Если судьба выбирает нас...

Палатов палит из карабина по ближайшему врагу и, выставив вперед штык, ломится дальше в гущу драки. С другой стороны площадки из хода сообщения выскакивают несколько фигур в фельдграу. Не целясь, даю по ним очередь на полмагазина, а потом падаю на колено и уже прицельно расстреливаю оставшиеся патроны.

— Щелк!!! — выпалил все до железки. Ору 'Савка, прикрой!', вынимаю пустой магазин, сую его за голенище сапога, хватаю из подсумка другой — снаряженный и судорожно вставляю его в горловину.

— А-а-а-а-а!!! — на меня, вопя во всю глотку, несется здоровенный немец с 'маузером' наперевес.

Черт! Не успеваю...

— Гдах! Гдах! — Гремит над ухом дробовик. Картечь останавливает яростный рывок вражеского солдата, и он утыкается в землю в трех шагах от меня. Это верный Савка прикрыл меня из своего 'браунинга'.

Повезло... Передергиваю затвор автомата. Все! Теперь подходите, суки — всех отоварю!!!

Яростное и раскатистое русское 'Ура!' слышится сзади. Орлы из одиннадцатой роты наконец-то прочухались и пошли в атаку.

Теперь мы немцев точно дожмем!

Площадка уже очищена от врагов, из ходов сообщения набегают новые и новые гренадеры.

— Вперед! — машу рукой, указывая направление. Успеваю подумать, что это — любимое мое словечко на сегодня, однако. Следом за выскочившим откуда-то Акимкиным с его ручником 'Бертье-Федоров' ныряю в следующий ход сообщения.

Еще несколько минут суматошного бега и стрельбы, и мы оказываемся у пары аккуратных палаток, возле которых у раскладного столика стоят несколько немцев с поднятыми руками, опасливо косящихся на штыки моих гренадер.

Финита ля комедия... Противник предпочел сдаться — и слава Богу!

Фу-у-у-у-у-у...

Жрать хочется — сил нет!!!

9

Какая вкуснотень!!!

Я жадно поедал горячую рассыпчатую гречневую кашу с мясом и луком. Тыловики наконец-то добрались до нас, причем ровно за полчаса до полуночи. Теперь оголодавшие солдаты активно подкреплялись.

Тут же был организован пункт раздачи огнеприпасов. Подтянулись санитарные повозки под командованием младшего врача коллежского секретаря Эльбова, а за ними минометчики и артиллеристы со своими траншейными пушченками.

После окончания боя мы успели подсчитать потери и трофеи, с помощью пленных саперов подготовить позиции к обороне, развернув их фронтом на север, и для полного счастья нам не хватало только здорового трехразового питания.

Я даже сгрыз несколько сухарей из сухпая, пока мы с Лиходеевым осуществляли традиционный военно-административный учет и контроль, а Савка набивал патронами опустевшие автоматные магазины.

Блаженное чувство сытости меня и подвело. Едва закончив ужин, увенчавшийся несколькими глотками красного вина из фляги, я вырубился, сидя на трофейной скамейке и привалившись спиной к стенке траншеи.

* * *

Выспаться, как следует, не удалось.

Савка разбудил меня в пять утра, едва только стала заниматься заря.

— Вашбродь! Вашбродь! — потеребил он меня за плечо. — Немцы!!!

— Что? Где? — сон как рукой сняло.

— Караул у болота доложил — германская колонна! Кузьма Акимыч велел вас будить, а сам побёг к пулеметчикам.

— Ага! — я выбрался из-под одеяла, которым меня накрыл мой заботливый ординарец, нахлобучил каску, подхватил автомат. — Идем!

Мы рысью пробежали по ходам сообщения до самого флангового поста, стоявшего на краю болота, по которому мы вчера так ловко обошли немцев.

Лиходеев был уже здесь — вместе с пулеметным фельдфебелем Смирнягой распоряжался установкой второго 'максима'. В передовом окопе готовились к бою гренадеры.

— Здравия делаю, вашбродь!

— Утро доброе! Ну что тут у вас?

— Эвона! Глядите! — Кузьма Акимыч махнул рукой в направлении открытого поля, начинавшегося сразу за болотом.

Я схватил бинокль и впился взглядом в утреннее туманное марево стоявшее над полем.

Оба-на! Действительно, метрах в шестистах маячила немецкая ротная колонна, идущая прямо на нас.

— Где командир роты?

— Двух вестовых послал сыскать, да видать, пока не нашли. Его благородие ночью ушел к медицинским, винца попить, да так и не вернулся. — Откликнулся Лиходеев.

— Ладно! Без него разберемся... — Я вновь приник к биноклю. — Подпустим германца поближе и ударим!

Затаив дыхание, мы ждали приближения немцев. Они шли четко, сомкнутой походной колонной. Офицер вышагивал рядом со строем впереди справа.

Подпустив их шагов на триста, я крикнул:

— Огонь! Пли!

Застрекотали 'максимы', жадно поедая патронные ленты, их поддержали ручные пулеметы третьего и четвертого взводов. Гренадеры, высунувшись из окопов, тоже бегло палили по противнику.

Первые ряды вместе с офицером были скошены сразу. Остальные немцы шарахнулись в стороны и бросились на землю — окапываться. Но плотность нашего огня была такова, что через какие-нибудь десять минут вся колонна оказалась перебита или прижата к земле.

— Третий взвод! — Обернулся я к унтер-офицеру Зайцеву. — Вперед! Прочесать поляну, там должен был кто-то остаться. Идите аккуратненько вдоль болота, а то мало ли что...

— Слушаюсь! — Зайцев схватился за висящий у него на шее медный свисток и пронзительно засвистел, призывая своих подчиненных. — Третий взвод! Выхо-о-одим!!!

Гренадеры засуетились, выбираясь из окопа, и мелкими группами посыпались в приболотную низину. Потом, развернувшись цепью, под прикрытием наших пулеметов они пошли вперед — на немцев.

Сопротивления никакого не было. Уцелевших быстро сгуртовали и погнали к нашим окопам.

Я опустил бинокль и, откинув назад каску, вытер рукавом внезапно выступивший пот.

Весело, однако, денек начинается...

10

Н-да... Колючка в четыре кола глубиной, а за ней линии окопов, доты.

Немцы тут обустроились весьма и весьма капитально. К тому же и сам город должен быть неплохо укреплен.

Мы расположились на вершине одного из мелких холмов менее чем в километре от Штрасбурга, бывшего когда-то замком тевтонского ордена. От самого замка осталась только высоченная восьмиугольная главная башня, торчащая как перст среди невысоких городских кварталов. Другие ориентиры — это кирха и белый шпиль ратуши. Все это — на дальнем берегу речки Дрвецы.

В принципе, в этом районе вся оборона построена по её северному берегу, однако часть города находится на южном берегу. Река изгибается подковой на север, а внутри ее изгиба и располагаются городские предместья, а главное — два моста на тот берег. Линия обороны как раз соединяет основания подковы, образуя предмостные укрепления.

Передо мной только голое поле, раскинувшееся вплоть до вражеских окопов, ухоженное и обработанное даже в военное время.

Я с грустью разглядывал в бинокль германские позиции.

Конечно, здесь оборона не столь насыщена, как та которую мы уже прорвали, но теперь-то нас ждут и такого козыря, как эффект внезапности, мы лишены. К тому же, именно за этой линией находятся последние немецкие резервы и их тяжелая артиллерия.

Интересно, что же дальше? Как наши многомудрые генералы решили для себя эту задачку?

Я убрал бинокль, махнул рукой гренадерам одиннадцатой роты, сидевшим в линии боевого охранения, и отползя назад, стал спускаться с холма у подножия которого с ружьем в обнимку сидел Савка.

— Пойдем, Савка, в роту. Узнаем новости, а заодно и поедим!

— Давно пора, вашбродь! Живот уж сводит! Цельный день не жрамши. — откликнулся мой бравый ординарец, поднимаясь с травы.

— Да уж... Денек был веселый. Но завтра, боюсь, будет еще веселее!

* * *

Обосновавшись на захваченных вчера позициях у высоты четыре-девять-ноль, мы отбили еще две германские атаки, почти полностью уничтожив батальон 3-й резервной дивизии.

А ближе к вечеру, пережив короткий, но интенсивный артналет и продвинувшись еще на три километра, наш батальон вышел к холмам у Штрасбурга.

Теперь нам предстояло прорвать последнее препятствие на пути к Балтике.

Как это будет происходить я представлял довольно смутно, но, вымотавшись за день, не имел никакого желания размышлять о стратегии и тактике. Хотя, невеселые мысли о днях грядущих постоянно крутились в голове...

Теперь батальон спешно окапывался, готовясь к возможному немецкому контрнаступлению. Пока личный состав рыл окопы, подошедший взвод саперов нашего полка обустраивал блиндажи. Вся эта полевая фортификация производилась в невидимой для немцев зоне за холмами и по сути серьезного препятствия для противника не представляла. Настоящие позиции будут возводить ночью по вершинам холмов, а в этих можно будет переждать артобстрел.

Кстати, немцы нас почему-то не обстреливали. Я абсолютно не сомневался в том, что они знают о нашем присутствии здесь, но, следуя какой-то своей логике, противник не вел даже беспокоящего огня.

Перекусив сухпаем, я вместе с Лиходеевым осмотрел, как идут работы. Гренадеры нашей и девятой роты возводили полевые укрытия во втором эшелоне, двенадцатая рота рыла окопы, а одиннадцатая сидела в боевом охранении.

Убедившись, что тут все в порядке, отправился на поиски своего исключительного и замечательного ротного командира.

Поручик обнаружился у обустроенного каптером временного склада боеприпасов. Сидя на патронном ящике, он собственноручно чистил свой револьвер. Надо сказать, что Казимирский не доверял автоматическим пистолетам и принципиально носил 'Наган'. Правда, оружие у него было в специальном исполнении — с шестидюймовым стволом, насечкой и рукоятью из резного моржового клыка. Оставалось неизвестно, как же он пережил оснащение своей персоны таким сложным и капризным оружием, как автомат. Он ни словом, ни жестом не выразил своего неудовольствия, но я подозреваю. Что за два дня так ни разу и не вынимал его из чехла. Меня же, пистолет-карабин системы Фролова, уже прозванный солдатами 'Фролом' или 'Фролычем', вполне устраивал.

Заметив меня, Казимирский оторвался от своего занятия, и устало, оглядев меня с ног до головы, поинтересовался:

— Что нового, барон?

— Ничего, господин поручик! Личный состав и саперы возводят полевые укрытия. В строю — сто семьдесят восемь человек, из них семеро легкораненых.

— Неплохо...

— Опасаюсь, только, что это ненадолго... — Не знаю уж, почему я это сказал. Наверное, Казимирскому этого бы говорить не следовало, но мучимый нехорошими предчувствиями я не смог сдержаться.

— Увы, барон, мы на войне. — Спокойно ответил ротный, возвращаясь к чистке оружия. — Потери неизбежны!

— Я понимаю, но с этим трудно смириться...

— С этим не нужно мириться, к этому нужно просто привыкнуть, барон.

— А что известно о планах командования? — Тактично сменил я тему разговора.

— Подождите до темноты. Был вестовой от командира батальона. Капитан Берг обещал прибыть лично. Вот тогда все и узнаем и планы, и последние новости — приятные и неприятные.

11

— Господа офицеры. — Капитан Берг стоял во главе стола в свежеотрытом и укрепленном блиндаже — штабе батальона. — Нам предстоит окопаться и ждать подхода частей 40-й дивизии или иных изменений обстановки. Наступать через открытое поле на хорошо укрепленную линию обороны в лоб — это самоубийство. Тем более, что по данным разведки, в старом замке расположился артиллерийский парк противника. На нашем участке нет путей сообщения, кроме узкоколейки, поэтому затруднено снабжение, пополнение и поддержка сил второго эшелона. Поэтому, рассмотрев диспозицию, в штабе корпуса изменили план наступления и теперь нашей дивизии предписано занять оборону. Батальон располагается штатно — фронтом по двести пятьдесят саженей на роту. В первой линии одиннадцатая и двенадцатая роты, девятая и десятая — в резерве. Вопросы?

— Ну, то, что нас в атаку не погонят, это новость хорошая.— Задумчиво произнес штабс-капитан Ильин. — И что же теперь? Конец наступлению?

— Отнюдь! По последним данным части I-го Ударного корпуса, и части XXIII-го и XXV-го армейских корпусов, прорвали германский фронт на ширине тридцати километров на всю глубину и вышли на оперативный простор. В прорыв по тылам противника брошены три кавалерийских и одна казачья дивизия. Части 1-ей Ударной дивизии ворвались в Торн. В свою очередь, части II-го армейского корпуса, прорвали оборону противника восточнее нашего участка, и продвигаются вдоль железной дороги на Дойче-Эйлау.

Мы лишь потрясенно молчали.

— Ура, господа! — Наконец подал голос, очнувшийся от ступора Казимирский.

— Ура!

— Ура-а-а-а-а!!!

— Сумасшедший успех! Невероятно! — Ильин приложил ладонь ко лбу. — Но, черт возьми! Как? Как, Иван Карлович?

— Концентрация наших войск оказалась для противника полнейшей неожиданностью. Немцы перебросили все резервы во Францию. Там под Аррасом и Камбре сейчас жуткая мясорубка. А наша 9-я армия нанесла отвлекающий удар в направлении Бреслау. Так что, тевтонцам пока не до нас.

— И все же...

— Кроме того, по слухам, было применено новейшее оружие — 'Бронеходы'. Это самоходная бронированная крепость на гусеничном ходу. — Продолжил Берг. — Нечто подобное применили англичане на Сомме в 16-ом году. В журнале 'Нива' об этом писали.

— А! Припоминаю! Так называемая 'лохань' или, если по-английски 'танк'?

— Именно так!

— Для меня эффект от данной новинки сомнителен, но раз вы говорите...— Ильин покачал головой.

— Надеюсь, теперь всем понятна необычная филантропия нашего командования?

— В свете вышеизложенного? Да! Несомненно!

— Прекрасно! Исполняйте!

— Один вопрос, господин капитан! — Вмешался молчаливый и рассудительный поручик Щеголев. — А что же наши соседи?

— Остановлено наступление всей дивизии! Так что потрудитесь состыковать правый фланг с 9-ым Сибирским Гренадерским.

— Слушаюсь!

— Все свободны. Жду вас к ужину!

* * *

Круто, однако, наши с немцами обошлись. Теперь, если они не отведут свои войска от Штрасбурга, то окажутся в окружении.

Действительно — успех просто сумасшедший.

Надо же — с ходу взяли Торн. А Торн, между прочим, это крепость на Висле. И то, что наши войска ее вот так вот неожиданно захватили — признак растерянности германского командования.

Такого мощного удара с применением новейшего оружия, авиации и специально сформированных ударных частей противник не предвидел, а его разведка банально прощелкала.

Интересно, что они теперь будут делать?

Быстро перебросить достаточное количество войск с Запада — не получится. Прорываться на восток силами двух армий — не имеет смысла. Значит — будут обороняться и контратаковать, ожидая подкреплений.

Размышляя о стратегии, я чисто механически хлебал густую селянку с картошкой и копченостями, поданную на ужин.

Заметив мою отстраненность, Генрих Литус поинтересовался:

— О чем мечтаешь, Саша?

— О победе над Германией и о том, чтобы поспать, — честно ответил я.

— Именно в таком порядке?

— Нет, что ты! В первую очередь — о 'поспать', а после того, как высплюсь, можно и Германией заняться...

12

Ранним утром меня разбудила канонада, доносившаяся с немецкой стороны.