Ловец человеков

— Спасибо, — искренне поблагодарил Курт; тот нахмурился:

— Брат Игнациус, можно и мне задать вам вопрос?.. Итак, — продолжал отец Андреас, получив согласный кивок, — по вашим словам мне кажется, что в произошедшем вы видите не действие потусторонних сил, а руку человека. Так ли?

— Хотите спросить, почему я сую нос в это дело, если должен передать его мирским властям? — уточнил Курт и, не дожидаясь ответа, пояснил: — В истории Конгрегации, отец Андреас, было слишком много ошибок, это ведь ни для кого не тайна. Потому и употребляется теперь, можно сказать, 'презумпция естественности' в нашей работе — первым делом я должен отринуть все возможные причины и обстоятельства, подпадающие под природные, человеческие, да какие угодно объяснения, не имеющие касательства к вещам сверхобычным. Когда я исчерпаю все варианты, я начну перебирать и другие возможности.

— Значит, вы полностью не исключаете того, что... что это нечто потустороннее?

— Не исключаю, — подтвердил Курт, поднимаясь; отец Андреас тоже встал. — От этого что-то зависит, или — просто любопытство?

Тот улыбнулся.

— Праздное любопытство — грех, брат Игнациус... — и, посерьезнев, договорил: — Зависит? Не знаю. Я никогда не сталкивался ни с чем, что не укладывалось бы в рамки обыденности, а посему... просто страшно. Все необычное пугает. Признаюсь, если бы вы сказали, что ищете убийцу-человека, мне было бы спокойнее.

А уж мне-то, едва не произнес Курт вслух, но удержался.

— Извините, — развел руками он,— но успокоить вас пока не могу. Правда, и тревожиться тоже рано... Еще раз — благодарю за помощь, отец Андреас.

— Заходите ко мне, — предложил тот, кивая за спину, на свой дом, — просто так заходите. Если Карл доймет вас своими копченостями, с удовольствием разделю свою трапезу с вами. Никаких изысков у меня не бывает, но всегда возможно moderato cibo naturae desideria explere[20].

— Спасибо. И до свидания, — кивнул Курт, уходя.

Слова священника напомнили желудку, что завтрака еще не было; к тому же, так или иначе предстояло воспользоваться данным ему советом и побеседовать с Карлом, а потому он двинулся прямиком к трактиру. Уже на подходе на глаза попался Бруно — в другой оконечности улицы; он шел, заложив руки за спину и глядя под ноги, в землю, и Курт многое бы отдал в эту минуту, чтобы узнать, о чем он думает...

В трактире, когда он вернулся, не было ни души — не было даже самого Карла. Прождав у стойки с минуту, Курт решительно прошагал к двери в кладовую, без стука распахнув ее, и окликнул трактирщика. В ответ прозвучала тишина, и мельком он подумал о том, что сейчас мог бы при желании обмотаться его пресловутыми колбасками с ног до головы, а потом втихомолку умять их наверху, в комнате.

Вернувшись в зал, он постоял в ожидании еще немного, а потом просто крикнул, как мог громко:

— Карл, чтоб тебя!

Трактирщик примчался через несколько мгновений сверху, топоча по лестнице тяжелыми башмаками, на ходу извиняясь и изловчаясь отвешивать поклоны; при мысли о предстоящей беседе с ним Курту стало тоскливо.

— Дверь не заперта, — перебил он Карла, — никого нет; да у тебя при большой охоте можно вынести полкладовки.

— Устал, прилег, да и уснул, — отозвался тот таким голосом, словно сознавался в немыслимом прегрешении, — а дверь — как же я закрою, ежели вы можете в любую минуту вернуться, майстер Гессе... Желаете завтрак?

— Неплохо бы.

Завтрак был принесен почти тут же — видно, толстяк Карл уже все приготовил и ожидал возвращения постояльца; что же, свои преимущества в создавшейся помимо его воли репутации все ж таки имелись.

Завтрак состоял из двух блюд, и оба были овощными на постном масле — вероятно, Карл решил, что майстеру инквизитору приличествует блюсти в пище монашеское правило; Курт ничего против не имел, ибо было и вкусно, и вполне достаточно, чтобы не ощущать себя голодным, а подобная забота в некотором роде даже трогала. Когда, установив перед гостем порядком тому поднадоевшее пиво, трактирщик собрался уходить, Курт окликнул его.

— Присядь-ка, — пояснил он, когда Карл, обернувшись, замер с услужливой улыбкой; улыбка растворилась в один миг, тот вздрогнул, не предчувствуя, видимо, ничего доброго, но все же сел, сложив руки под столом на коленях. — Хочу задать тебе пару вопросов, и постарайся перед ответами все припоминать точно. Мне нужны не домыслы, а факты.

— Да, майстер инквизитор, — закивал Карл, — только я не знаю, чего я такого могу знать...

— Ты ведь держатель трактира, не так ли? Пусть изредка, пусть немногие, но у тебя собираются, посему — кто же еще в этом месте может знать более, чем ты?

— Отец Андреас, — не задумавшись ни на миг, ответил тот торопливо. — К нему-то почаще моего приходят.

— И все же, у меня вопросы как раз к тебе. И первый из них: ты знал убитых?

Уже спросив, Курт пожалел, что употребил это слово — выстроенная именно таким образом фраза прозвучала так, словно оное знакомство отдавало причастностью к произошедшему, а посему, когда трактирщик, замерев, стал подбирать верные слова для ответа, бледнея с каждой секундой все более, он поспешно вскинул руку:

— Карл, я тебя ни в чем не обвиняю. Мне просто надо знать кое-что об этих людях, а потому я ищу всякого, кто общался с ними хоть когда-то. Это — понятно?

— Да, майстер инк...

— Гессе, — перебил он; по тому, как трактирщик вдруг начал именовать его по должности, Курт видел, что тот напуган, и подобным к нему обращением продолжает запугивать сам себя еще больше.

— Майстер Гессе, — послушно поправился Карл.

— Итак. Ты знал их?

— Не так, чтоб очень, майстер Гессе, — все столь же торопливо и словно семеняще заговорил тот. — Их тут никто не знал — не то, что вы имеете в виду, понимаете? Они, как бы сказать, одинокие... были, ни семьи, ни приятелей не было; нелюдимы...

— Это я знаю.

— Так вот я и говорю — не знал я их, и никто с ними не знался. Вы понимаете, майстер Гессе, я ведь что хочу сказать — ко мне сюда если и приходил кто, то зачем приходил? Поговорить, посплетничать, косточки друг другу перетереть, а им не с кем было...

— Почему? — прервал его Курт, стараясь говорить мягче, между делом поглощая завтрак. — Что в них было такого, что никто с ними не хотел общаться? Что не так?

— Да что вы, ничего такого, люди как люди, не горбатые, не кривые, в своем уме, а просто... неприятные они были, понимаете? — Карл засуетился, тщась подобрать правильные слова, потом почти обрадовано воскликнул: — Вот Бруно — Бруно помните? Вот как с ним говорить, с гаденышем? Ведь слова просто так не скажет, чтоб не задеть; только этот хоть шуточку какую отпустит иной раз, да и когда дело доходит до крайностей, когда видит, что перегнул палку, то утихает, обыкновенно говорит, хоть и недолго. А те — те вообще... Просто надутые, как сычи, бурчат чего-то, обзываются, слова доброго не услышишь.

Вот как, отметил Курт, проглатывая зажаренное до хруста луковое колечко. Убиты два мизантропа, ни один из которых не оставил о себе приятных воспоминаний среди соплеменников; случайно ли? Не погиб ребенок, не погибла какая-нибудь симпатичная девица, на худой конец — соседская старушка, тихая и всеми любимая... Конечно, бывает, случайности в жизни приключаются подчас такие, что никакие умыслы с ними не могут сравниться, но...

— Тебе не доводилось слышать, — снова прервал он трактирщика, — чтобы кого-то они задели... скажем так, чересчур?

— Так, чтоб убить за это? — испуганно переспросил тот. — Нет, Господь с вами, майстер Гессе, этого — нет. Неприятные они были, это верно, только не до того, чтобы оскорблять напрямую. Да и привыкли уже все, прямо так и говорили — 'чего, мол, от него хочешь, это ж он'; и дальше себе шли. Понимаете, их ведь уж даже замечать перестали, как вот комаров по вечерам — зудят, и Бог с ними. Не поймите превратно, а только — что были они, что не стало их, все едино, никто и не заметил.

— Понятно. А между собой? Как они общались друг с другом?

— Ох, майстер Гессе, это слышать надо было, как они 'общались'! — даже чуть улыбнулся Карл. — Это ж можно было нарочно являться к их забору, чтобы послушать — вот если б один из них другого уделал, я б не удивился.

— К их забору?..

— Так соседи ж они — ограда к ограде, — с готовностью пояснил Карл. — Вот и перегавкивались время от времени.

А свидетель-то из отца Андреаса никудышный, вдруг подумал Курт, отодвигая одну тарелку и приступая ко второму блюду. Из его слов о погибших можно было вывести, что жили себе два тишайшие мужичка, славные люди, вот разве что — затворники. Со слов же трактирщика получалось, что хам Бруно по сравнению с ними — едва ли не ангел небесный.

— Но тут они все же появлялись? — снова вернулся он к прежней теме; Карл вздохнул.

— Бывало, майстер Гессе. Но так — посидят, да еще и со своим питьем, с принесенным, помолчат, послушают, а потом скажут что-нибудь обидное и — домой. Словно бы для того и приходили.

— И никогда ни с кем не говорили?

— Ну, если их нападки разговорами не почитать, то — нет, ни с кем.

Курт взглянул на лицо трактирщика, уже не такое напряженное; похоже, осознав, что лично ему никто не намеревается ничего предъявить, тот совершенно расслабился.

— Что же ты их терпел тогда? — спросил он, пожимая плечами. — Такие неприятные люди, пива не покупают, посетителей оскорбляют... Я б таких взашей.

— Ну, нет, — снова заторопился Карл, — не так, чтобы всегда они так; бывало, что у меня чего брали, хоть и редко. Тут у нас, как вы могли заметить, майстер Гессе, деньги не шибко в ходу, все большей частью натурой, так они мне то птицу битую, то каких овощей; я им пиво. И копчености — это добро у меня лучшее, — не без гордости добавил Карл.

— То же самое говорят о пиве Каспара, — вставил Курт, отмечая, как мрачнеет лицо трактирщика.

— Все правда, майстер Гессе, — вздохнул Карл, — я ж не такой, чтоб из одного только упрямства говорить, что это враки. Да, что-то он такое колдует над своим пивом... — вдруг поперхнувшись, трактирщик воззрился на собеседника округлившимися глазами, побелев, и заторопился: — То есть, я ж не в том смысле, я ничего подобного не хочу сказать, это я в смысле разговорном, это...

— Я понял, Карл, — успокаивающе улыбнулся он. — Еще вопрос: если те двое были одинокими, то кому досталось имущество? Та самая птица, к примеру.

— Разбежалась, — ответил трактирщик так проворно и потупился так резко, что Курт лишь вздохнул, сразу уяснив, как было дело.

Поскольку все имущество умершего одинокого крестьянина, от старых плошек до новорожденного поросенка, принадлежит хозяину, то в обстоятельствах отсутствия управляющего как такового за упомянутым добром должен был явиться капитан Мейфарт. Первым делом он, конечно, озаботился нанять Бруно, дабы тот занялся телами, после же, надо думать, отправился доложить о произошедшем барону — хоть капитан и утверждал, что доклад был сделан между прочим, Курт не сомневался, что с этими новостями тот поспешил в замок тут же. За это время, конечно, от пожитков обоих убитых мало что осталось — птица 'разбежалась' по дворам соседей, да и кое-что из утвари наверняка вдруг обрело ноги и ушло туда же. А когда явился Мейфарт, местные просто развели руками. Куры улетели, гуси уплыли, зерновые запасы сопрели и истлели, а прах рассеял ветер...

— Разбежались, говоришь, — повторил Курт с усмешкой, но тему продолжать не стал, спросив только: — Стало быть, от их смерти, если сказать коротко, в Таннендорфе никому не стало ни лучше, ни хуже, кроме тех, к кому... убежало их имущество?

— Майстер Гессе, — так испуганно забормотал трактирщик, что Курт попытался прикинуть, что же и сколько досталось при дележе добра покойных толстяку Карлу, — неужто вы полагаете, что так вот можно... за пару уток...

— А что Каспар? — оставив вопрос без ответа, продолжал он. — К нему эти двое заходили?

— Конечно, заходили, — обрадовался смене темы Карл, — как и все тут; знаете, даже я, бывало, у него выменивал его пойло, что уж говорить об остальных. Заходили.

— Часто?

— Не знаю, как сказать, майстер Гессе... Случалось.

Курт кивнул, поковыривая остатки своего завтрака и задумчиво глядя мимо. Разговор с Карлом ничего не прояснил; не даст ничего существенного, подумал он уныло, и точно такая же беседа с чудо-пивоваром, которую все равно надо провести... Единственной полезностью от этого довольно вялого допроса было подтверждение уже сделанного вывода: два человека, не сносящих никого и так же с трудом терпящих друг друга, домоседы, погибли единовременно, причем там, где им было безусловно нечего делать.

— Спасибо, Карл, — вздохнул он, поднимаясь и изо всех сил скрывая недовольство и усталость; тот подхватился, страшась остаться сидеть дольше него, раскланялся ниже обыкновенного.

— Рад был оказаться вам угодным, майстер Гессе, и если смогу быть полезен еще чем-либо, всегда готов оказать...

— Свободен, — кивнул Курт, разворачиваясь к двери, и трактирщик умолк.

Выйдя, он остановился, переведя дыхание, чувствуя, что начинает сползать в вязкое болото беспросветности. Такое с ним иногда приключалось — видя какой-либо предмет в определенном месте, говоря что-то, попадая в некую обстановку, вдруг замечал, что подобное либо же в точности такое он уже словно видел, говорил, бывал; наставник по безоружному бою называл это на родном языке, не мудрствуя лукаво, déja-vu[21]. Сейчас начинало казаться, что весь сегодняшний день состоит из такого уже виденного. Курт даже приостановился, размышляя, стоит ли вообще идти сейчас к Каспару и повторять все спрошенное, чтобы услышать уже услышанное, или лучше... Он вздохнул и зашагал быстрее.

Лучшего не было. Кроме всего прочего, это попросту положено было сделать по всем предписаниям ведения следствия, а поскольку ни каких-то соображений, ни идей, ни хоть предчувствий у Курта сейчас не было, ничего иного, кроме как действовать строго по правилам, ему и не оставалось.

После Каспара, наверное, на очереди родственники замковой стражи и сами солдаты; кажется, сегодняшний день будет состоять из сплошной ходьбы по домам...

Пивовар, когда Курт открыл калитку и вошел, обнаружился у поворота на задний двор — мерно покряхтывая, он рубил в ведре зелень, которая, судя по нетерпеливой свинячьей физиономии, высовывающейся из загона, должна была вскоре стать смачной ботвиньей. Завидев гостя, он замер, глядя на вошедшего со скверно скрытым опасением и ожиданием, и в его 'доброго дня, майстер Гессе' послышалось недоговоренное 'какого вам тут надо?'.

— Продолжай, — милостиво махнул рукой Курт, останавливаясь рядом, привалившись плечом к каменной стене. — Не будем морить бедную скотину голодом... Я просто задам тебе пару вопросов — это недолго.

— Благодарствую, майстер Гессе, — глубоко поклонился тот и застучал о дно ведра с утроенной силой.

— Мне, — начал Курт, — много здесь доводилось слышать о твоем замечательном пиве...

Каспар остановился, поворотившись к нему, и в глазах заблестел огонек.