Ракетчики. Глава 1

Сам лук делался из ясеня и березы. Простой двухслойный лук. Это сильно ограничило начальную скорость стрелы, боевые возможности лука. Но мне не на триста шагов стрелять. Хватит и двадцати метров. Склеил ясень с березой. Обычный клей из хозмага применять не рискнул — не знал свойств. Спешки не было, поэтому поручил офицерам команды кушать рыбу. Плавательные пузыри и шкуры от рыбы были выданы Серго. Он кривил нос, но добавлял воды и варил, варил, варил. После шести часов уваривания, клей был готов к употреблению. Матевосян сетовал, что, мол, не только он, но и весь лес провонялся рыбой. Я остался равнодушен к его стонам. Главное, что я не провонялся. После склейки лук сох в бандаже неделю, а за Серго бегал наш котик. Бандаж — это профильная доска, к которой я примотал склейку резиновым шлангом. А сохла склейка в специальном ящике, в который был помещён электрокамин. Теоретически, склейку нужно выдерживать при температуре шестьдесят пять градусов, но такого термометра у нас не было. Поэтому делал на глазок. По старым методам Ярослава тоже не особо получалось делать точный контроль температуры. Но, опять же, расчёт на то, что мне не годы с этим луком воевать, а несколько тысяч выстрелов настрелять нужно будет. Львиную долю — для обучения, выработки навыка.

После высыхания натянули тетиву, пошли испытывать. Испытания прошли умеренно успешно. Качество всего было дрянное. Но! Интуитивная стрельба это всё компенсировала. Стрелы я, так сказать, протарировал. Пометил направление, посмотрел сторону увода, обозначил рисочками силу увода. На двадцать метров попадал нормальными стрелами в круг диаметром десять сантиметров. Из сотни стрел пришлось забраковать больше половины, но я сильно не переживал. Итог: в любых других руках — просто палка, в моих — бесшумное оружие ближнего боя. Я был рад, что лук не расслоился, тетива из капроновой нити в несколько слоёв не тянется, не путается, что стрелы боле-мене нормально летят. Соответствующие мышцы я качал уже два месяца, так что со своей стороны обеспечивал функционирование системы. Не улыбайтесь — это не шутки! У лучника работают нетипичные мышцы. Их в других видах деятельности человек не задействует. Спортсмен с буграми обычных мышц не сможет натянуть даже средний лук, по крайней мере правильно, чтоб точно стрелять.

Старательно тренировался целую неделю на учебном луке, тринадцать на восемьдесят. Это означает, что на вытяге стрелы длинной восемьдесят сантиметров усилие на тетиве составляет тринадцать килограмм. Мой помощник, Серго, был немало удивлён, когда не смог натянуть и удерживать в правильном положении тринадцатку. То — плечо плыло, то — пальцы стрелу не дожимали. Впрочем, его стрелять из лука я не учил. Он потом, когда я перешёл на тяжёлый боевой лук, на меня глядючи, сам игрался учебным. И бракованными стрелами.

Последний акт марлезонского балета: заменил спортивные наконечники на срезни и отстрелял заново. Что такое срезни? Это широкие плоские наконечники, чтобы рана была шире. Их Серго вырубил зубилом из стали-тройки, заточил по периметру; затем я вставил наконечники в пропилы и стянул нитками в четыре слоя на клею. От спортивного наконечника останется круглая рана небольшого диаметра. Она может быть в неудачном месте, зверь будет истекать кровью долго, умрёт не сразу. Мне такое "счастье" не нужно. Рана от срезня подобна ране от ножа. Вероятность повредить много больших сосудов и других важных частей тела высокая. После установки и отстрела срезней ещё две стрелы отложил в сторону: увод великоват. Всё. Лук и стрелы к нему готовы. Померил тягу боевого лука: около двадцати килограммов на моей восьмидесятой стреле. Не военный лук старых времён, конечно, но собаку пробьёт насквозь. Достаточно. Из него я мог сделать непрерывно выстрелов пятьдесят. Потом начинали болеть связки. И сильно снижалась точность. Но опять же — мне не в битву под Пуатье идти.

В части всё шло своим чередом: Козин и я проводили занятия по рукопашному, личный состав нёс службу, офицеры, не из числа посвящённых, ходили угрюмые. Седьмого января команда собралась в красном уголке, ненадолго, по моей просьбе.

— На повестке дня один вопрос, по которому я вас и собрал. Спать некогда, нужно ехать в Москву, договариваться в министерстве. Перед этим, мне нужно сделать пару телодвижений. Мне нужен кто-то из вас в качестве сопровождающего. Срок: два дня там, плюс два дня дороги.

— Эт самое, я не могу, у меня работы накопилось. Дурной — бумажки писать, так-то всё Кучеренко делает, а вот с бумажками...

— Нам с Касьяном тоже нормально, так, надо пописать. Меньше всего вам, молодым, работы.

— Эт самое, Кармышова нельзя, у него жена ревнивая.

— Га-га-га!

— Я, так, я, что ж тут поделать? Куда прикажете, товарищ командир?

— Мы едем в Днепропетровск, в ракетное училище. Оно, к сожалению, ПВО-шное, но надо... Александр Николаевич, придумаете какую-нибудь туфту, как повод для командировки?

Во Львове мы с Юревичем походили по магазинам и купили всякой всячины. Для стороннего наблюдателя — бредовый набор предметов. Как в "80 дней вокруг света". Но я — не мистер Фог. У меня — картина ясная. Я чётко знал: что и для чего покупаем. В СВ поезда сели два рыбака. Из брезентовых чехлов выглядывают бамбуковые палки, одеты рыбаки в практичную одежду, в рюкзаках видны резиновые сапоги. Не совсем вязалось только СВ: дороговато для рыбаков... Но, Шерлок Холмс им по дороге не встретился, характерное позвякивание бутылок усыпляло внимание, так что — всё нормально.

======= Посещение жены.

Опять Днепропетровск, отметились в комендатуре, Юревичу поручил пару мелких дел, а сам пошёл искать знакомый адрес. В "Доме книги" выбрал красивую продолговатую открытку: с горами на дальнем плане, некими цветущими ветвями на переднем — сойдёт. Знакомый дом в центре города. Чувств нет, ностальгия не пробивает, хотя всё знакомо.

— Дзинь!

— Кто там?

— <Энергонадзор>, — я немного поколдовал, — показания счётчика нужно снять. 'Вот чёрт, нужно же какую-то бумажку подсунуть. Оболтус! Во, открытка. Плохо, конечно, но сойдёт'.

— Где у вас счётчик? Ага... Так, <распишитесь> вот тут, вот ручка, всё, спасибо, <Лена дома?>

— Да.

— <Дверь можете закрывать, я уже ушёл.>

'Блин, надо было на руке попробовать тётю Надю заставить расписаться. Ладно, маем шо маем'.

— Вы кто?

Жена сидит молоденькая, коса толстая, длинная. Красота! Ещё не красится. Лапочка моя. Да-а, жаль, что холод внутри. А то б — ух! С таким настроением тут делать нечего.

— Вы кто?

'Кто-кто — конь в пальто. Кстати, какого чёрта в этом рыбацком балахоне припёрся? Мог бы, и переодеться для жены'.

— Кто тебе сказал, что ты — улитка? По склонам гор бегают-прыгают и другие звери.

'Откуда он знает? Или он не про это? Это случайность, или... Нет. Не может быть!'

— А...

— Хочешь спросить: какие? Горные козы и козлы. А ещё — снежные барсы. Это тебе подарок, на память. <А я исчезаю>.

На обороте открытки Лена читает: "Быстро, быстро беги Барсик, по склону, ищи свой вулкан. Живи безупречно". Хлопает дверной замок. Для большинства людей эти слова были малоосмысленны, но не для Лены.

— Ма, а кто это был?!

— Когда?!

Подорвалась, прибежала на кухню.

— Только что. Кто к нам приходил? Ты открыла дверь, впустила.

— По электричеству, показания счётчика смотрели.

— А чего он ко мне в спальню зашёл? Это твой знакомый? Сватаешь?

— Что ты такое говоришь? Никуда я никого не пускала. Молодой парень приходил, снял показания, я расписалась и за ним закрыла. Он никуда не заходил, тем более, в твою спальню.

— Как это не зах... Ладно. А во что он было одет?

— В плащ, как у рыбаков, брезентовый такой, с капюшоном. Хаки. Что случилось, Лена?

— Всё хорошо, ма. Я пойду читать.

'Этого не может быть. Просто, не может быть. Когда он сказал про улитку, это было так... неожиданно. У меня на закладке есть надпись, японский стих, хайку:

"Тихо, тихо ползи Улитка, по склону Фудзи, Вверх, до самых высот."

Он прочитал мысли. Или был миражом. Нет, это союзник, призрак. А может!.. Нет! Не может быть!! Дон Хуан! Нет, дон Хуан — старый. Тогда — Кастанеда. Точно. Может, этот парень был просто работником службы света? А про улитку — прочёл на закладке? Ничего не понимаю.'

Лена зашла в свою комнату. 'Моя самодельная закладка лежит на столе, но! Она лежит сейчас и лежала тогда: вверх картинкой! Ветка цветущей сакуры, а вдалеке — Фудзи. Хайку написана с другой стороны! Её не видно. Не видно! И как он ушёл? Я этого совсем не помню. Растворился, исчез. Мама его видела, щелчок замка я слышала своими ушами — значит, он реален, был тут. И загадочно исчез. Кто же он? Маг? Или человек?' Девушка закрыла второй том Карлоса Кастанеды старой закладкой с хайку про улитку. И тут пришло озарение! Быстро оделась, взяла открытку с горами и, через пять минут бега, стояла в "Доме книги", в отделе открыток. Отдышалась.

— Скажите, а у вас есть такие открытки в продаже?

— Есть, возле окна, на нижней полке посмотрите.

'Точно. Целая стопка точно таких же открыток'. Лена недоверчиво взяла одну, перевернула обратной стороной. Как и следовало ожидать, на обратной стороне ничего не было. Чистая сторона. Внизу меленьким шрифтом указана фабрика-производитель и прочее — это девушку не интересовало.

— А скажите, пожалуйста, кто у вас недавно купил эту открытку? Может быть, вы запомнили?

'Что у молодёжи на уме? Впрочем, лет двадцать назад, я и сама чудила. А смотрит-то как, смотрит?' Лена смотрела на продавщицу с мольбой и надеждой. Взгляд женщины растаял.

— Я его запомнила. Это был молодой человек в рыбацком плаще и ботинках. За плечами у него был рюкзак. Он купил эту открытку и ручку.

— ..?

— Минут пятнадцать назад. Всё. Больше ничего не знаю. Вышел у жениха сюрприз? А? Милочка?

— А? А... Да, вышел. Не то слово.

Лена дошла домой на автопилоте. 'Человек. Это был человек. Настоящий. Не призрак, не союзник. Но — кто!!? Что он хотел?! Что он хотел сказать этой открыткой про Барсика? "Быстро, быстро беги Барсик, по склону, ищи свой вулкан". Почему? Что это значит?' Лена положила рядом закладку и открытку и искала в них потайной смысл. "Тихо, тихо ползи улитка, по склону Фудзи, вверх, до самых высот". "Кто тебе сказал, что ты — улитка?" — так он сказал. Он сравнил меня с барсом? Это намёк? Я должна что-то делать. Когда он меня опять найдёт, а он меня опять найдёт, это точно, я должна быть готова. Рваный мужской почерк, а после его стишка чья-то подпись. Стоп! Мама! Мамочка! В смысле... Ну-ка, ну-ка... Где мой дневник? Папина мудрёная роспись, так, а вот и она, простенькая мамина. Это она. Та же роспись, что и на открытке. Ничего не понимаю.'

— Мама, а ты вроде говорила, что что-то подписала тому проверяющему?

— Ну да, показания счётчика. Он мне ручку дал — я и подписала.

— А ты читала? Очки одевала?

— Нет. И, правда — чудно. Я была без очков, а так хорошо всё видела. Странно даже.

'Всё ясно. Ничего не ясно. Вдруг, он и, правда — маг?! Та-ак. С чего начинать жить безупречно?'

— Ма, давай я посуду помою.

— Свят, свят, свят! В лесу что-то сдохло.

======== Проверка кровью.

Опять приехал в Самарский район, сняли хату. Теперь я выбрал жильё существенно дальше от прежнего места действия.

Через полчаса из нашей хаты вышла женщина. Несколько худощавая, высокая, вульгарно и неаккуратно накрашенная. В одной руке у неё была авоська с бутылкой водки. Грубый прокуренный голос и потрепанный видок продавщицу в гастрономе заставил отвести взгляд. Наверняка, про себя продавщица сказала что-то наподобие: "Ну и дошла, синячка, аж противно". Тем не менее, вежливо продала пьянчужке несколько буханок хлеба, колбасу, банку салата, пару банок консервов, ещё, по мелочи. Пьянчужка достала большую полотняную непрозрачную торбу, сложила туда все шесть буханок хлеба, в авоську запихнула остальную закусь и двинула по своим делам.

Юревич в окно наблюдал за этой женщиной. В одной руке выпивка и закусь, в другой — тяжёлая сумка. Идёт домой какая-то работяга опустившаяся. Дойдёт, бухнёт, возможно, с мужем или сожителем. Обувь некрасивая, на ровном ходу или с невысоким каблуком, плохо видно, идёт медленно — видимо, сильно устала на работе. Да и вообще, от жизни.

Так и брела наша незнакомка по району. Медленно, иногда отдыхая, то ли от трудов тяжких, то ли от жизни. На перекрестке межквартальных дорог, как раз по диагонали от большого двухэтажного дома, совсем ухэкалась: стала, поставила на снег торбу, открыв рот, тяжело дышала, аж пар шёл. Прошла ещё пару домов, не выдержала, опять сделала привал: достала бутылку водки, открутила пробку и хлебнула глоток-другой. "Тьфу, пьянь. Не из нашего района, наверно в гости к кому-то. Вишь, со своей выпивкой и закусью, может, и с подарками", — подумал десятилетний цыганчонок, якобы играющий на улице. Он не играл, его функции были намного шире: следить, примечать, обслуживать знакомых наркоманов. Он принимал у них заказ, затем забирал деньги, через пару-тройку минут "выныривал" из калитки с требуемым. Если клиенту нужно было уколоться и спокойно поймать кайф тут, то к его услугам, за скромную плату, был общий гадюшник по соседству. Оставим мальца — пусть дальше работает, мы же догоним нашу незнакомку. Её путь был замысловат и извилист. Видимо, она слегка подзабыла, где живёт её знакомец. Через три часа блужданий, она завернула в дом, который снимали мы с Юревичем.

— Саня, что так долго?

— Таковы законы жанра, такова роль.

— Кончай заворачивать. О-о, а бутылку-то ты ополовинил!

— Пришлось. И для образа и для сугрева. Погода противная. Благо, мы заранее заготовили этот десятипроцентный растворчик. А то был бы я в зюзю.

— Что там? Как реконгцировка? Делись разведданными.

— Нормально. Чая налей, будь другом, Толь.

За десять минут ужасная незнакомка превратилась в меня. От косметики отмылся, в человеческую одежду переоделся. Попили чая с Юревичем, обсудили план в подробностях. Впрочем, некоторые моменты нашего разбоя я пока умолчал. Завели будильник и легли спать. Схема была отдалённо похожа на мои предыдущие "гастроли".

Цыгане предприняли некоторые меры безопасности, но недостаточные. Во дворе было две собаки, причём, обе большие. Дураки! Так и не поняли, что от маленьких мне больше вреда! Ночью слегка подморозило: около минус пяти. Это было приятнее, чем когда мне пришлось месить снежную кашу в виде алкашки. Достаю лук, надеваю колчан со стрелами, натягиваю тетиву. Сюрреализм! Через забор не перелезаю, стреляю сразу.

Плёчо опущено, опорная рука — в позиции, запястье довёрнуто, локоть убран, лопатка прижата, голова повёрнута идеально, "пирамида" выставлена. Помнят руки! Не моей памятью. Спокойно тяну византийским стилем. Чёрт! Гадская собака голову слегка опустила. Не хочу стрелять в череп: срезень может срикошетить. Ждать на двадцатке трудно. Мало прокачался, не готов. Вдобавок, пальцам больно на тетиве. Есть! Шея и грудь доступны! Чистый спуск... "Тьфююю", — пропела стрела. "Мявк", — ответила собака и затихла.