Очевидно, за счёт искусственных механизмов, инстинкт “продолжения рода” сменился на “выживание вида”, прикинул я.
Так вот, с шестнадцати лет, например, я могу спокойно открывать счёт в “государственном банке Анта”. И доступ к нему буду иметь только я, либо чиновники и по суду. А Лад — только если я сам ему дам доступ.
Далее, юридически родители, в старости, также от “неблагодарности детей” ничем не защищены, как дети от “педагогизма родителей” в детстве.
Как поведал мне стряпчий, что ежели воспитал ребёнка так, что тот тебе сухую корку жалеет, то сам виноват, и государственные службы тут не причем.
В общем, если Залина Ладу не “настучит”, с облегчением заключил я, прощаясь со стряпчим, так и не узнает пучеглаз о моём возможном “тайном доходе”.
Возможно, конечно, Залина и “доложит” Ладу, но в таком случае — ни она, ни её начальник просто ничего не получат. Ну а я как-нибудь дотяну до экзаменов, а реализовать плагиат буду пробовать в столице.
С такими довольно оптимистичными мыслями я издательство и покинул.
На следующий день встретился с Соной в парке, почитал ей стихи. Причём, в этот раз действовал довольно осторожно: раз уж это ценность, способная решить массу моих проблем, то довольно глупо ей раскидываться.
И — ничего. В плане объятий-поцелуев, не говоря уже о большем (хотя, чёрт знает, где это возможное “больше” осуществимо в текущих условиях). Никаких “намёков” и инициативы Сона не проявляла, хотя на то, что я подержался за её ладошку, отреагировала весьма бурно и положительно.
Чёрт знает, не думаю, что Залина несла ерунду, размышлял я, распрощавшись с девицей. Хотя, если мои выкаченные яйцы девицу отпугнут… так я, собственно, и так расставаться собирался, хмыкнул я. В общем, то, что Сона не набросилась в ответ на моё “подержаться за ручку” в ближайших кустах — скорее нормально. Если Залина столь экзотическим образом хочет избавить дочку от “ветра в голове” — так пусть будет, я не против. Меня, конечно, используют, в таком случае. Но в направлении, которое я осуществлять решил сам, так что пофиг.
А со следующего дня начался третий квинк моей учёбы. И, проглотив гимназические учебники, приступил я к изучению библиотеки.
Для начала, как понятно, затребовал я литературу по чародейству. Которая, по изучению, оказалась именно тем, на что намекал Марцил: примерным описанием, без “ненужных подробностей”.
Итак, местные чародеи были, судя по изученному, сильно ограничены в своём колдунстве, как силой воздействия, так и областью применения. В первую очередь описывались задранные физические и когнитивные кондиции, последние — по одному направлению, судя по всему. То есть, чародей, например, приобретал абсолютную память. Но суперкомпьютером не становился, просто мог вспомнить почти всё. Либо очень быстро мыслил, не становился “умнее” а именно “ускорял мышление” в разы, причем это была, очевидно, именно “работа”, а не постоянное усиление.
Далее, на расстоянии в десять-двадцать метров, чародей проводил эфирные манифестации, но довольно ущербные, по меркам Земного Края. Иллюзии (аналогичные увиденному на доске в классе), подозреваю — некий аналог голограммы. Телекинез уровня “поднять пару кило”, термокинез уровня “разжечь огонь, заморозить или вскипятить литр воды”. И всё, по сути.
И эмпатия, описываемая чуть ли не как вершина “чародейского искусства”, довольно урезанная и дающая эффект полиграфа. Ни телепатии, ни работы с памятью местные, судя по прочитанному, не осуществляли.
В принципе — логично, учитывая явно слабый, по сравнению с Земным Краем, эфирный план. И кстати, подозреваю, в насыщенном эфиром Мире местные вполне смогут заткнуть и богоравного какого. Но тут — так, что, в общем-то, тоже немало.
И, наконец, я узнал, что делают чародеи на производстве. Ускоряют и оптимизируют, в рамках своих не слишком титанических сил вмешиваются в технологический процесс. В одной из книг было чёткое указание, что первые одарённые (естественно, если вынести сектантов за скобки) были кузнецами, гончарами, ювелирами. Производственники, как они есть.
Ну и “наиболее востребованы чародеи в производстве мобилей и комплектующих к ним, электроприборов, визоров, часов, компасов и прочих достижений прогресса”, было в прочитанной мной литературе. В принципе — логично, ну и объясняет весьма широкий “технологический разброс”. Лекарей и целителей, кстати, не описывалось, тоже момент небезынтересный.
Однако, остаётся вопрос. Ну, положим, часть “технологических цепочек”, чародеи устраняют, пусть и немалую. Вот только разрыв между технологиями в сотни лет, по меркам Земли. Причём визоры, например, существуют уже не менее полутора сотен лет! И никакого прогресса, да и полторы сотни лет назад я в описываемой в Стегасе картине предпосылок для ряда высокотехнологичных приблудин не наблюдал. А они есть и плотно вошли в обиход.
И ведь вопрос не в том, что не могут сделать. Могут, критерий истины это наглядно подтверждает. Но сама идея того же визора — откуда? Где побочные результаты разработок, это же не с неба свалилось! Опять же, визоры работают на явной радиосвязи, а где она в массовом порядке? Нет широкого распространения телефонов, всё через почту. Нет массового радиовещания, что вообще бред: визор полноценно передаёт изображение и звук, а просто звукового радиоприёмника нет и не описывалось.
А ответов нет, что довольно неприятно. И интересно, не без этого.
Собственно, обратился я с вопросом, откуда дровишки, типо визоров, взялись-то? Вопросы по физике он мне сам говорил задавать, а ни “принципа работы”, ни многомудрого изобретателя я в прочитанных книгах не нашёл.
— Олле Сиржи, ученый с Радужного Архипелага, Гемин, — ответил на мой вопрос физик. — А устройства этого прибора я вам не расскажу, технологическая тайна производителей.
— И электрические осветительные лампы небось, тоже, небось, технологическая тайна, господин Марцил? — полюбопытствовал я.
— Точно так. До их изобретения использовались лампы раскаливания, металлический жгут в зоне пониженного давления. А пятьдесят лет назад отец Ерисоп, мой, кстати, земляк, — несколько приосанился бородач. — изобрёл этот прибор, сэкономив кучу ресурсов и подняв благосостояние благословенного Анта на новую ступень.
В общем, выходило, что большая часть “высокотехнологичных приблудин” изобретали на архипелагах и Ворессене. Меньшая — равномерно распределена по Нилю и Готтии, без каких-то привязок.
И да, никаких очевидно должных быть “побочных результатов изобретения” нет.
Странно, объяснений придумывается масса, но пока лучше голову не ломать, задумчиво брёл я домой. Вариант “цивилизации-прародителя” самый напрашивающийся, но чтобы о ней вообще ни слова не было известно? Или цензура? А на хрена она такая дурацкая вообще нужна? Что скрывать?
Вопросов тьма, ответов нуль, так что отложим до поступления в Академию. Не может быть, чтобы подобные вопросы в ней не освещались — в ентой академии, пардон, будущих специалистов-изобретателей готовят.
А на следующий день меня после занятий поймала Сона, да и обрадовала сообщением от маман, что “большой человек” приехал и ожидает встречи с моей поэтической персоной в редакции.
Ну, неплохо, рассудил я, да и прихватил девицу под ручку, направляясь к редакции. Последняя отчаянно покраснела, но руку не отняла. А через пару минут весьма забавно надулась, оглядывая редких окружающих прохожих с заметной гордостью.
Довольно забавно и мило, мысленно улыбнулся я, впрочем, посмотрим. Скорость развития “нашего романа” выходит таковой, что до секса, возможно, мы и не доберёмся до моего отъезда, невзирая на планы и слова Залины. Ну и тоже неплохо, невзирая ни на что, это девчонка мне, как и Гемину, весьма помогает в психологическом плане, хотя и вдуть тоже не помешало бы. Но — не критично, так что пусть будет, как будет.
Добрались до редакции, где я, на прощание, слегка приблизил лицо… и чуть не засмеялся в голос — Сона, прикрыв глаза, отчаянно полыхала щеками. Не убегала, конечно, но было чёткое ощущение, что из ушей её извергается нежно-розовый пар романтики. Ну реально мило, широко улыбнулся я и чмокнул замершую девицу в щёку. Думал уже уходить, но она подёргала меня за рукав.
— Гемин, прости, пожалуйста… а мне можно? — отчаянно смущаясь спросила она, на что я с улыбкой кивнул.
И был чмокнут, точнее клюнут в щёку, после чего Сона, забыв о прощании, почти бегом ускакала. Ну а улыбающийся я постоял, успокаиваясь и рассуждая, сердечки над убегающей девицей — следствие моего буйного воображения или “самопроизвольного пробуждения чародейского дара”?
Так и не решив этот жизненно важный вопрос, но хоть согнав с морды лица улыбку до ушей — прямо скажем, в предстоящих мне переговорах не вполне уместную — я ввалился в редакцию.
Меня явно ждали, молча кивнувший швейцар провёл меня к кабинету редактора.
А в приёмной сидела Залина с секретаршей, поприветствовавшей меня и потыкавшей в свой кабинет, в стиле “тебе туда”.
Ну, туда и туда, пожал плечами я, вваливась в указанное место.
Ожидал меня тип довольно забавный — явно ниже ростом совсем не дылды Залины, судя по не самой большой части, возвышавшийся над столом. Лет слегка за пятьдесят, судя по виду, с ощутимы залысинами и с острыми чертами лица. При этом несколько полноватый, хоть и не толстый. В общем, вызывал у меня господин Грейс Брудсен ощущение этакого антропоморфного хомяка, прямо скажем. А защёчные мешки прячет в банке, мысленно хмыкнул я.
“Хомяк” на меня глазами-пуговками повзирал, слегка приподнялся, продемонстрировал тушку, упакованную в полосатый чёрно-кремовый сюртук, сделал мне ручкой и выдал:
— Гемин Толмирос? — на что я кивнул. — Я — Грейс Брудсен, совладелец печатного дома Брудсен, — слегка надулся он. — Подписывайте ваш договор, открывающий вам Мир Настоящей Литературы, — скупо (очевидно, чтоб не потревожить мешочки защёчные) улыбнулся он.
— Приветствую вас, господин Брудсен, — слегка поклонился я. — Прежде чем что-то подписать, с этим следует ознакомиться.
— Хорошо, Гемин, только не слишком меня задерживайте, время ценно, — изрёк он, на что я просто пожал плечами.
Последнее господину Брудсону явно не слишком понравилось, так что, забирая листы договора, я совершал если не подвиг, то заслуживающий уважения поступок: не ржал над видом надутого хомяка в полосатом сюртуке.
Ну а после этого благого деяния я погрузился в изучение договора, а через пару минут я не знал, плакать мне или смеяться.
То есть, я не то, чтобы догадывался, я скорее удивился бы, если бы меня не хотели “поиметь”. Ну, всё мне известное о социуме, на это “тонко” намекало. Но договор… помимо того, что он более чем наполовину состоял из “хитровывернутых пунктов”, с использованием просто неизвестных мне терминов бухгалтерско-сутяжнической направленности, даже явные пункты были… Ну скажем так, за месячную оплату среднего чиновника, подписав данный договор, я разве что не в сексуальное рабство к хомяку не шёл. Да и то, в последнем, учитывая “неявные пункты” с откровенно непонятными терминами, не уверен.
Это при том, что в гимназии “заключение договоров” давалось, было описано и даже приводились примеры.
Хотя, “юнец безусый”, да ещё и “поэт”. Не знаю, что было в голове у Брудсена, когда он подсовывал мне эту “хомячью грамоту”, но меня он явно держал за идиота.
— Благодарю, господин Брудсен, я ознакомился с этим “договором”, — ангельски улыбнулся я.
— Ну так подписывайте и начинайте работать, — брезгливо оттопырил губу хомяк.
— Нет, этот “договор” я подписывать не буду, — всё так же, ангельски улыбаясь, выдал я.
— Извольте объяснить, почему? — возмущённо надул щёки Бурнсен. — Это — типовой договор с нашими авторами, переписывать его ради вас, — “глупого мальчишки” произнесено не было, но буквально чувствовалось, — я не намерен.
— В таком случае, господин Бурнсен, благодарю за уделенное мне время, прощайте, — с этими словами я положил “хомячью грамоту” на стол и неторопливо потопал к выходу.
— Стойте, Гемин, — остановил меня голос хомяка, когда я уже брался за ручку двери. — Вам был задан вопрос.
— Не вижу смысла в ответе, раз “переписывать ради меня” вы не намерены, — остановился я. — Но, если вам интересно — слушайте. Первое, в вашем договоре, указывается, что получив весьма скудную сумму, я передаю вам права на все плоды труда своего ума печатному дому Бурдсен. Без ограничений по срокам.
— Совершенно нормально, вы пишете, мы издаём. Сумма обсуждаема, — буркнул хомяк.
— В договоре не указано “письмо”, а именно “плоды умственной и творческой деятельности”, — столь кротко улыбнулся я, что хомяка передёрнуло. — Кроме того, я вообще не намерен “писать” для вас, господин Бурдсен. Оговоренное с госпожой Залиной — печать сборника моих стихов. Уже написанных, и охватывать договор может только этот момент. Безусловно, с не столь смешной суммой. И да, я намерен прервать творчество и заняться наукой, — на всякий случай озвучил я.
— Как оставить, вы же… — переполошился хомячок, но тут же сам себя заткнул. — Так дела не делаются, господин Гемин, — повысил он мой статус.
— А мне, господин Бурдсен, не надо “делать дела”, — сиял улыбкой я. — Мне предложила старая знакомая родителей издать мои стихи. Это мне небезынтересно. Но не слишком нужно, — покривил я душой. — Будущее со стихосложением я не связываю, соответственно, и потребности в том, чтобы быть напечатанным, у меня нет. Деньги, конечно, будут не лишними, — не покривил я душой. — Но потребность в них не критична. Так что, “делать дела” я не намерен. Продать право на печать и часть прибыли — да. Ну а если нет — так и ладно.
— Вы слишком много о себе мните, господин Гемин, — начал было хомяк.
— Так я, вообще-то, уходил, господин Бурдсен. Прощайте…
— Да стойте же, несносный мальчишка! И перестаньте так жутко улыбаться, сделайте милость! Нервирует, — признался хомячок, промакивая лоб платком. — Насчёт стихов и прекращения письма — вы серьёзно? — наконец вполне нормально спросил он.
