Иконоборцы

Он уже видел где-то эти штуки! Более того, за одной из них его и посылал его учитель! Кто б мог подумать, что этих свитков окажется несколько! Подумать только, он как дракон лежал все это время на груде сокровищ! Он стал аккуратно рассматривать их поверхность, стараясь понять, что же это такое. Крайний свиток был виден из-под крышки чуть больше остальных, и надпись на его боку виднелась почти во всю длину. Язык по-прежнему был не читаем, но эти знаки он уже видел где-то раньше. Не столько в книге Альберта, а скорее в одном из своих видений. Кажется, он начал понимать, откуда взялись эти картины в его снах, и что же такое собой представляют собой эти свитки.

Возможность прожить чужую жизнь! Увидеть чужими глазами страны и события! Прикоснутся к тайнам древности и настоящего. Неудивительно, что карлику понадобилась эта вещь. Однако здешние хозяева, видимо, просто не знали, что пылилось у них в кладовой. Иначе не бросили бы их как бесполезный хлам гнить в сыром подвале. Кстати, о гниении, кажется, он начал догадываться, что случилось с его телом и колом, которым его проткнули слуги колдуна, прежде чем замуровать в этой норе. Однако это давало ему призрачный шанс вырваться на свободу.

Призрачный шанс для призрака - однако, каламбур выходит.

Если бы у него были губы, они сложились бы в кривую усмешку, а так он лишь испытал отголосок эмоции и принялся изучать свою могилу. Каменный мешок полностью оправдывал свое название -пара шагов в ширину и несколько — в длину. Он осмотрел все углы и нашел несколько щелей, но проникнуть в них не удалось, как будто что-то препятствовало его попыткам протечь между камнями. Возможно, он все еще привязан к месту смерти. После осмотра стен он внимательно ощупал то, что осталось от его тела и с волнением заметил, что кожаная амуниция сильно подпорчена мышами. Это было хорошим знаком. Не бог весть какая еда, но при мысли о пище его накрывала такая волна жажды, что он вновь становился пробкой в водовороте желания. Отогнав, как мог мысли о еде, бывшая жертва залег на крышку сундука и стал ждать появления мелкой добычи.

Время тянулось, потом текло, потом бежало, потом летело, а потом он услышал шорох маленьких лапок по полу и понял, что его награда пришла навстречу с ее участью. Вытянув несколько щупальцев вперед, он плавно окружил маленького зверька кольцом себя, когда почувствовал в нем крохотную каплю жизни.

Он не знал, сколько прошло времени, пока его сущность, получившая возможность хоть чуть-чуть утолить внутренний голод, вновь открыла глаза для его разума. В подвале было так же серо, но пол перед его телом покрывали многочисленные останки серых шкурок. Он все так же был в призрачном состоянии, но в этот раз чувствовал себя чуть-чуть плотнее. И еще, он знал! Знал, что там, за стеной, вновь появился свет. И там есть НАСТОЯЩАЯ ЕДА! Может быть, не прямо сейчас, но уже скоро! Он пробрался к входу в склеп и тщательно обследовал стену на малейшие щели и дуновенье ветерка. Однако тщетно. То ли магия колдунов была еще сильна в этой двери, но так или иначе, в эту сторону выхода не было.

Решив не терять надежды раньше времени, он попробовал протиснуться в щели, которыми сюда приходили его серые кормильцы, но на третьем витке почувствовал, что его сила тает, и понял, что удалился слишком далеко от своего тела. И действительно, еще через поворот он опять уткнулся в невидимую стену. Как собака на привязи! Пришлось возвращаться в свою конуру, неким призом его экспансии послужила одинокая мышь, которую он выпил, прежде чем успел понять, как же и что же это он делает.

Вернувшись в свою камеру, он вновь залег на свои сокровища и приготовился ждать, даже если потребуется ждать вечность.

Очнулся он от ЗАПАХА. Запах был настолько оглушающ, что даже воздух как будто сгустился вокруг него, и он потек по его изгибам, плавно струясь сквозь поры и ручьями стекая по его ложбинам. Он тек как змея, как стрела, летящая в цель, он был неотвратим и беспощаден, потому что он был желанием, он был жаждой, он был и не был одновременно. Он чувствовал легкое дрожание ветерка у заветной щели, и он настиг ее. Втянулся, протек, капля за каплей, в узкую расщелину, огибая еще горячий кусок свинца и жадно слизывая и впитывая щедро разбрызганную по камням влагу. Это был настоящий рай! Прекрасная, еще не свернувшаяся влага была щедро расплескана по камням. Он впитывал ее всеми частичками себя и на какой-то момент понял, что в каменном зале он не один, что там есть еще несколько существ, прямо-таки переполненных жизнью. Этого разум выдержать не смог, Зверь в его душе разорвал путы и прыгнул.

Камил открыл глаза и, увидев перед собой знакомый каменный потолок, судорожно вздохнул.

— Экий мне сон привиделся!

Звук собственного голоса оказался для него столь неожиданен, что заставил слегка шарахнуться в сторону и здорово приложиться головой о стену. Боль в голове оказала прямо-таки целебное воздействие.

Быстро прокрутив в голове последние события, он внезапно осознал тот факт, что знает, что пока он сидел в склепе и охотился на мышек, в подлунном мире прошла добрая сотня лет. Год наверху — двадцатый, кругом опять революция, террор и война. И своему оживлению он обязан красным комиссарам, которые сначала воспользовались этим подвалом для допроса и расстрела пленных, в процессе чего и повредили каменную кладку. А после его воплощения стали первой пищей. Черт возьми, после этого он просто обязан сделать для них что-нибудь хорошее! Если не для них, то для их дела.

— Итак, просьбу старика я выполнил. Осталось найти поганца-тореадора, и можно возвращаться в Италию, надеюсь, старик не загнулся там до сих пор в своих катакомбах.

Камил одернул на себе кожанку, поправил фуражку в воображаемом зеркале. Немного посетовал, что сапог его размера ни у кого из горемык не оказалось — пришлось обойтись изрядно поношенными ботинками.

Повертел в руках многозарядное техническое достижение немецкой промышленности, и решил, что с этой штукой разберется позже. Положил один из свитков в плоскую штабную сумку и по длинной винтовой лестнице поднялся наверх. Над главной башней замка плескался по ветру флаг цвета еды, а над ним горели знакомые созвездия. Жизнь определенно налаживалась! Можно было начинать не-жить дальше.

* * *

— Просыпайтесь, товарищ Камил, до Киева совсем чутка осталось, — пожилой человек в поношенной тужурке железнодорожника осторожно потряс Камила за плечо. — Товарищ Кореец Вас в штабной вагон кличет.

Омут беспамятства отпускал медленно и как бы неохотно. Камил открыл глаза и несколько секунд смотрел в потолок, удивленно радуясь тому, что он хоть где-то, а не в каменной тюрьме, где он волею случая провел несколько десятков лет.

Камил потянулся, заскрипев многочисленными ремнями портупеи и швами кожаной куртки, доставшейся ему в ночь освобождения. Хотя он как следует подкрепился, выезжая из Москвы, дорога была неблизкой, перехватить в пути ничего не удалось, и теперь на подъезде к матери городов русских жрать хотелось просто до той самой едреной матери. То-есть настолько, что уже приходилось внимательно следить за собой, дабы не закусить каким-нибудь первым попавшимся под руку специалистом.

Он изобразил глубокий вздох, поднялся, нашарил на лавке свою фуражку и пошел вслед за провожатым.

Вообще-то особой нужды в провожатом не было, ибо Камил уже успел обшарить весь бронепоезд на предмет укромных уголков, и с сожалением заметил, что единственное преимущество этих стальных вагонов — это исключительно малое количество окон. Что и делало их столь удобными для перемещения боевой группы.

— Доброй ночи, товарищ Камил! Как настроение?

— Жрать очень хочется, товарищ Кореец, у тебя точно штрафников не завалялось?

— К сожалению, — развел руками низенький плотный сородич, здорово напоминавший хомяка, если вы конечно можете представить хомяка в морском кителе и портупее. — Только наши революционные товарищи, которые нам очень понадобятся в ближайшее время, потому как будут прикрывать ваши задницы во время нашей операции.

— Ладно, перехвачу что ни будь на вокзале, — покладисто согласился Камил, усаживаясь напротив него. — Что у нас за план на сей раз?

— Ага, директивы у нас такие, — Кореец разорвал бумажный конверт, нацепил маленькие круглые очечки и близоруко сощурился над бумагой. — Перехватить, усыпить, доставить... ну это ясно, ага, воно как! Ага... ага... В городе еще правит старорежимный Князь, ставленник поляков — Пан Погольский. Все его называют просто Пан. У него в плену одна персона, которая очень важна для Совета. Итак. Значить, пока наш бронепоезд блокирует вокзал, товарищи Камил и Ствол высаживаются на станции и идут, якобы, выражать почтение благородному собранию. А на деле узнают ее местонахождение и или высвобождают пленника, или сообщают нам, и мы выставляем им ультиматум. С занесением в ихнюю грудину! Вопросы есть?

— А почему местные, значить, товарищи не могут нам этого сообщить? — подал из угла голос бородато-волосатый красноармеец, которого Камил вначале вообще принял за труп. — Опять, значит, в самое пекло соваться?

— Местные товарищи — через одного контра и мелочь пузатая, добыли информацию о ценном пленнике, но дальше что-то сделать — кишка у них тонка, вот поэтому Совет и прислал наш спецотряд. Спе-ци-ально! Ясно?

— Мне, ясно — кивнул Камил. Как его звать, или как мы его узнаем?

— Все есть, звать Анесса Блэксторм, иначе известная как ...

— Ночная Птица? Здесь?? — Ствол подался вперед всем телом, — Мы будем ловить Ночную Птицу? Она же мертва уже лет двадцать? Ее сожгли в Лейпциге в начале века. За то неудачное предсказание.

— Ну, во-первых, оно было не неудачным, а не приятным. А во-вторых, приказы Совета не обсуждаются! Прикажут — будем ловить хоть самого Каина!

-Типун, тебе на язык, — поморщился Ствол, — связной-то хоть будет? А то я в Киеве и не был никогда. Не знаю как вы..гос..тов.

— Меня звать Камил, и я тоже тронут перспективой совместной прогулки по неизвестному ночному городу. Особенно по такому древнему и, безусловно, населенному крайне интересными существами.

— Понятно, когда вокзал?

— Никогда, остановимся на товарных путях. Выйдете со станции, увидите на углу тумбу с афишами, возле тумбы — человека в сером пальто и в кепке.

Пароль: "Где можно купить птичьих перьев?" Отзыв: "Зачем покупать — их тут и так везде достаточно".

— Слушай, Кореец, а какой идиот у нас там пароли придумывает? Вы еще "Как пройти в библиотеку" спросите!

— Ствол, если б ты не был такой умный, то давно бы уже был где-нибудь повыше.

— Это на небесах что-ли?

-Това-арищи спеецотрядовцы, — прервал их Камил, — если вы закончили обмен любезностями, может быть, мы уже приступим к заданию. А то жрать охота, так что еще полчаса прений, и я за себя не ручаюсь.

Как раз в этот момент состав сильно дернулся и остановился. Кореец, не ожидавший такой подставы со стороны машиниста, сильно качнулся, уронил очки под стол и нырнул вслед за ними.

Камил, пользуясь случаем, пододвинул к себе фотокарточку и коротко сквозь зубы выматерился. Это была фотография портрета, очень знакомого портрета незнакомой женщины.

Камил аккуратно подцепил фото двумя пальцами за уголок и сунул его качнувшемуся в его сторону Стволу, после чего похлопал ладонью все еще ползающего под столом Корейца по пояснице.

— Счастливо оставаться, — и пошел к выходу.

— В добрый путь, товарищи, — хрюкнуло из-под стола.

Спрыгнув на погрузочный перрон, Камил аппетитно принюхался. Пахло привычным страхом обывателей многократно переходившего из рук в руки города, паровозным дымом, и еще какой-то гадостью, которой всегда несет на вокзалах. Камил понимал, что часть воспоминаний относится к памяти его жертв и не имеет к нему никакого отношения, но они так уютно угнездились на задворках сознания, словно заполнили собой почти столетний промежуток серой пустоты. Вот и сейчас запах угольного дыма вызвал в памяти множество подробностей из жизни бывшего кочегара. Угольный чад, свист топки и яростно пляшущее в ее зеве ненасытное пламя.

Он мотнул головой, отгоняя наваждение, и заметил, что его товарищ ушел далеко вперед, уже почти к самым воротам пакгауза. Камил еще раз оглядел перрон и поспешил вслед за ним. И догнал уже только в городе, на первом перекрестке возле облупленной покосившейся тумбы, пестрой от обрывков афиш и воззваний.

— Товарищ, Ствол, вы грамоту разумеете? — обратился он к своему спутнику.

Тот оторвался от верчения самокрутки из обрывка прокламации и внимательно посмотрел на Камила.

— Послушайте, уважаемый, я не знаю сколько Вам лет и сколько ночей, но я Вас уверяю, что тупые упыри обычно не протягивают и года. Выживают хитрые и умные. Вся эта мишура с паролями, явками, товарищами и маузерами, по большей части, ничем не отличается от предыдущей, исполненной шпаг, господ и аксельбантов с подвесками. Просто дань эпохе. Театр, пьеса, постановка. Наши подмостки — этот мир, и в данной пьесе я — красноармеец по кличке Ствол, а Вы — комиссар Камил, и да я умею складывать буквы в слова. Но предпочитаю складывать трупы в штабель — привычнее и проще.

Тут его вдохновенный монолог был прерван каким то оборванцем, с свежеподправленным глазом, который кинулся к ним из соседней подворотни и почти упал бы им под ноги если бы Камил ловко не подхватил его за шиворот.

— Я это, значить, не-не, не надо! — выдохнул он, глядя в упор на блестящий металл огромного револьвера, неведомо как оказавшегося в руке Ствола. — Я только спросить, панов хотел! Ну, или если панам вдруг интересно, где, стало быть, этими перышками пташьими торгують, так я хотел сказать, что тут их и так валом вкруг, и покупать, стало быть, совсем незачем!

— Интересно, а почему ты?

— Я, паны, потому как Митьку вчера прищучили, и он помирает — лежит. Очень меня просил выручить, а то, говорит, большая беда будет, если панам город не показать. Провожу Вас до места в лучшем виде. Тут недалече.

Ствол вопросительно посмотрел на Камила, тот равнодушно пожал плечами и отпустил горе-связного.

— Веди — приказал Ствол, — но помни, что я вижу твою спину.

Так они и пошли. Сначала — без умолку тараторивший заменитель связного Митьки, который назвался его кумом Степаном Околесицей, потом — попыхивающий самокруткой Ствол, держа руки в карманах длинной кавалеристской шинели. Камил шел замыкающим и откровенно глазел по сторонам, чувствую себя эдаким ночным туристом. Они прошли по одной улице, потом свернули на другую, потом перешли третью, и Степан уже было вознамерился шмыгнуть в какую-то дыру в заборе, когда был опять отловлен за воротник подозрительным Стволом.

-Ты это кудой?

— Тудой. Туточки дорога в два раза ближе. Через сад, стало быть.

— Ладно, только не бежи — не видно ни черта.

В дыре действительно было темно, Для человека. Они пролезли за забор, и Камил очередной раз поразился актерским талантам Ствола, так ловко разыгрывающего смертного. Сам он регулярно забывал даже дышать, не то что курить, охать и жаловаться на ревматизм или полную темноту.