Больше чем враги

Марк перевернулся, подминая меня под себя, накрыл ладонью мою грудь, слегка сжал.

— Так вот что тебе в действительности от меня нужно?

Я рассмеялась, обхватывая его шею руками.

— Разумеется. И как ты мог подумать нечто иное?

Но мы оба действительно слишком устали, поэтому на сей раз дело ограничилось несколькими нежными поцелуями. А затем я устроилась поуютнее на груди у Марка, а он натянул на нас одеяло.

— Как все-таки здорово, — мечтательно протянула я, — засыпать в огромной кровати, на новом белье, пахнущем розовой водой, под теплым одеялом. Мечта!

— А я-то думал, что больше всего тебя радует мое присутствие, — поддел меня Марк.

— Так и есть, — согласилась я и поцеловала его в плечо.

Между нами оставалось еще множество невыясненных вопросов, нерешенных проблем. Но говорить о них сейчас не хотелось. Мы оба делали вид, будто не было долгих лет вражды и противостояния, не вспоминали о моем нападении на Марка и о Маргарите, мы просто наслаждались теплыми объятиями друг друга. Я не сомневалась, что вскоре жестокая действительность даст о себе знать, но я так хотела получить хоть краткую передышку. И если Марк молчит, то тем лучше — я тоже не буду его ни о чем расспрашивать. Краткие мгновения счастья воспринимались мною теперь, будто подарок богов — а я в последнее время поумнела достаточно для того, чтобы от подобных подарков отказываться.

Сны мне в ту ночь снились бестолковые, но приятные. Какие-то обрывки детских воспоминаний, лес, речка, огромный пес, живший у садовника. А проснулась я в одиночестве. Судя по уже высоко поднявшемуся солнцу, время приближалось к полудню. Я даже удивилась внезапно обретенной способности столь долго спать — в лагере я просыпалась еще до сигнала побудки. Марка рядом не было, и лишь вмятина на подушке указывала, что он провел рядом всю ночь.

Я не беспокоилась. Раз Марк ушел, стало быть, у него имелись важные дела. Меня он будить не стал скорее всего потому, что пожалел. Не знаю, что за гадость подмешал Док в пирожные, но мне от нее было на редкость худо, да и прошедшая ночь, несмотря на всю свою приятность, восстановлению сил никак не способствовала. При воспоминании о том, что именно происходило ночью, у меня вновь сладко заныло внизу живота. Да, любовником Марк действительно оказался превосходным. Я потянулась, ощутив легкую непривычную боль в мышцах, встала и направилась в ванную. Горничную вызывать не стала, рассудив, что и самостоятельно неплохо справлюсь с умыванием, а есть мне пока что не хотелось.

Я действительно намеревалась наскоро обмыться, но, глядя на огромную белоснежную чашу ванны не смогла устоять. Наполнила ее горячей водой, вылила полфлакона пены и принялась блаженствовать. Так и застал меня вернувшийся Марк. То, что он покидал дом, было заметно — на его лице появился характерный румянец от мороза, да и одежду нельзя было назвать домашней.

— Просто мечта, — заявил он, увидев меня. — Ванна, пена, обнаженная прекрасная женщина. Не хватает только вина.

— Наливай и присоединяйся, — предложила я.

Марк принялся расстегивать рубашку.

— Пожалуй, вино будет в следующий раз. Дам тебе возможность исправиться и учесть мои пожелания. Не хочешь спросить, где я был?

— Где ты был? — послушно спросила я.

— Навещал нашего друга Андерса. С ним — такая жалость! — произошло несчастье.

Я резко села, расплескав воду.

— Что ты с ним сделал?

Марк сбросил рубашку и принялся расстегивать ремень.

— Ничего. Я к нему даже не прикоснулся. А вот то, что у него под ногами на расчищенных ступеньках внезапно оказался лед, а затем с крыши сорвалась огромная сосулька — вот здесь, каюсь, мне пришлось принять участие. Теперь Андерс не скоро сможет ходить из-за многочисленных переломов, а уж приставать к женщинам ему вообще не придется. Понимаешь, сосулька по странной иронии богов угодила как раз на то место... кхм... словом, на то место, которое в приличном обществе упоминать не принято. Бедолага Андерс! Даже посещение уборной для него теперь превратится в пытку.

И с этими словами Марк забрался ко мне в ванну, вылив изрядное количество воды на пол и тут же осушив ее взмахом руки.

— Ты страшный человек, Марк Грен, — тихо сказала я, откидываясь ему на грудь. — Ты знаешь об этом?

— Слышу по три раза на день. Но я ведь все равно тебе нравлюсь?

Поскольку его руки уже начали скользить по моей груди, нежно поглаживая, я была вынуждена признать его правоту.

Из ванны мы выбрались, когда вся пена давно уже опала, а вода остыла. Марк растер меня пушистым полотенцем и закутал в халат.

— Ты ничего не просила на завтрак, — немного осуждающе сказал он. — Тиа, тебе нужно хорошо питаться. Ты и без того слишком исхудала в этом ужасном месте.

Я усмехнулась.

— Марк, я тебя не узнаю. Ты носишься со мной, будто наседка. Где твои вечные издевки и подколки?

Он чмокнул меня в нос.

— Не в моих правилах издеваться над теми, кому и так несладко. Вот отъешься, вернешься в столицу — и я буду язвить над тобой так часто, как только захочешь. Если захочешь, конечно.

— Не думаю, что мне удастся скоро вернуться в столицу, — погрустнела я. — Кстати, надо сообщить Двину, что со мной все в порядке. Он, наверное, волнуется.

Марк отвел взгляд в сторону.

— Давай сначала пообедаем, Тиа, а потом поговорим. Хорошо?

Спорить я смысла не видела, куда проще было согласиться и тем самым сберечь время.

Обед нам принесли быстро. Особого аппетита у меня не было, поэтому я съела немного супа и небольшой кусочек мяса, но вот от десерта отказаться не смогла.

— Персики, — несколько удивленно проговорила я. — Надо же, всего-то за несколько месяцев я успела позабыть, как сильно их люблю. А ты, оказывается, помнишь.

В том, что спелые ароматные фрукты оказались в конце зимы на столе не случайно, я не сомневалась.

— Помню, — отозвался Марк. — Я вообще слишком многое о тебе помню. Странно, правда? Я о привычках своих приятелей знаю меньше, чем о твоих. Все эти годы я твердил себе, что не свожу с тебя глаз, чтобы быть готовым к удару с твоей стороны. Как оказалось, я сильно ошибался.

Я сжалась, подумав, что он намекает на тот самый злосчастный нож. Но нет, Марк говорил о своих чувствах.

— Я думал, что успешно справился с тем, что полагал юношеским увлечением. Что забыл вкус твоих губ и тепло твоего тела. Что поцелуи других женщин сотрут малейшее воспоминание о тебе. Как я был глуп, Тиа. Оказывается, все эти долгие десять лет ты жила со мной, во мне — ядом в моей крови, занозой в моей душе.

Он не сказал ни слова о любви, но сердце мое бешено заколотилось, а на губах сама собой появилась счастливая улыбка.

— Марк...

— Иди сюда, — позвал он и притянул меня к себе на колени.

Я легко прикоснулась губами к его шее, склонила голову ему на плечо и обняла его. Мне было хорошо, тепло и уютно. Но задать некоторые вопросы все равно было необходимо.

— Почему ты против того, чтобы я связалась с Двином?

— Я ему не доверяю.

— А я доверяю, — упрямо сказала я. — Он единственный мой друг.

Рука Марка скользнула под полу халата и погладила голое бедро. Нехотя я встала и отошла к креслу.

— Марк, не надо меня отвлекать. Что ты знаешь о Двине такого, чего не знаю я?

Он тоже поднялся и принялся нервно ходить по комнате.

— Честно? Я вообще ничего не знаю, у меня есть только догадки и предположения. То, что происходит нечто странное, я понял почти сразу. В тот момент, когда ты в ответ на очередную язвительную реплику вдруг бросилась на меня с ножом, мне, конечно же, было не до размышлений. Но потом, когда рана затянулась, а способность размышлять здраво вернулась ко мне, я захотел узнать, что на тебя нашло. Так вот, Тиа, не знаю, поверишь ли ты мне, но разыскать тебя удалось с трудом. Мне, Марку Грену, всесильному королевскому магу! Я выяснил, что осудили тебя довольно быстро и отправили в какую-то богами забытую обитель на самом севере королевства. Я приехал туда, но узнал только, что тебя оттуда забрали и перевели в иное место. В бумагах у них бардак несусветный, — тут Марк усмехнулся. — Я, конечно, сгоряча натравил на них проверяющих, но обнаружить тебя мне это не помогло.

— А дальше? — затаив дыхание, спросила я.

— А дальше я понял, что такая запутанная ситуация сложилась неспроста. И уже старался не привлекать излишнего внимания к своим поискам. А когда увидел тебя, то убедился, насколько был прав.

— Должно быть, зря я тебя попросила не лезть в это дело.

— Не совсем. Ты дала мне очередное подтверждение тому, что все далеко не так просто, как могло бы показаться на первый взгляд. Кстати, я польщен, что именно меня ты выбрала объектом нападения, — Марк ухмыльнулся. — Это была твоя идея или Двина?

Я покаянно опустила голову.

— Моя. Двин опасался связываться с тобой.

— И тем самым только раззадорил тебя.

— В действительности причин было несколько. Во-первых, о нашей вражде знали все. Напади я на кого другого, это могло бы вызвать ненужные вопросы. Во-вторых, ты — человек влиятельный. Опять же никто не удивился, что мне якобы не удалось откупиться и замять дело. Ну и в-третьих, я действительно была зла на тебя и очень хотела сделать тебе какую-нибудь пакость.

— Хм, я запомню, что удар ножом входит у тебя в категорию "пакость мелкая". Впредь буду осторожен. Но скажи, зачем понадобилось выбирать столь жуткое место? Если тебе так уж нужно было спрятаться — заметь, я пока не спрашиваю зачем — то отчего было не отсидеться в той же северной обители?

— Потому что в обители оказалось слишком просто до меня добраться, — честно ответила я.

Разом нахлынули воспоминания, полустертые суровой лагерной борьбой за выживание. Сырые холодные стены из серого камня, прохудившаяся крыша в переходе из жилых помещений к столовой. Когда шел сильный дождь, дежурные сестры не успевали вытирать натекающие лужи. Унылые бесцветные тени, больше похожие на призраки, нежели на людей. Тихие голоса, лишенные эмоций. Добродушие, граничащее с равнодушием Старшей сестры.

Мне отвели отдельную келью, чему я была несказанно рада. Позволили привезти личные вещи, постельное белье и даже ковер на пол. Питаться и мыться предстояло вместе со всеми, зато от тягостной повинности посещать по три раза на день молельню я была избавлена. И первое время мне даже казалось, что все обошлось. Что я, умная и ловкая, смогла перехитрить всех. Что совсем скоро Двин разберется с нашими проблемами, и я смогу вернуться в столицу. Несмотря на нашу вражду с королевским магом, я не сомневалась, что он подпишет прошение о моем освобождении.

Жизнь в обители казалась мне скучной и унылой. От отсутствия прочих занятий я вызвалась помогать в библиотеке, чему Старшая сестра только обрадовалась. Библиотекарем при обители состояла особа в весьма преклонных годах, а всевозможных сборников проповедей и жизнеописаний святых за долгие годы накопилось изрядно. Я занялась проверкой состояния самых ветхих томов и посильной их реставрацией. И именно в библиотеке и произошел первый несчастный случай — ступенька старенькой лестницы попросту рассыпалась под моей ногой. Тогда я ничего не заподозрила. Обитель была не то, что не из богатых, а попросту нищей. Многие вещи давным-давно пора было отправить на свалку, но ими продолжали пользоваться. Я просто попросила Двина прислать новую лестницу.

А затем, спустя всего несколько дней, очередное происшествие заставило меня задуматься. Кто-то из работниц кухни случайно перепутал баночки с ароматными травами и от души сыпанул в суп приправы, которую можно было использовать лишь в малых дозах. Разумеется, трава эта смертельна не была, но многие почувствовали недомогание. Мне же отчего-то было куда хуже прочих. Три дня меня выворачивало наизнанку даже от глотка воды, и если бы не маг-лекарь, которого срочно прислал Двин, все могло закончиться бы весьма плачевно. Вот после того случая у меня и зародились первые подозрения. И я стала внимательно присматриваться и прислушиваться к происходящему вокруг.

Постепенно однообразная серая картина жизни в обители начала раскрашиваться красками. Неспокойными, тревожными тонами. Завистливые взгляды украдкой, шепотки за спиной. Любимицы Старшей сестры, получающие самые аппетитные куски в общей трапезной. Тяжелые работы, на которые неизменно отправляли одних и тех же сестер. Но все это не давало ответа на главный вопрос: кому я могла здесь помешать.

Узнала я случайно. Поймала тихую незаметную сестру Агату, когда она натирала маслом каменный пол у моей кельи. Поначалу Агата храбрилась, говорила, что я все равно ничего не докажу. То и дело бросала опасливые взгляды на тяжелый браслет-ограничитель у меня на запястье — боялась, видимо, что я смогу его снять и воспользоваться магией для допроса. Я хотела было посулить ей денег, но, перехватив ее взгляд, решила попугать.

— Ты ведь слышала, кто я такая?

— Слышала, а как же иначе, госпожа Торн.

"Госпожой Торн" меня звали в обители все, включая Старшую сестру. Отнестись ко мне без должного почтения никто и помыслить не мог. Это уже потом, в лагере, став заключенной двести семнадцать дробь пятнадцать, я осознала, каково это — смотреть снизу вверх едва ли не на любого встречного. В обители я все еще оставалась той, кем была по праву рождения.

— Значит, нет нужды долго расписывать, что тебя ожидает, если со мной хоть что-нибудь случится. Любую неприятность, даже самую незначительную, я запишу на твой счет, Агата. И ничего никому доказывать я не собираюсь, найду, как с тобой разобраться. Или ты возомнила себя ровней Марку Грену? Полагаешь, что за тебя кто-нибудь заступится? Да из-за такой, как ты, мне и пальцем не погрозят.

Похоже, Агата начала осознавать, что ей действительно деваться некуда. Это пока я ее не раскрыла, она могла пакостить исподтишка. А теперь у нее появились основания опасаться уже за свою жизнь.

— Я не желала вам смерти, госпожа Трон, — угрюмо призналась она. — Да и передо мной не стояла такая задача.

— А что тогда ты должна была сделать?

— Достаточно было бы, если бы вы остались инвалидом. Мне так и сказали, что убивать не обязательно. Я не убийца.

Я задохнулась от возмущения. Девчонка еще и оправдываться пыталась! Увенчайся любая из ее попыток успехом, я вполне могла бы умереть. Но и остаться на всю жизнь прикованной к постели — перспектива безрадостная.

— Кто это был, Агата? С кем ты договаривалась?

Но Агата только покачала головой.

— Я не знаю. Я даже не могу сказать, мужчина это или женщина. Внешность была скрыта при помощи чар. Знаете, как мне надоело это жуткое прозябание в обители? Куда уж вам, вы-то здесь временно. И все, все привезли с собой: красивые платья, теплые шали, книги, даже ковер! Я знаю, сестры говорили, у вас в келье и продукты свои есть, такие, которых мы и не ели никогда. А чем я хуже? Только тем, что родилась не у богачей и меня засунули в эту проклятую обитель, чтобы не кормить лишний рот? Помню, мамаша пела о том, какая это честь — служить богам и молиться за всю семью. Как же, честь! Что ж сама она тогда сюда не отправилась? А мне пообещали свободу и деньги, понимаете? Нормальную жизнь, а не непрестанное бормотание бесчисленных молитв. Это был мой единственный шанс выбраться отсюда. И упускать его я не собиралась!