Боксер, Пашка, я и космический отщепенец

В темных зрачках моего капитана горело желание и удовольствие от собственной победы. Я улыбнулась, поймала его ладони, расстегивающие джинсы, и вернула их на талию. Сишати нахмурился.

— Туда нельзя, — ласково подсказала я и уточнила. — Временно.

Он что-то недовольно прошипел сквозь стиснутые зубы. Я оперлась о стену и засмеялась искренне, от души. Капитан протяжно вздохнул, обнял, прижал нерадивую землянку к груди и положил подбородок ей на макушку.

— Микаи, ты неповторима. Только что разрешила и запретила одновременно.

Я снова засмеялась.

— Временно.

— От этого не проще.

— Хочешь, так поцарапаю? — решила пошутить я.

— Хочу.

Голос его звучал совершенно серьезно. Я удивленно взглянула в карие глаза, искрящиеся весельем и все тем же желанием. Выдохнула. Шутник, тоже мне... С другой стороны, сама начала. И никто не мешает продолжить. Призывно улыбнулась, вспоминая недавно услышанное признание, и воскрешая таким нехитрым образом желание проглотить сексуального инопланетянина без хлеба, соли, и желательно не жуя. На лице Сишати мелькнуло недоумение. Ну, да, капитан. Полагаешь, знаешь свою низшую? Давай развеем сие заблуждение. Я отодвинулась, уперлась обеими руками в его грудь и подтолкнула к кровати.

Сишати послушно шагнул назад, затем еще раз, не сводя с моего лица темных напряженных глаз. Я прикусила нижнюю губу, только на этот раз сама почувствовав некоторое напряжение и неуверенность. Сколько времени минуло с тех пор, как я позволяла себе просто поиграть, подразнить, расслабиться, проще говоря, почувствовать себя женщиной. Стянула с Сишати неизменного оттенка пуловер и, улыбнувшись, опрокинула на матрас. Хороший муж. Такой послушный. Не знаю кому как, я всегда испытывала некоторую слабость к сильным в жизни и покладистым в постели мужчинам.

Легко запрыгнула на кровать и теперь возвышалась над ним в полный рост. Ночные глаза напряженно следили за каждым моим движением. Встала на четвереньки, склонилась и медленно провела кончиком языка от пупка, до шеи, не забыв по очереди очертить соски. Грудь подо мной тяжело поднималась и опускалась, выдавая хозяина с головой. Ухватила зубами пояс брюк и потянула вниз. Коснулась горячей кожи, услышала стон, и уже теперь такую знакомую, и все такую же непонятную речь.

— Что? — самодовольно улыбнулась я.

— Микаи, я не знаю...

— Что именно?

Я снова лизнула живот, не желая останавливаться и, на этот раз, спускаясь чуть ниже. Он со стоном поднялся и отстранил меня.

— Микаи, у нас так не делают.

— Почему? — вот теперь землянка искренне удивилась.

— Это неправильно по отношению к женщине.

Здравствуй батька, сын приперся! Новые инопланетные заморочки. Ну, нет. Не прокатит.

— Во-первых, я, как это там... низшая, и мне это нравится, а во-вторых... — постаралась опрокинуть его на место, надавив всем своим весом. Не вышло, тогда склонилась к уху и продолжила. — А во-вторых, ты и сам хочешь, причем очень. Признай, капитан. Ну же, неужели великие исследователи не интересовались земным сексом?

Заколебался, неосознанно позволив мне сделать новую попытку. Снова уперлась ладонями ему в грудь, на что враг сдался без сопротивления, и я, наконец, получила возможность с наслаждением продолжить начатое. Но стоило мне приступить, как Сишати протяжно застонал и вновь вскочил.

— Ты мне мешаешь! — недовольно возмутилась я, стараясь удержать мужа на месте. — Имей в виду, в следующий раз просто привяжу, чтоб не дергался.

В темных глазах блеснули знакомые интерес, желание и подозрение. Я сделала новое открытие. Высшие друг друга к кровати не пристегивают. Спрашивается, чем они, вообще, в супружеской постели занимаются? Сны что ли совместные смотрят? Усмехнулась, продолжая ласкать сильное, красивое тело, заставляя его дышать все тяжелее и глубже, выгибаться под моими прикосновениями...

— Па-ап! — радостно прокричал цветик, на всех парах влетая в каюту. "Гав", — подтвердил Дольф и сиганул на кровать рядом с нами. Я взвизгнула, спрыгнула на пол, Сишати зашипел, судорожно выдергивая себе покрывало из-под боксерской пятой точки, ставшей вдруг, против обычного, шибко неподвижной. Мне было не до разборок капитана с бесстрашной собак. Я уперла кулаки в бока и, грозно нахмурившись, переспросила:

— Пап?

— Пап, пап, екалный папай, — подтвердила нарашека с Пашкиных рук, к которым уже, по-моему, приросла. Сынка прищурился.

— А чего это вы тут делаете?

— Разговариваем, — без колебаний выдала пойманная с поличным мама.

Кактусенок высунул нос из-за моего туловища, коим я старательно закрывала ему обзор, и скептически выгнул бровь.

— Не уверен.

Рассердилась на единственного и такого любопытного не по делу отпрыска.

— Зато я уверена! А кто-то сейчас договорится!

Пашка картинно надул губы.

— Пап, она опять угрожает мне физической расправой. Я говорил, а ты не верил. Во-от, — для убедительности кровинка ткнул пальцев в родную мать. Я возмущенно обернулась к капитану.

— Что?!

Сишати не ответил, да и вряд ли мог, он лежал на кровати навзничь и смеялся, а точнее просто угорал. Уже во второй раз. Первый был, когда наша дружная компания сшибла его с ног, в буквальном смысле этого слова. Возмущение как рукой сняло.

— Что? — повторила я, уже имея в виду его реакцию.

Капитан прошипел нечто длинное и довольно замысловатое. Придется-таки мне выучить тарабарский, а то как-то любопытно, чего они вокруг все лопочут.

— Чего, чего? — подошел ближе к кровати Пашка. — Я только слово "люблю" понял.

— Рэшока, ты что хотел?

— А! — обрадовался мой цветик. — Тебя Кагараши зовет. Говорит, ты связь выключил. А там срочно.

Решила проявить чудеса женской интуиции, взяла сынку за воротник и потянула к выходу.

— Умница, пошли.

— А папа?

— С каких пор ты стал называть так капитана? — я продолжила тащить зачем-то оказывающего сопротивление цветика. — Адольф! За мной!

— С тех пор, как ты вышла замуж. И он меня раньше сыном называть стал. А еще он мне нравится. И он нам подходит в отличие от твоего Елисея.

— Егора.

— Кто такой Егор? — Сишати догнал нас в коридоре и хмуро взглянул на меня.

— Шлоп на лексусе, — подсказала Маша.

Я чертыхнулась. Умных вещей она не запоминает.

— Никто.

— А я не рассказывал? — обиженно надул губы кактусенок. — Ездил к ней один...

— Паша! — состроила я грозное лицо.

Сынка напыжился, поправил нарашеку повыше и пошел вперед. Дольф потрусил с ним рядом, опасливо оглядываясь на сердитую хозяйку. До рубки мы дошли в молчании. Вопрос капитан так и не повторил, а ответить на него я отчего-то не могла. Слова на язык не шли. Ну, был ухаживающий персонаж, был, да сплыл, вернее сама сплавила, как только с Пашкой познакомила.

Для мужиков, вообще, ребенок как детектор на вшивость. Одни убегают сразу при первом упоминании. Вторые остаются, но остаются лишь затем, что искренне верят будто ты, мать-одиночка, отчаянно жаждешь внимания, и стоит им, таким замечательным, умным и мужественным, появиться с цветком и мороженкой наперевес, как ты, тут же, наплевав на здравый смысл, прыгнешь к нему в койку. Егор относился ко вторым, причем факт, что мороженку я люблю не меньше, чем цветущую растительность, он так и не усвоил, что уже настораживало. Ну, а третьи. Третьим стал инопланетный капитан. Один — ноль. Не в пользу земной сильной половины. Днем с огнем, что называется.

Кагараши встретил нас встревоженным шипением. Сишати расположился за своим пультом, вновь став сдержанным, холодным и внимательным. Пашка брякнулся в свое кресло, поерзал, отлепил Машку от шеи и пересадил для удобства на колени. Я встала рядом, не отрывая взгляда от профиля мужа. Странное слово, непривычное, пока... Сишати почувствовал мое внимание и повернулся. Уголки его губ дернулись, обозначив еле заметную ласковую улыбку, от которой сердце предательски забилось быстрее.

— Мудрые.

В этот момент все три экрана свернулись черными глазками и, моргнув, отобразили внимательные, суровые лица пожилых мужчин. Пашка тут же принялся пересчитывать их вслух.

— Тринадцать! — счастливо закончил мой цветик. Сишати, меж тем, вел разговор со старцем, что задал на станции вопрос о моем сиросэкайском имени. Я, наконец-то, узнала этого мужчину. Именно его я видела на портрете с нашим врачом.

— Шинтока, — прошептала себе под нос, вспомнив слова Кагараши. Пока мужчины общались, остальные двенадцать человек безапелляционно рассматривали нашу четверку, то бишь, меня, сынку, Машу и Дольфа, примостившего теплолюбивую попу у кресел. В глазах каждого читалось любопытство, тревога, непонимание.

В голосе капитана меж тем стали проскальзывать стальные нотки. Напряжение Сишати странным образом передавалось и мне, я постепенно незаметно для себя сжимала в пальцах спинку кресла все сильнее. Наконец, общение закончилось, экраны свернулись темными пятнами и вновь демонстрировали старые изображения космоса и инопланетного языка. Я облегченно выдохнула и расслабилась. Сзади на плечи легли теплые ладони, от этого странно приятного теплого прикосновения я резко обернулась, ласковые карие глаза смотрели на меня с тревогой. Я открыла рот, собираясь в очередной раз предложить развод, потом подумала о сыне и поспешно закрыла. Не место и не время сейчас возвращаться к этой теме. Будет гораздо лучше, если я прежде все хорошенько обдумаю и взвешу. Капитан легко улыбнулся и кивнул мне, мол, понял, о чем думаю, подлец. Я взглянула на него из-под ресниц, в очередной раз задаваясь вопросом что именно чувствую к этому мужчине кроме физического влечения. Впрочем, какая разница. Ему важен Пашка, а это главное, даже если рассуждения мои неверны.

— Пап, мы с мамой и Дольфом им не нравимся, да? — поднял светлые глаза цветик. Я погладила его по голове.

— Во-первых, мудрые просто испугались, а, во-вторых, не все, — серьезно ответил капитан. Сынка вылез из кресла, положил Машу, подошел и обнял Сишати.

— Я не хочу, чтоб ты уходил.

Глядя на все это безобразие, я сжала губы, но сдержать всхлип не получилось, вместо этого громко шмыгнула носом, стараясь как можно меньше походить на обиженную жизнью девочку. Только вышло видимо не очень, поскольку меня как ребенка притянули к груди. На всякий случай всхлипнула еще раз. Капитан гладил Пашу по голове, говорил что-то на своем длинном шипучем, потом твердо уверенно произнес:

— Я никуда не уйду.

Вечером произошла странная грандиозная перепланировка, организованная мужиками, в результате которой кактусенку, плюс собак, плюс Маша выделили отдельную каюту, а я оказалась в одной с мужем... наедине.

Лежать в надежных крепких объятиях было так спокойно. Болезненно, как-то режуще приятно, совсем непривычно, но безумно спокойно. Так словно я вдруг впала в нирвану и неизвестно насколько впала. Несмотря на это первые два часа я дергалась и не могла уснуть, постоянно срываясь к ребенку. К слову, бегала не я, бегал капитан, причем молча и терпеливо. Уже погружаясь в беспокойный сон, попросила разбудить через час, дабы смогла пойти проверить самостоятельно, Сишати не виноват в том, что у новоиспеченной жены всплыли необоснованные маниакальные страхи.

Проснулась я тогда утром, свежая, выспавшаяся. Взгляд уставших карих глаз ясно подсказал мне, что слово он сдержал, вот только сдержал по-своему.

17. Тесть, теща и инопланетный зять

Ржавенькую вместе со мной, сынкой, Дольфом и Машей спустили на Землю в лесопосадках на ближайшей к месту дислокации корабельного тайника грунтовой дороге. Два часа мы послушно ждали мужчин, развлекая себя кто во что горазд. Пашка пополнял словарный запас нарашеки нужными фразами и предложениями, я, сосредоточенно хмурясь, соображала как в случае чего объяснять людям кто такая Маша, Дольф, оккупировав заднее сиденье, самозабвенно вылизывался.

К моменту прихода наших инопланетян Маша уже вполне сносно соединяла фразы и предложения по смыслу, жаль лишь, смысл она почерпнула из лексикона кактусенка. Относительно чудаковатой внешности ее ничего разумнее "чернобыльской" лисицы не пришло. Кагараши открыл заднюю дверь, подвинул крупную одомашнивающуюся в любых условиях собак и улыбнулся мне в зеркало, чем, признаться, немного смутил. Ребенок вместе с нарашекой перебрался к Дольфу, после чего Сишати опустился на пассажирское сиденье.

— Ну и где мы? — озвучила я насущный вопрос.

— Вперед, Микаи. Я покажу как выехать.

Пожала плечами, завела двигатель и тронулась с места. Заправиться бы.

Оказалось, что наш замечательный капитан высадился намного ближе к дому, чем я могла себе предположить — до города рукой подать. Не долго думая, я направилась прямиком к родительскому дому, припарковалась у ворот и с криком "Пашка, за мной!" выскочила на улицу и понеслась к звонку. Сколько нас не было! Не дай Бог, что случилось. Калитка распахнулась после первого звонка. Ржавенькую услышали, опознали и так. Нас с Пашей сжали две пары любящих рук. Мама всхлипнула, стискивая кактусенка и меня одновременно.

— Ай, бабуль! — хрюкнул недовольный столь явным проявлением нежности к своей персоне цветик.

— Мамочка, не плачь, — прошептала я. — С нами все хорошо. Я тебе все сейчас расскажу.

Не помогло. Еще несколько минут она боролась со слезами. Папа, подняв внука на руки, хмуро взглянул мне за спину. Я повернулась. В полуметре от нас стояла притихшая четверка. Три богатыря и Маша. Я погладила маму по спине, осторожно выбралась из ее объятий, взяла за руку Сишати и подтянула поближе.

— Мам, пап, это мой муж, — повисла тишина...

Я сидела в кресле и с тревогой наблюдала за мамой, проглотившей четвертую таблетку валерьянки на фоне творящегося в ее гостиной безобразия. Папа с дивана не отрывал хмурого пристального взора от новоиспеченного зятя. Пашка, то и дело подпрыгивая, в лицах и интонациях вещал бабушке с дедушкой о своих космических приключениях. Дольф, как в первый день, ужасающе скрежеча когтями по линолеуму, нарезал круги по залу. Сишати стоял позади меня, порой одергивая цветика от ненужных подробностей (к слову, момент с моим похищением он аккуратно описал сам). Кагараши осматривался, бегал по дому, зачем-то залазил в шкафы и под мебель. Маша мирно свисала с потолка вниз головой и что-то щебетала на инопланетном, периодически ввинчивая в свой замысловатый монолог короткие восклицания "клуто", "екалный папай" и "Овечкин — палан".

Наконец, мама решительно поставила пузырек с лекарством на полочку, закрыла шкаф, повернулась к капитану.

— В-первых, кто-нибудь мне скажет, что это за фигня? — она махнула кистью в сторону лопочущей нарашеки.

— Это не фигня, — надулся цветик. — Это Маша. Она кошка, только не земная.

— Кош-ш-шка, — прошипело животное новое слово и поставило свои любопытные глаза-блюдца на маму.

— Второй вопрос, — теперь моя родительница повернулась к Сишати. — Молодой человек, вы любите мою дочь?

Я испуганно задрала голову на капитана. Карие глаза излучали абсолютное спокойствие.