Посмотрит. И решит. Чего сейчас-то загадывать?

Но странно это как-то... три смерти — и все в одной комнате. Это при том, что ранее Аина Лолли там жила несколько лет, и ничего не случалось.

Почему?

Надо смотреть.

* * *

Поместье Фуэнтесов было восхитительным! Другого слова тони и подобрать не могла. Построенный неподалеку от моря, дом был похож на громадное облако. Как-то удалось это архитектору.

То ли каменное кружево, то ли закругленные плавные очертания стен и крыши, то ли белые и голубые тона, в которые он был окрашен...

Не понять.

Да и в архитектуре Тони не разбиралась. Но дом был чудесен.

— Это голубая черепица? — с восторгом спросила она.

— Да. Есть в одном месте глина... стоит, конечно, это дороже всего остального дома. Но вид потрясающий. Каждый раз налюбоваться не могу, — сознался синьор Пенья.

Мобиль остановился перед парадным входом. И Тони с наслаждением вдохнула запах роз.

Белых, естественно. Белых, кремовых, желтоватых, нежно-розовых. Ярким краскам было здесь не место. Но из пастельных тонов садовник сотворил вдохновенное чудо.

— Потрясающе красиво.

— Да.

Других слов у Тони не было. Да и не надо, наверное. Красота бывает безусловной и безоговорочной. И не нужны в ее честь лишние слова. Ни к чему.

Встречали их, как дорогих гостей.

Один из лакеев подошел, помог Тони выйти из мобиля, поклонился и попросил следовать за ним. Второй уселся за руль, чтобы отогнать мобиль подальше.

Третий поклонился синьору Пенья в холле, забирая у него шляпу, трость и перчатки.

Четвертый так же, с поклоном, принял у девушки шляпку и перчатки.

Тони только головой качнула.

Да, как королевских особ. И главное, все так скромно, ненавязчиво... а одеты эти лакеи как! На них нарочито скромные бело-голубые ливреи, но сидят они так... видно, что пошиты они из дорогих тканей, дорогими портными и четко под человека. То есть это не подгонялось и не ушивалось. А каждый раз, под конкретного человека, шилась новая ливрея.

Все простенькое, без особой вышивки, и тем более, без кружев, но как-то так подобраны и короткие голубые куртки, и голубые брюки, и белоснежные блузы...

Сколько же денег у хозяина всего вот этого? Даже подумать страшно!

Тони даже не завидовала. Это просто был иной уровень. Совсем другой, не тот, к которому она привыкла. На несколько ступенек выше и ее, и Араконов. Чему тут завидовать?

Хозяин дома встретил их на пороге гостиной.

— Хосе Мануэль! Рад тебя видеть, друг!

— Адолфо Васко! Жаль, что я по такому печальному поводу приехал в твой дом!

Синьор и тан общались вполне запросто, словно старые добрые знакомые. Да наверное, так и было. Тони разглядывала хозяина дома.

Примерно одних лет с синьором Пенья, но на этом общность и кончается. Остальное — полная противоположность.

И фигура, похожая на стрелу. И грива кипельно-белых волос. И ястребиный нос. И пронзительные, иного слова и не подобрать, черные глаза... на гербе этого человека должен быть ястреб. Самая подходящая птица. Аристократ до мозга костей, иначе и не скажешь.

И даже его одежда...

Сейчас так не ходят, но ему шло. Ему было потрясающе к лицу.

И пиджак с удлиненными полами по моде двадцатилетней давности, и приталенные брюки с широким поясом, и рубашка, щедро отделанная кружевом... на ком-то другом этот наряд показался бы немного нарочитым и театральным. Но на тане Фуэнтес все смотрелось предельно органично.

— Позволь представить тебе ритану Лассара. Антония Даэлис Лассара — чудесная девушка и хороший специалист. Хотя и с немного нестандартным подходом, — аттестовал ее синьор Пенья.

Тони улыбнулась краешками губ и склонила голову.

— Рада знакомству.

Не самые идеальные манеры. Но она растерялась. Впрочем, тан Фуэнтес не дал растерянности перейти в нечто большее.

Подхватил ее руку, приник поцелуем к запястью, ободряюще улыбнулся...

Не то, чтобы он пресмыкался, или хлопотал, или... нет! Просто с самого начала тан Фуэнтес как-то создал между собой и Тони атмосферу непринужденности.

— Ритана Лассара, ваш визит — честь для меня. Может быть, чай, или кофе...?

Тони качнула головой.

Не стоит строить из себя принцессу. Не умея — будешь выглядеть и глупо, и жалко. А потому...

— Тан Фуэнтес, синьор Пенья рассказал мне о вашей ситуации. Давайте посмотрим, смогу ли я что-либо сделать. А если нет, тогда у нас будет время для кофе.

— Такая деловитость в столь юной девушке...

Но искреннего сожаления в голосе тана не было. Антонию действительно пригласили, в первую очередь, как специалиста. Другое дело, что тан никогда не позволил бы себе неподобающего отношения к молодой девушке из древнего рода.

Но ведь и проблему надо решать! Или узнать, что здесь и сейчас она не решится...

Тони тряхнула волосами.

— Тан Фуэнтес, прошу вас проводить меня в те самые покои. Посмотрим, смогу ли я что-то сделать.

Тан улыбнулся, чуточку склонил голову — и предложил Тони руку.

* * *

Сам дом тоже был отделан в белых, голубых, кремовых тонах. Ничего яркого и кричащего, никакой позолоты — только посеребрение, и далеко не везде. И кое-где отделка из мрамора, малахита, бирюзы...

Воздушные драпировки, лепнина, прохлада и свежесть морского воздуха. Поколения денег и власти.

Когда все это въедается в кости и кровь, когда уже даже не привычка — образ жизни. Часто во всей этой красоте вырастают жестокие и подлые люди, которым нет дела ни до кого и ни до чего. Но здесь и сейчас Тони думалось иначе.

Тан Фуэнтес производил впечатление человека чести. И это было... приятно. И правильно.

Вот и галерея — белые мраморные колонны, вазы с розами, статуи в нишах стены...

Белоснежные двери.

И...

Тони искренне удивилась. Она не думала, что в этом доме найдется подобная комната. Но...

Вот здесь и сейчас не было ничего воздушного. Наоборот.

Тяжелая и темная дубовая мебель. Плотные шторы. Ковер цвета меда. И в то же время — светлые золотистые обои. И комната становится словно бы наполненной солнечным светом. Но... совершенно не в духе всего этого роскошного дворца.

— А я думала, здесь будет другая отделка, — вырвалось у девушки.

И неудивительно.

После мебели из легкого светлого дерева, после инкрустации перламутром...

— Бабушка говорила, что у нее сил не хватает на всю эту красоту, — грустно улыбнулся тан Фуэнтес.

— а сколько ей лет было?

Тони толькот сейчас сообразила... если тан выглядит ровесником синьора Пенья... его бабушка? Ей-то сколько?

— она была слабой, но магичкой. Моогла прожить еще лет двадцать, — пояснил тан.

— Магичкой земли?

— Угадали, ритана.

Тони и гадать не пришлось. Столько зелени было в покоях умершей, столько цветов...

— И сад — ее рук дело? Верно?

— Сейчас, когда бабушки не стало, садовники стараются справиться. Но боюсь, часть своего очарования он потеряет.

Тони кивнула.

Вошла внутрь, прошлась по комнате.

Она не видела, как за ее спиной мужчины переглянулись, и синьор Пенья поднес палец к губам, призывая к молчанию.

Тан Фуэнтес послушно кивнул и даже отступил на шаг. Совершенно бесшумно.

Тони коснулась ладонью тяжелого дубового стола. Пробежала пальцами по резьбе кресла. И показалось ей на долю секунды, что мебель... грустит. Или — не показалось?

Такое тоже бывает. Если мебель долгие годы жила рядом со своей хозяйкой, если сроднилась с ней и срослась... а этот гарнитур выглядел старинным.

И был старинным.

Ему уже лет двести было. С ума сойти...

Тони понимала, что этот гарнитур мог еще ее прадеда видеть. И впервые ощутила... недолговечность человеческой жизни. Бывают и вещи недолговечные, конечно. Но вот эти стол и стулья стояли здесь давным-давно. Вот именно в этой комнате. И радовались, когда ими пользовались. И любили своих хозяев.

Особенно последнюю хозяйку.

Тони, словно живую, видела невысокую старушку. С черными волосами, короткими и украшенными затейливыми гребнями, до самой смерти темными, разве что пара седых ниточек попадалась, но это ни о чем, с темными ясными глазами, хрупкую и изящную в длинных платьях.

И руки ее, легко играющие веером. Не тяжелым, конечно, бумажным, но изящным. Красивые, даже несмотря на возраст, украшенные кольцами...

И туфельки на невысоком каблучке. До самой смерти — каблучки, прическа, улыбка...

Да и не собиралась она умирать. Жила, радовалась жизни, мечтала праправнуков увидеть, а то и на их свадьбе погулять... и сил у нее хватало. Не на молодость — это и маги не могут. А вот на жизнь, на здоровье — вполне.

А что же случилось потом?

Тони коснулась старинного клавесина в углу. Инструмент отозвался под ее пальцами жалобным стоном, словно хотел рассказать, мечтал, но... не мог?

Или мог?

Тони опустилась на банкетку рядом с клавесином, коснулась пальцами клавиш... да никогда она не играла! Ей это было попросту неинтересно! Разве что в детстве еще когда была жива мама...

Так давно...

Так...

Пальцы сами заскользили, ласково касаясь полированной слоновой кости. И девушка, словно наяву, увидела...

Вот пожилая женщина. Чем-то удивительно довольная... чем?

Маленьким ручным зеркалом из слоновой кости. Удивительно изящным. Красивая резьба, желтоватая матовая кость, темное стекло с приятным золотистым отливом, в таком зеркале даже самая последняя дурнушка покажется загадочной и неповторимой. А уж пожилая женщина и вовсе налюбоваться не может.

Ни морщин не видно.

Ни седины.

Ни...

Ни ее самой?!

Тони едва не ахнула, схватившись за горло. Но пальцы не отрывались от клавиш. И она видела, видела, как золотистое стекло внезапно темнеет, как становится воронкой в другое измерение, как искажается лицо дамы, как хватается она за горло... и зеркало падает на туалетный столик.

А женщина оседает вниз.

И лицо у нее белое. И безжизненное. Что бы ни обитало в старинном зеркале, оно просто выпило даму до дна.

И вот картинка меняется.

Теперь в комнате служанка. Плотненькая такая, улыбчивая, она наводит порядок... видно, что жившую тут даму ей не особенно жалко. Она даже прикидывает к себе какие-то драгоценности, примеряет... не ворует... или?!

Одно из колец она прячет за корсаж платья. Так надежнее, карманы и проверить могут, а в бюстгальтер не полезут. Наверное.

И добирается до зеркала.

Берет его в руки, вертит, крутит... пожимает плечами... безделушка! А где его футляр? Вот... но не рождена такая женщина, что не посмотрит в зеркало. Даже если рядом есть большое. Даже если...

И она смотрит.

В этот раз зеркалу требуется куда как меньше времени. Видимо, потому, что оно имеет дело не с магичкой. С обычным человеком, не слишком одаренным.

Одно движение... и служанка оседает у туалетного столика. А зеркало падает в приготовленный для него бархатный футляр — и тот закрывается.

Никто и не заподозрил неладное.

И картинка меняется снова.

В этот раз дама средних лет садится у зеркала. По-хозяйски, увесисто, даже грузно... столик протестующе скрипит, когда на него наваливаются объемной грудью, но у такой не забалуешь. Еще и руками опирается.

И несчастная мебель замолкает.

Лучше не бунтовать. А то вообще на помойку выкинут.

Дама перебирает безделушки, которых в этот раз подозрительно мало, морщится, кривит губы...

Вот она доходит до футляра, и достает из него зеркало. Взгляд...

И музыка обрывается каким-то совершенно жутким аккордом. А Тони сползает с банкетки на пол.

Голова кружится — просто убийственно! Хоть бы кто догадался про нюхательные соли! Ооооо....

* * *

Синьор Пенья и тан Фуэнтес действовали, не сговариваясь. Сначала они были откровенно удивлены. Когда девушка прошлась по комнате, словно лаская старую мебель.

Когда она присела перед клавесином.

И когда заиграла...

Вот тут побледнел уже тан Фуэнтес.

— Эту песню любила бабушка. Откуда она знает?

— Какую?

— Мой любимый, я твоя, я твоя, навсегда...

Синьор Пенья пожал плечами, расписываясь в своем невежестве, и тан Фуэнтес взмахнул рукой. Не сильно, чтобы не встревожить Тони.

— Она очень старая, это еще бабушкиной молодости песня, сейчас ее почти никто и не знает...

— Понятно. Наверное, она... в трансе.

Тан Фуэнтес посмотрел удивленно.

— Вот... так?

— У нее по-разному проявляется, — пояснил синьор Пенья. — И так, наверное, тоже.

Несколько минут.

Это Тони казалось, что прошли часы и часы. А на самом деле песня длилась всего несколько минут. А потом прозвучал какой-то жуткий аккорд — и девушка начала падать со стула.

Падать, словно подрубленная... синьор Пенья успел первым. Реакция у него всяко была лучше, чем у тана Фуэнтеса.

— Тони! То есть... ритана Лассара!

— Воды, — слабо попросила Тони. — Мне дурно...

С этим недугом отлично умел справляться тан Фуэнтес. Нашлись мигом и нюхательные соли, и слуги примчались с горячим шоколадом, и просто шоколад принесли на тарелочке, наколотый, и всякие сладости...

После первого глотка Тони зажмурила глаза покрепче. А после второй чашки порозовела, отогрелась — и с хищным интересом пригляделась к сладостям.

Но про дело не забыла.

— Тан Фуэнтес, скажите, ваша бабушка ведь любила антиквариат?

— Да.

— Вот... если вы будете так любезны и дадите мне от туалетного столика футляр синего бархата, вот такого размера, — Тони показала на пальцах примерно локоть, — а в нем лежит зеркало в оправе из слоновой кости. Вот его. Только заглядывать в него не надо.

— Н-но...

Тан Фуэнтес был искренне удивлен.

Тони не подходила к столику! Да и не лежало там сейчас ничего! Он лично все сгреб в ящики столика! И футляр там точно был, просто мужчина его не открывал — зачем?

Но откуда об этом знает девушка?

Нет, не понять...

— Ритана Лассара...

— Именно в это зеркало смотрели женщины перед смертью, — уже совсем другим тоном сказала Тони. — Дайте его сюда, пожалуйста.