Зверь лютый. Книга 9. Волчата

О походе Свояка, об исходе не княжеской дружиной, но обозами, беженцами, зимой, по холоду, по речному льду, с непрерывными арьергардными боями... мне тут Ивашка рассказывал. Он как раз в то время и был одним из княжьих гридней Свояка. Непрерывные, очень жестокие стычки с наседающими берендеями, сбитые с коней, порубленные, поколотые товарищи, остающиеся лежать на речном льду в расползающихся пятнах напитанного кровью снега...

"Снег кружится летает, летает

И поземкою клубя,

Заметает, зима, заметает

Что осталось от тебя".

Свояка догнали в Корачеве на Оке. И всем многочисленным войском навалились. Но победить озлобленные, доведённые до потери инстинкта самосохранения, ошмётки Северской дружины — не смогли. Свояк "разметал ворогов по лесу". Сам сжёг Корачев, "ушёл в вятичи".

И тогда Давайдовичи сделали совершенно уникальную для "Святой Руси" вещь: объявили награду за голову своего двоюродного брата, русского князя. Не может "предать единокровного"? — Установить цену как за особо опасного преступника.

Отношение к рюриковичам на "Святой Руси"... специфическое. Все понимают — гады. Рвут Землю Русскую на части, судят неправо, "куют крамолу", "поганых наводят", всякие злодейства устраивают. Но — должны быть. Базовый принцип повсеместно распространённого монархизма.

За единичными исключениями все военные походы возглавляются князьями. Что, воевод толковых нет? — Есть. Воеводы и водят войска. Но без присутствия князей русские воеводы бурно выясняют: кто тут самый главный? И начинается полная разруха.

Русские князья довольно часто выгоняют чужих посадников-наместников из городов, казнят, заковывают в железа. А вот чтобы воевода выгнал князя из города... даже по приказу своего собственного князя...

"Городок наш ничего,

Населенье таково:

Недобитые княжата

Составляют большинство".

Отдельная тема: как убить рюриковича.

С "демократической" точки зрения: что — бомж, что — президент... Разница чисто техническая. Только в степени охраняемости. На "Святой Руси" не так. Поведение при умерщвлении — принципиально.

Трое из сыновей Святого Владимира были убиты слугами Святополка Окаянного по его приказу. Одному горло перерезали, другого стрелами из засады застрелили. Погибли без оказания сопротивления.

Третий пытался вырваться, был настигнут и погиб в бою.

Двое первых — Борис и Глеб. Святые, заступники Земли Русской. Третий — защищался, отбивался, пытался спастись сам и людей своих вывести. Как же такого в святые? Его и не вспоминают.

Князь, убитый в бою — слабак, проигравший, неудачник. "Не люб богу". Соответственно, воину, убившему русского князя в бою — честь, слава. Всё остальные способы ликвидации рюриковичей — гнусное преступление и вечная гиена огненная.

Конечно, можно убить князя по приказу другого князя. Как зарезали брата Владимира Крестителя у него на глазах "подняв мечами под пазуху". Как ослепили Василька Теребовольского. Люди, которые это сделали... Не хорошо. Но если по приказу... Кто командует — тот и перед богом в ответе. А на слуге — греха нет.

Но вот, чтобы самому... Решиться "поднять руку на ветвь от достославного корня Рюрикова"...

Вокруг каждого князя полно врагов. У кого-то он жену увёл, у кого-то имение отобрал, родственников казнил... "Наступил на мозоль". Но отомстить князю, убить его — табу. У рюриковичей нет богоизбранности, богопомазанности, божественного права как у европейских коронованных особ. Но — "низя"!

Даже убийство Игоря Ольговича киевлянами носило, как отмечает часть исследователей, не столько социальный или политический характер, сколько сакрально-ритуальный. "Вы, Ольговичи, не настоящие князья. Вас можно убивать".

И тут Давайдовичи. Со своим: "Их разыскивает милиция". И — "принесите нам его голову". Не — прямой приказ господина своему конкретному слуге: "пойди в ту избу и воткни этот нож вон в то горло...", а предложение проявить инициативу, самому разработать и реализовать план ликвидации, "взять грех на душу".

Стало ясно: простой человек может князя... насмерть. Табу — рухнуло. Отдача — последовала.

Через десятилетие "простой человек со съехавшей крышей" — главный киевский мытарь Петрилла, сам по себе, без княжеского приказа, травит Юрия Долгорукого.

Оказывается, русских князей можно убивать не только в бою. Например, травить как крыс.

Эксперимент прошёл успешно — рюрикович сдох. Повторяем.

Через 15 лет после отца в том же Киеве, тоже на Пасху, чуть более аккуратно травят сына Долгорукого Глеба. Получилось.

А если ядом неудобно? Другие способы допускаются? Ещё через несколько лет другого сына Долгорукого, Андрея Боголюбского, уже просто режут в спальне.

Да, будет возмездие. Преемник князя Андрея не только казнит всех доживших до его вокняжения участников заговора, но и уже умерших прикажет выкопать из могил и утопить в Чёрном озере под Владимиром.

"Чтоб тебе ни дна, ни покрышки" — старинное русское проклятие: будь похоронен без гроба, вне освящённой земли кладбищ, пожелание вечных адских мук.

А можно ли сделать так, как очень хочется, и чтоб нам за это ничего не было? Заговор, ночью, тайком... не этично, не эстетично, не юридично. Что мы, тати ночные?

Такие дела надо делать всенародно. С соблюдением процедуры, с заслушиванием показаний, при свидетелях. Им же тоже хочется! Принять участие в... в процессе. Надо — по суду.

В 1211 году галицкие бояре выкупают у венгров своих попавших в плен князей, судят и вешают.

Повешение традиционно считается позорной казнью — "станцевать на верёвке". Тело в петле дёргается, глаза вылупляются, сфинктеры расслабляются, штаны мокрые... Такая... комическая пантомима.

Английские и французские революционеры рубили своим королям головы, российские — расстреляли. Как-то... пристойнее. И уж конечно, не собирали всенародно денег, предвосхищая патриотические призывы Козьмы Минина в Нижнем Новгороде насчёт изгнания поляков из Москвы, чтобы выкупить своих государей. Для виселицы.

Вассалы судят своих сюзеренов. Обгоняем Европу на четыре с лишними века!

* * *

Глава 183

* * *

30 января 1649 года король Англии, Шотландии и Ирландии Карл Первый был обезглавлен в Уайтхолле.

Для обоснования вердикта юристы парламента подняли всю известную им историю человечества в поисках прецедента. У них же прецедентное право!

Нашли аж два: в Древней Греции и в Раннем Средневековье в Италии. Оба — логически некорректны. Не учило "Охвостье" британского парламента русскую историю! 135 двоечников. Хоть и судьи, и депутаты. И Карл, за несколько минут до казни, совершенно справедливо, в рамках тогдашнего действующего законодательства и общепринятого мировоззрения, говорит:

"Я должен сказать вам, что ваши вольности и свободы заключены в наличии правительства, в тех законах, которые наилучшим образом обеспечивают вам жизнь и сохранность имущества. Это проистекает не из участия в управлении, которое никак вам не надлежит. Подданный и государь — это совершенно различные понятия".

Так в средневековье думают почти все. Это — концентрированное выражение монархизма.

"Боже, Царя храни!

Сильный, державный,

Царствуй на славу, на славу намъ".

"На славу", которая "проистекает не из участия в управлении, которое никак вам не надлежит"? Тогда почему — "намъ"?

Для "Святой Руси" это означает: рюриковичи и русский народ — "совершенно различные понятия".

На Руси нет прецедентного права. Есть — воля. "Воля божья" и "воля трудового народа".

Поскольку без первой вообще, по определению, ничего не делается, то она очень... плюропотентна. Ещё: амбивалентна и изотропна. По нашему фольку: "как дышло — куда повернул, туда и вышло".

А "воля трудового народа", в Галицком эпизоде конкретно — "трудового боярства", была выражена однозначно: "Казнить нельзя помиловать". Куда запятую ставить — решено было заранее.

Дальше демократия в западных русских княжествах будет укрепляться и разрастаться. Потом — татаро-монголы, королевский титул от папы римского, лечь под Польшу...

Пока, в первые дни 1147 г., Давайдовичи поломали основу идеологии монархизма, развалили табу — неприкосновенность рюриковичей. И нетерпеливо ждут: когда ж им принесут голову двоюродного братолюбивого брата.

Свояк со своим огромным табором, с женщинами, детьми, ранеными, разного рода гражданскими, всю зиму голодал в нищих маленьких лесных вятских деревушках и каждую минуту ждал нож в спину от любого прохожего человека. Местного или своего.

Все ж понимают — люди разные. Сумма обещана... офигительная. В качестве вознаграждения выставлено всё имение Свояка.

Поместье? — Из первой десятки на всей "Святой Руси". Табуны — тысячные. Припасы — только по одному эпизоду, описанному в летописи, только мёда — под тысячу бочек. Князь Новгород-Северский весьма не бедный человек был. Соблазн... соблазнительный.

Плюс, естественно, княжеская благодарность от Давайдовичей и прощение "за всё".

— Да и чего ради тут в холоде и голоде помирать?! Всем же понятно: снова подняться князю уже не дадут, а нам-то чего подыхать? Крестное целование? — Ну ты сказанул! Ты на князей русских глянь! Какая присяга?! Какая верность слову?! Это только у нас придурок такой, один на всю Русь, выискался.

Маленькая деталь: о вознаграждении было объявлено вятичам. А вот форма премии — имением, но не серебром — особенно привлекательна для княжьих. Именно этим, ближним, соратникам — и убить князя удобно, и имение его под Новгород-Северским — очень даже пригодиться может.

— А присяга? — А что присяга? Вот как всунут ему нож под ребро, так он напоследок и поймёт, что нечего перед братьями гордиться да хвастать, честью своей приличным людям глаза колоть. Тоже мне: "Пока душа моя в теле, не изменю!". Ну и не надо — просто отделим одно от другого, душу от тела.

Повторюсь: честность даёт свою прибыль. Свояка не сдали. Зато — устроили "основание Москвы".

В апреле 1147 г., в Кучково на Москве-реке, Свояк, проводит уникальную сделку. Напрашивается аналог из Ветхого Завета: "продать первородство за чечевичную похлёбку".

По "лествице" именно он, брат двух последовательных, недавних, законных, коронованных Великих Князей Киевских должен наследовать главный на Руси "стол". А он уступил своё право Гоше, Юрию Долгорукому. Не за корм, не за кусок земли, не за "чечевичную похлёбку" — за возможность мести.

Четыре года взаимной резни в разных местах — Русь-то большая — заканчиваются 12 апреля 1151 г. бойней на речке Малый Рутец.

За это время уже и Давайдовичи переругались между собой. Старший, Владимир, князь Черниговский, идёт в бой вместе с Гошей и Свояком. Младший, Изяслав, Изя Давайдович, беспоместный, но очень жаждущий — с волынцами и смоленцами.

Волынцы победили суздальских. Брата Владимира гридни брата Изи поймали в сече и подняли на копья.

Ай-яй-яй! Как не хорошо! Грех-то какой! Братоубийство!

Но... Изя же умный, Изя понимает разницу: что надо делать — это одно, как надо выглядеть — другое.

"И нашёл он на поле битвы тело брата своего родного, оплакал слезами горючими, омыл раны кровавые. Отвёз в град отеческий — славный град Чернигов и похоронил там с почестями".

А сам сел в Чернигове князем.

В Чернигове — сам. А вот Вщиж... Брат Володя успел жениться. И сынок у него есть. Маловат, правда. Вот пусть дитятко и будет Вщижским князем.

Владимир женился в 1144 г. на дочери гродненского князя. Нормальная "святорусская" княжна. Что должна делать нормальная княгиня, став вдовой — всем известно. Молиться, поститься, рукодельничать, благоугодничать...

Это когда Изя идёт в Чернигов главным садиться?! Дурных — нема. Молодая, двадцатилетняя женщина, с несколькими слугами, оставив шестилетнего сына, бежит из мужниного дома. К половцам!

Лучше с погаными, чем с Изей под одной крышей. И выходит там замуж. За половецкого хана Башкорда.

Вместо того, чтобы, как положено приличной вдовствующей княгине, отправиться в монастырь, или в отеческий дом, или просто "за печку" — Дикое Поле. Да там же дикари! Язычники! Там же — "в ошейник и на кошму"!

Вместо того, чтобы рыдать, скорбеть и говеть — второй брак. Не рабыня, не наложница — жена. Причём — любимая.

Вместо того, чтобы растить кровиночку свою, поливая его слезами горькими — бросила сынка круглым сиротой в княжьем тереме. При живой-то матери...

Русские князья довольно часто бегут от своих собратьев в Степь. Отсидеться, переждать... А вот одинокая княгиня-вдовица... Бежать беззащитной женщине в никуда, просто в Дикое Поле...

Настолько всё это странно, что могу предположить существование некой романтической истории.

Половцев вокруг Гоши всегда было много. Возможно, что княгиня и познакомилась с этим Башкордом ещё при жизни мужа. Возможно, что и участие Владимира Давайдовича в смертельном для него Рутицком бое на стороне Долгорукого — результат влияния на него жены. Очарованной обаянием половецкого хана? Бросившей ради него, при первой возможности, и честь, и княжеский титул, и родню, и сына?

Изя во всякой ситуации находит свою выгоду. Сыночек остался? — Будет заложником. Ну и что что родной племянник? Зато мамашка сделает чего велю.

В конце 1158 г. Изю, уже Великого Князя Киевского, вышибают с Киевского стола. Многих он достал: хором вышибают. Но хан Башкорд приводит ему на помощь под Киев, к Белгороду 20 тысяч половцев. Потому что Изя посылал своего малолетнего племянника звать степняков. Мальчик уговорил мать. Отказаться она не может: сыночек единственный, кровиночка. Мать уговорила отчима.

"Ночная кукушка" накуковала? У которой "кукушонок" под дядиным топором ходит?

Изя женщин не только любил, но и активно использовал. Военно-политически. И не только вдову своего брата с целью развёртывания вспомогательной кавалерийской дивизии.

В этот раз — не помогло. Даже хуже получилось. Летописец, похоже, привирает раз в десять, говоря о половцах Башкорда. Как обычно и бывает при упоминании численности войск в средневековье. В одной половецкой орде около 40 тысяч человек, максимум — 6-8 тысяч боеспособных мужчин. Отнюдь не Первая конная.

Но присутствие кыпчаков было замечено.

"Чёрные клобуки" — торки, берендеи, печенеги с Роси, и "белые клобуки" — степные кыпчаки — просто не выносят друг друга.

Тут берендеев и подкупили. А чего ж не подкупиться, когда всенародная берендейская душа криком кричит: "Неправильно! Не на той стороне! При такой помощи — лучше на другую сторону, к другому князю!".

Изя с поля боя убежал, в Чернигов его не пустили, спрятался у вятичей. Пошёл по пути ненавидимого им Свояка.

14 апреля 1159 г. Ростислав Смоленский принимает на плечи свои великокняжеские бармы.

Коронация Великого Князя в "Святой Руси" идёт не короной, а императорским византийским венцом, золотой цепью и, главное, бармами.

Бармы эти — ещё не вышитая пелерина, эдакий золотой отложной супер-воротник, как на известных портретах Алексея Михайловича Тишайшего и других Московских царей. Это относительно недавний подарок от Императора Византийского Алексея Комнина Великому Князю Киевскому Владимиру Мономаху. Широкое оплечье-ожерелье из раздельных круглых металлических щитков, скреплённых шнурами и украшенных драгоценными камнями и эмалями.