Неблагодать

Полного жизни.

— Сюда больше никто не ходит, — негромко сказал Траун, не отрывая глаз от ночного неба. Облака плыли, тут и там затеняя звёзды тонкой прозрачной дымкой. — У слуг есть свои укромные места, куда они время от времени ускользают. На другой стороне горы, где видны городские огни. Там кое-где площадки для туристов — сюда летят со всех концов галактики ради корусантского огненного небокрая.

Гера молчала. Как и Траун, она смотрела в небо; необъяснимые чувства сжимали горло.

— Я же предпочитаю смотреть на звёзды, — прошептал он. — Думал, что это понравится и тебе.

Она прижалась к нему; в сердце потеплело. Он прав. Ей плевать на город; ей нужно незагаженное небо, звёзды. Галактика, вольная и открытая всем ветрам.

Какой-то миг она была на грани слёз.

— -

Снова утро. Она разбудила его поцелуем, но не в губы, а в бедро. Ртом заставила проснуться, горячим, влажным языком лаская член. Он уже успел привстать, когда Траун поднял голову и посмотрел на неё из-под тяжёлых век. Его рука нежно легла ей на лекку.

Было время, не так давно, когда для Геры это было наименее приятным в отношениях с мужчиной. Делала она это только для того, чтобы доставить возлюбленному удовольствие, ответить взаимностью. Она вспомнила Кэнана, его вкус и запах, возбуждающий и отталкивающий одновременно. Память горчила на языке. Тут же было другое. Ничто в Трауне не отталкивало её, и даже ноющая челюсть ощущалась теперь приятной приправой, словно бы удовольствием сама по себе. Гере казалось, она могла бы делать это часами, пока хорошо было Трауну. Пока он этого от неё хотел.

Но он отлучил её от своей плоти прежде, чем кончить, захватил губы в плен поцелуя, уложил её на спину и с улыбкой скользнул вниз, меж её ног.

— Твоя очередь, — сказал он.

— -

Он её поцеловал. Знакомое чувство.

Вкус незнакомый.

Этот вкус ей нравился — губы его на её, мягкие, тёплые — запах и ощущение кожи, так непохоже, непривычно. Вкус совсем не как у Кэнана, резкий, холодный. Вкус, который ей не — ...

Гера моргнула, чуть отстранилась, ахнула — под веками вспучилась и опала тьма. Она чувствовала на губах губы Трауна, улыбнулась, прижалась к нему. Мягкий, тёплый.

Ничуть не неправильный вкус.

Глава 12

— Я вас беспокою, — заметила Гири.

Гера замерла и оглянулась. Гири стояла в дверном проёме, со скрещёнными за спиной руками, ноги на ширине плеч — будто в военной стойке. Гера не ответила. Она молча изучала Гири, пока та не оставила стойку и не подошла, изображая неуклюжую, небрежную походку молодой женщины в разговоре с подругой.

— Что-то во мне вас тревожит, — сказала Гири, склонив голову набок и глядя на Геру; от внимания той не ускользнуло, что, в отличие от других слуг, Гири не называла её "мэм". — Моя внешность?

И правда, внешность, что ли? Видимо, Гири имела в виду, что она человек, молода, атлетична — просто идеал имперской красоты. Не слишком тонкий намёк, что Гера ревнивая любовница и подозревает Трауна в нечистых намерениях по отношению к служанке. Однако Гера тоже молода, атлетична и красива, и, что ещё важнее, это она делит с Трауном постель, это её он уважает, ею восхищается и как противником, и как возлюбленной.

И она никакая не служанка. Гера одарила Гири невесёлой, вялой улыбкой.

— Да, ваша внешность, — признала она. — Но тут другое. Я доверяю Трауну. Я знаю, он меня любит.

Гири снова склонила голову, на этот раз в другую сторону. Как хищная птица, глядящая на добычу.

— В вас есть что-то... — начала Гера; заколебалась, умолкла. В комнате за спиной Гири едва заметно шевельнулись тени — кто-то шагнул в дальнюю дверь и на секунду заслонил свет.

— "Что-то"?.. — с улыбкой переспросила Гири.

— Что-то жутковатое, — откровенно признала Гера. — Что-то с вами не так.

Она была уверена — Траун стоит в той комнате и ждёт, чтобы она высказала свои подозрения. Безмолвно побуждает её искать правду. Улыбка на лице Гири эту теорию подтверждала. Гера всегда легко читала людей, и выражение лица служанки было ясным: для неё это игра, игра, в которую она с одобрения Трауна играла со множеством других гостей. Игра, в которой она хотела победы Гере.

— Вы вовсе не человек, — сказала Гера, осматривая тело Гири. — Правда?

Улыбка Гири стала ещё шире.

— Оборотень? — предположила Гера и указала на её кожу. — Не похоже на макияж.

— Не оборотень, нет. Я дроид, репликант человека. — Гири сделала паузу, оценила выражение лица Геры, словно бы со смущённой признательностью склонила голову — так же реагировала Сабин, когда Гера хвалила её за хорошо выполненную работу. — Синтетические органы, синтетические волосы, синтетическая кровь. Правдоподобно, да?

Гера промолчала. Её взгляд упал на руки Гири — мягкая, гладкая кожа. На костяшках пальцев была видна штриховка тонких линий, россыпь пор на тыльной стороне ладони, едва заметный заживающий волдырь на подушечке большого пальца.

— Вот, — Гири села рядом с Герой на диван, и та увидела Трауна — он молча стоял в дверном проёме, больше не загороженный силуэтом служанки. Гера взглянула на него широко раскрытыми глазами — и отметила на его лице три чувства: Удовлетворение. Одобрение. Напряжённость.

Напряжённость?

— Это органика, — сказала Гири, снова притягивая внимание. Она взяла руку Геры, сжала пальцами ладонь, подняла их сомкнутые руки между ними, будто заключая тайный договор. — Чуть ли не единственная настоящая часть меня, — сказала она. — Пощупайте.

Гера провела большим пальцем по костяшкам Гири. Рука служанки была холодна, но эластичная, мягкая кожа совершенно естественно морщилась в складочки под нажимом. Гири наблюдала молча и с улыбкой умиления.

— Как настоящая, правда? — сказала она.

В дверном проёме Траун поймал взгляд Геры и нерешительно улыбнулся.

— -

Казалось ли опасно покидать усадьбу? Нет. Неуютно, только и всего.

Поместье в горах Манараи было для Геры ближе всего к понятию дома. Её здесь окутывала безопасность, уют. Любовь. В рилотских пещерах она жила только войной, физической или идейной. Здесь, над Корусантом, она обрела покой.

Гера предполагала, что, если она когда-нибудь сядет в транспорт и полетит в город одна — по словам Трауна, ничто не мешало ей это сделать — ощущение неуютности возрастёт до того, что ей станет почти неприятно.

К счастью, это чувство исчезало, когда её сопровождал Траун. Гера взяла его под руку, и они вошли в ресторан, на стабильной платформе парящий у склона гор. С ним рядом ей, казалось, что угодно по плечу — как раньше с Кэнаном за штурвалом "Фантома" — ...

Нет, подобного она не испытывала никогда.

Она подняла на него взгляд, и губы сами неудержимо сложились в улыбку, тёплую и сияющую любовью, которую она так старалась не показывать — сначала из-за того, что он был врагом, и она отказывалась признать собственные чувства; теперь же потому, что чувства эти стали слишком сильны и выказать их во всей полноте её бы ошеломило.

Он скосил на неё глаза, увидел улыбку. В его лице что-то дрогнуло. Он неуверенно улыбнулся в ответ и пообещал:

— Тебе здесь понравится.

Понравится. Она в этом не сомневалась.

В отличие от многих модных ресторанов Внешнего Кольца, где Гера бывала раньше, гостей здесь приветствовал не дроид. Корусантская элита демонстрировала статус, предпочитая нанимать людей. У Геры было определённое предвзятое представление о том, как должна выглядеть масса гостей за обедом: хорошо одетые люди, жадные, хищноглазые. Повстанческий стереотип, карикатура — она это знала, но знание не мешало искать доказательств того, что карикатура истинна.

И эти доказательства она нашла — в избытке. Но наряду с человеческой элитой в глаза бросались и странности — те, кому, по словам Восстания, не было места в мирах Ядра за пределами трудовых лагерей. Со вкусом одетые мууны и родианцы сидели за столами в компании своих коллег-имперцев. Исподволь оглядев зал, Гера заметила по крайней мере одного нелюдя незнакомой ей расы, и нескольких, кто, согласно повстанческой пропаганде, шагу не мог ступить поблизости от имперского ресторана, если только не был рабом: тви'леки вроде неё самой, ботаны, мон-каламари.

Они выглядели... ну, сказать "счастливыми" было бы нелепо. Они выглядели нормально. Приятный народ, расслабленные, весёлые. Гера села, украдкой опять огляделась и не увидела никаких признаков предубеждения или враждебности, никакой натянутости в лицах.

— Кажется, с ними всё в порядке, — пробормотала Гера, зная — Траун поймёт, что она имеет в виду.

— С ними да, — он был, казалось, почти позабавлен. — А как ты?

Она снова бросила взгляд вокруг, увидела, как тви'лек склонился к лицу человеческой женщины. Очень близко. Сам поцелуй от неё ускользнул, был заслонён силуэтами людей, сидящих вокруг пары. Те наблюдали за публичной демонстрацией межрасовой связи настолько непринуждённо, что это не могло быть притворством.

Она повернулась к Трауну, улыбаясь.

— Что, весь Корусант такой?

Траун изучал её лицо, губы его чуть подёргивались в ответ на её улыбку.

— Не то, что ты ожидала?

Она не успела ответить — их официант подлетел с меню. Гера чувствовала, как их столик стал фокусом дюжины скрытых взглядов — гости рассматривали Трауна с его новой спутницей так ненавязчиво, как могли. Траун делал вид, будто не замечает, как на них глазеют; он притворялся очень хорошо, и Гера заподозрила, что он либо и в самом деле не замечает любопытных взглядов, либо слишком привык к ним, ему всё равно.

Какими они задаются вопросами, интересно? Месяц назад Гере это казалось бы очевидно: "Кто эти нелюди, почему они вдруг решили, что им можно с нами обедать?" Теперь же она видела, что некоторые из глазеющих на неё любопытных нелюди и сами. Знают ли они, кто такой Траун? Единственный нелюдь среди высоких чинов Имперского флота, хозяин усадьбы выше по склону?

Знают ли они, кто она, Гера?

Вон, в углу ресторана — офицер ИСБ, фигурант списка "самых отъявленных", который вёл повстанческий генерал Кракен. За столами вокруг были всё знакомые лица, и чем дольше Гера смотрела, тем больше из них узнавала: офицеры и политики, сенаторы и моффы, государственные деятели и генеральные директора.

Цели.

Она растягивала губы и улыбалась им, если видела, что они глазеют на неё в ответ. Цели, что за жуткий образ мысли! Это всё её коллеги. Она заметила, как Траун и офицер-человек приветствовали друг друга кивком. Это же друзья Трауна!

Любой друг Трауна теперь друг и Гере.

— Как тебе вид? — спросил Траун.

Она вспомнила ночь в снегу — тепло их тел сливалось воедино, и звёзды сверкали над головой. Думала было солгать, пощадить его чувства, сказать, что дневной вид отсюда на горы и городские огни ничуть не хуже. Она видела, как он вглядывается в неё, будто её ответ в самом деле жизненно важен — но не могла понять, почему.

— Не дотягивает, — с виноватой улыбкой призналась она вместо того, чтоб соврать, и ждала, пока понимание не вспыхнет на его лице — а дождавшись, поняла: он тоже вспомнил о звёздах. Она пожала плечами, глядя на гостей в зале, а не на вид из окон. — Но тут неплохо.

Траун выдохнул с явным облегчением.

— Со звёздами не сравнится ничто.

Он был согласен с ней; он не лгал. Гера видела искренность на его лице. Но его голос прозвучал сдавленно, а когда он потянулся за серебряным прибором, движение вышло резковатым.

— Ты встревожен, — сказала Гера.

Он подтолкнул к ней её столовый прибор, и Гера приняла свёрточек, благодарно кивнув.

— Дело во мне? — спросила она.

— Нет, не в тебе, — заверил Траун. Его черты чуть смягчились, нога коснулась ноги Геры под столом. — Так, ерунда.

Гера заколебалась. Губы её приоткрылись, но она не сумела вовремя подобрать слова. Траун поднял на неё взгляд, увидел — она хочет что-то сказать.

— Тебе хорошо? — спросил он.

Её слова рассыпались, едва начав складываться во рту. Язык готовился было выговорить согласную, губы всё ещё приоткрыты. Они сложились в улыбку.

— Я здесь, не так ли? — сказала она.

Он не улыбнулся в ответ.

— И ты здесь, так?

Он смотрел на неё, испытующе, очень серьёзно.

— Разумеется, мне хорошо.

Она игриво коснулась его ноги своей. Выражение его лица не изменилось. Когда принесли еду, он поднял глаза на официанта, но так и не улыбнулся; движения отдавали автоматизмом. Он глубоко задумался, ушёл в себя.

Она такое уже встречала — особый род отстранённого созерцания с ноткой меланхолии. Кэнан был таким же — внешне повеселее Трауна, но его мучили те же вспышки молчания и депрессии. На него давил груз прошлого. Гера знала, как с этим справиться, как выманить его из скорлупы сомнений, как разговорить. Какие фразы убедят его открыться, не задевая его чувств, какие жесты привлекут внимание. Она знала свою тактику настолько хорошо, что могла исполнять во сне.

С Кэнаном.

Гера беспомощно уставилась на Трауна, не ощущая и доли былой уверенности. Привычные фразы всплывали в уме и застревали на языке — не предсказать, как он отреагирует; ничего не поделать. Со временем она узнает его лучше и, может, научится выводить из этого состояния так же, как помогала Кэнану, но сейчас это невозможно. Она просто-напросто ещё не общалась с ним достаточно долго, чтобы уверенно предсказывать его реакции. Они всего месяц как знают друг друга. Так что она отвела глаза и вместо этого принялась разглядывать других гостей.

"Красивое место", — сказала она себе.

В другом конце зала сидящий за столом мон-каламари поднёс когтистые пальцы к ладони худощавого имперца. Тот принял приветствие и отвернулся. Зоркие голубые глаза тут же встретили взгляд Геры, переметнулись к Трауну. Имперец сухо улыбнулся.

— Хочу отсюда уйти, — услышала Гера собственный голос.

Траун взглянул на неё, нахмурился. Он не спросил, что случилось — прочёл всё в её лице. Повернул голову, увидел грозного имперца на том конце зала.

Улыбнулся.

Поздно. Имперец уже направлялся в их сторону.

— Адмирал Траун, — у него был ясный выговор, приятный голос. — Поздравляю. Слышал о вашем повышении.

Гера не сводила глаз с тарелки. Еда, казалось, слилась в неразличимую массу; она уже не понимала, на что смотрит.

— Благодарю за честь, — донеслись до неё слова Трауна. — Гера, это гранд-мофф Уилхафф Таркин.

Голова повернулась сама собой, шея скрипнула — Гера подняла голову и снова встретила взгляд Таркина. Ощутила озноб; руки покрылись гусиной кожей.

— Я знаю, — её бесчувственные губы улыбались. Улыбка? Откуда? Она смотрела, как Таркин взял её руку, чувствовала ладонью его сухую кожу, тонкую, как бумага. Он поцеловал ей костяшки пальцев, коснулся губами зажившей трещинки — память о том, как Гера напала на Трауна три недели назад.

— Очень приятно, — сказал Таркин.