Последние годы словно бы какие-то несчастья преследовали его клан, как и некоторые другие. Сарутоби тонули в канализациях и вешались на волне депрессии, не возвращались с миссий и ошибались при тренировках техник. И гибли, гибли. Как и Хомура, и бойцы Данзо. Словно какой-то злой рок поставил свою печать на семьях четырёх человек, управлявших сильнейшей Деревней мира.
Через шесть дней, Третьего Хокаге не стало. Консилиум, во главе с главой медслужбы, Якуши-старшим, только развёл руками. Тотальный инфаркт миокарда. Учитывая образ жизни, и трагедии последних лет, подкосивших Профессора Листа, ничего удивительного. Даже шиноби гибнут от таких болезней, особенно, если десятилетиями заняты сидячей умственной работой, а за какую-то пару лет остаются в буквальном смысле последними из ещё недавно не самого маленького, клана.
Пятый, выбранный крайне торопливо, сжал пальцы в кулак. Сжал так сильно, что по ним потекла кровь. Впрочем, возможно, дело было в том, что бинты на руке пылали огнём. Чёрным-чёрным огнём, который, по легенде, нельзя потушить, и который будет гореть семь дней и ночей, пока не иссякнет ярость Ками, смотревшей сквозь те самые глаза.
На рабочем столе лежала шляпа. Самая обычная шляпа каге. Вот только вместо кандзи "огонь", там были совсем другие знаки. Фраза, которая всё объясняла. Ну, не всё. Но многое.
"Вы уничтожили потомков обоих моих сыновей. Кровь за кровь"
Хмуро кивнув, словно бы с чем-то соглашаясь, Пятый сложил печати.
— Обратный призыв.
И с тех пор, его больше никто не видел.
Это было забавно. Это было интересно. Такие страшные, казалось бы, воины, они ничего не смогли противопоставить простейшим подлостям. Почему-то, местные думали, что, истребив какой-то клан, по сути, до предпоследнего человека, они не развяжут руки кому-то ещё. Подумать только, они даже не подумали, очевидно, что с их семьями делают то же, что они некогда сотворили с чужими. Несчастные глупцы! Хоть и хитрож... попые, согласен.
Как бы там ни было, "итог супружеской измены" сгинул в подвалах Корня, который выполнил за меня часть работы. А его глава попросту сбежал. Удивительно, как мне повезло. Вот, честно, не знал, чем его пронять, если понадобится. Семьи нет, привязанностей по-минимому. Даже если бы кто-то, и правда, снём Деревню до основания, уничтожил всех жителей и вассалов и сбросил в могилу, посыпав сверху солью, он бы не отчаялся. Кремень, нет, диполимерный титан, а не человек.
Как бы там ни было, задачи контракта были выполнены почти полностью. Остался только последний. Я даже отложил его напоследок, чтобы успеть насладиться этим миром.
— Ку-ку, кого я вижу? Неужели, моя старая подруга, послала на ликвидацию команду мальчишек?
— Орочимару... вы не представляете, как я рад, что вы выбрали себе именно это тело.
Мой противник, вернее наш, всей команды, поддел пальцами своё лицо. И оно слезло с него, точно латексная маска, открывая другое.
— Надеешься на старые печати, внедрённые в организм АНБУ? Неужели, ты настолько самонадеян, Киба-кун?
— Да нет. Просто мне будет приятно убить не только тебя, но и тело, некогда принадлежавшее Тензо. Впрочем, ничего личного. Просто контракт.
И Акамару первые бросился в атаку.
Мысли вглаз
В АИ лучшим форматом является тетралогия. Внедрение, укоренение, рост и война — четыре слона, выстроенные цепочкой. Нельзя убрать первого, ибо теряется исток. И нельзя смешать второго и третьего, оставив только сухой отчёт о строительстве и подготовке. И, также, глупо было бы выкидывать финал, ради которого всё и затевалось.
Впрочем, конечно же, это касается только АИ классического, любимого мной толка.
Чистяков Василий Сергеевич, лентяй и философатор.
Дань традициям
Хирузен Сарутоби тяжело вздохнул, ощущая сопротивление, с которым потяжелевший, несомненно, пахнущий пеплом, воздух покинул гортань.
Жизнь — живым. Покой — покойникам. Пока ты жив, ходи, действуй, борись, пей каждый миг этой мимолетной мысли Спящего Бога, потому что каждая секунда может быть последней.
Как бы хотелось, чтобы верно было и обратное, верно?
По роду своей службы, Хирузен знал, что покой таким как он не может и сниться. Всегда найдется ещё один враг, ещё одна цитадель, ради которой кто-нибудь, рано или поздно, но оживит тебя, пусть даже ты заперт в желудке Бога Смерти. Второй не зря ведь создал это. Эдо Тенсей, последний довод Воли Огня.
Покойникам — покой. Но не время. Об этом писал ещё Второй, и в этом убедился сам Хирузен, пусть и на собственном опыте.
Нет никакого Чистого Мира. И Желудка Смерти — тоже нет. Вот только что ты приносишь себя в жертву божеству, всегда внушающему смертным подспудный страх, тебя засасывает внутрь, и вот ты уже снова стоишь с закрытыми глазами, вдыхая безвкусный, чужой для тебя нынешнего, воздух живого мира.
Что же, одно лишь утешает. Потомки, а несомненно, Огнём правят его внук или его дети, не стали бы звать Профессора Листвы просто так. Что же, он снова послужит своей семье... то есть, конечно же, стране. Да, разумеется, говорить следует именно так. Мало ли, кого на церемонию возвращения были вынуждены пригласить внук с соратниками?
Хирузен Сарутоби открыл глаза.
Взгляд тут же уперся в знакомую, покрытую уникальными отметинами, рожу. Светлые волосы, глаза не голубые, насыщенно синие. Но всё равно, узнаваемое лицо.
— Наруто, как ты вырос!
— Здравствуй, Третий. И спасибо, я действительно старался — ответил даже не подросток, а вполне взрослый мужчина. Пальцы его левой руки легко коснулись фарфоровой маски, закреплённой на поясе — я очень старался.
Хирузен улыбнулся. Что же, отлично! Конечно же, лучше было бы сразу увидеть внука. Ох, парень наверняка уже тоже вымахал, он всего на пару лет моложе Наруто.
— Отлично, Наруто. А где же Конохамару? И как там мой сын? Пойдём скорее, я хочу увидеть Лист перед сражением!
— Не получится.
— Как это? Наруто, не огорчай старика. Дай мне немного передохнуть. Ты знаешь, смерть и возвращение в этот мир так утомляют. Где там мой любимый внук?
— Внутри.
— Внутри здания? Хотя нет, я чувствую, мы же под землёй. Родство с элементом сказывается. Где-то здесь, в катакомбах?
— Нет. Внутри вас.
— Что ты говоришь... — начал было Хирузен, уже осознавая, что это значит.
Возникшие из стен, воздуха, цепи и тонкие прозрачные нити, больно врезались в метнувшееся вперёд тело. Врезались — и остановили зашипевшего от злости Хирузена.
Кто сказал, что мёртвые не чувствуют боли? Да, Второй создавал своё оружие для войны, и призванные обратно в тварный мир для боя, не должны испытывать слабости живых. Видимо, кто-то успел подготовиться, основательно изменив первоначальную заготовку.
— Чтобы Чистый Мир отпустил добычу, ему надо дать кого-то на замену. Кого-то, кто тоже относится к человеческому роду. То, чем стал Конохамару, вполне подошло на роль оплаты.
Больно. Пальцы сжаты в кулак. Цепи из металла, проволока из Ветра, — всё врезается в мёртвое тело, вызывая сильную боль. И не поддаётся.
— Почему?
— Вы были нужны здесь.
— Неужели не было никого другого для Эдо Тенсей? Почему нужно было жертвовать моим внуком?!
— Асума мёртв. Лист разгромлен. Неоднократно. И я не видел смысла жертвовать кем-то другим, более ценным.
Вот оно что. Неужели всё настолько плохо? Тогда почему он висит, прикованный к стене, а не сражается за дело Листа и Волю Огня?
— Почему? — услышав этот вопрос, Наруто улыбнулся. Не так широко и заразительно, как у него это получалось в детстве, когда Хирузен был ещё жив. Что поделать, дети взрослеют. Только что это был мелкий мальчонка, живущий одним днём. Если смеяться — то заразительно. Если грустить — то от всей души.
А теперь это мужчина "от двадцати до сорока пяти", спокойно говорящий тебе в лицо, что чтобы вернуть великого, а Хирузен искренне считал себя великим, правителя, он, Наруто, принёс в жертву единственного внука Хирузена.
— Ещё не поняли? — пальцы левой руки, перестав стучать по маске, взлетели вверх, чтобы погладить металлическую пластину, закреплённую на лбу — Ты всё также невнимателен, старик?
Хирузен проводил руку взглядом, по привычке скрывать свои возможности подслеповато щурясь, разглядывая пластину. Самый обычный металл, только матовый вместо привычной по прижизненной памяти блестящей полировки. Что же, логично, наверное. Блестящий металл здорово демаскирует, хотя и это порой можно использовать, как и блики, пускаемые в глаза противника. В остальном же — вполне стандартный опознавательный знак, на котором выгравирован символ родного Поселения.
Знак. Вместо "спирали-и-уголка", символа Листа, совершенно другой символ. "Квартет сдохших глистов", символ Тумана.
— Предатель!
Дергаться Хирузен не стал. Зачем, если и так всё понятно? Лучше ждать, выжидать удобного момента. Придёт время, и ожививший пожалеет, что воспользовался украденным у Листа оружием. Надо только терпеть, копить силы, искать и ждать ошибки врага, выросшего из милого ребёнка, должного быть самым верным, самым сильным цепным псов правителей Листа.
— Вот это навряд ли — ответил всё так же спокойно Наруто, доставая словно бы из воздуха, простой деревянный стул. Печать-хранилище на руке, или бумага с печатью в рукаве? Следует запомнить, ведь ему, Хирузену, убивать эту погань. А он ведь, дурак старый, чуть не обрадовался. Как же, вернули в мир живых, пусть и ходячим покойником! Встречи с родными и кровопролитные сражения прилагаются.
— Видите ли — продолжил тем временем Наруто, устраивая на сиденье стула добытую из прежнего источника подушку — предателем можно стать, лишь нарушив клятву или присягу. Но вы ведь тоже обещали своим учителям сохранить их клан, верно?
Хирузен встретил обвинение молча. Да, полная гибель всех, способных хотя бы в перспективе дать потомство, представителей клана Сенжу, была аргументом. Чтобы не знал Наруто о бульдожьей возне под ковром, также именуемой теневой политикой Листа, обвинение в любом случае было справедливым. Намеренно или нет, но Хирузен не уберег клан Первого и Второго. Ещё когда он был жив, от Сенжу остался только один представитель, вступившая в менопаузу задолго до того, как сам Хирузен попал в челюсти Бога Смерти.
— Молчите? Ну да, что вам спорить-то? — усмехнулся Наруто — Хотя я и ожидал, что вы отбрехаетесь благом Листа, забота над которым превыше заботы о чьей-то там семье. Ну да ладно, будем считать что вы это сказали. Тогда вот вам мой аргумент, — к тому моменту, когда мне повесили на голову символ Листа, я уже выполнял задание своей страны.
— Что?
— Ничего личного, знаете ли. Просто было мне тогда ещё лет десять. Или даже чуть поболее? Кто знает, с годами настоящие воспоминания чуть блекнут и слегка путаются у всех.
Как бы там ни было, тогда в Лист зашёл странник, специалист по использованию Воды и оперативник разведки Кири вне штата. Он мне и предложил отдать свою верность тем, кто это оценит. Я предложение оценил. Так что, как видите, я никого не предавал. Ничего личного, Третий. Это просто было моё задание.
— Ты предал нас. Тех, кто любил тебя. Тех, кто доверял тебе! Даже свою страну, и ту предал!
— Мило. Вы так предсказуемы, Третий — Наруто снова улыбнулся, но теперь его лицо показалось чужим — что же, начну по порядку, пожалуй.
Любили меня? Кто? Единственный человек, который и правда любил меня, чуть не погиб из-за ваших интриг. Именно из-за этого я вынужден был бросать всё, прерывать задание раньше времени. Я просто вытаскивал своих людей из Листа. И вот что характерно, Туман выдернул меня и моих агентов, спас всех, кого я смог вывести. А вы двумя годами ранее велели своему резиденту оставаться. Итог — четырнадцать трупов на личном счёте моего друга, которому велели зачистить сеть. Хорошая цена, не правда ли, Хирузен? Полтора десятка агентов ради попытки добыть информацию тактического плана?
Доверяли мне? Ну, извините, это была моя работа, святая обязанность резидента и Генина Тумана, внушать вам всем доверие. Да и цена вашему доверию, если имена родителей я узнал не от тех, кто их знал лично. Как и всегда, информацию о моих корнях мне добыли в Тумане. Первую порцию, самую шокирующую, ещё до того, как я принял задание шпионить в ваших рядах. Как задаток. Как признак доверия.
Свою страну? Какую? Моя мать родилась в стране, которой больше нет на карте мира. Развалина формально принадлежат Туману, так что у меня было полное право присягнуть тем, к кому примкнул труп родины моей матери.
У меня не было ни семьи, ни дома, Третий. Хотя мои родители были довольно богаты и известны, но мне даже их имён не оставили. Я был никому не нужен в этом вашем Листе. Без корней, без друзей. Вам ли, ученику тех, кто предал свою крошечную Страну Лесов, чтобы создать Лист и Огонь, обвинять меня? Мне протянули руку, впервые за долгое время. Мне предложили дом... и горячо извинились что вынуждены просить меня хотя бы рассмотреть возможность остаться на вражеской территории. И я согласился, потому что я уже только откладывал возвращение домой. И знаете, что самое странное? Когда вся та эпопея, первый акт этой глупой пьесы, закончились, и я, наконец, прибыл в Туман, я понял, что, действительно, вернулся. Вернулся в дом, где до этого ни разу не был. Потому что все, кто протягивал мне руку дружбы в детстве, были там, в Тумане. Странники и оседлые агенты, которые, помимо основных задач, не видели зазорным дать леденец или ценный совет самому маленькому агенту Тумана в Листе.
Итак, Третий, вопросы?
Третий вздохнул бы, если бы это могло помочь. Как порой отвратительно быть возвращённым, без обоняния, гормональной системы и привычной остроты эмоций.
— Почему мой внук?
— Да потому что он стал бесполезен в ином качестве. Когда я захватил его в плен, было решено просмотреть всю его память, от первых детских воспоминаний. Мало ли, что услышал в доме деда молодой Конохамару? В итоге, получился овощ. Не поливать же его питательными растворами. Гуманизм по отношению к пленным — это или трезвый расчёт, или слюнявый идиотизм. Вам ли не знать?
— Тогда зачем я здесь?
— Да просто так. У нас был овощ, я предложил его утилизировать. Вашу кандидатуру на роль возвращенца оценили и утвердили. Вот и всё.
Ну и традиция, конечно. Всё же, в нашей культуре, месть — это святое. К сожалению, я слишком поторопился, разнося поместье вашего клана, так что осуществить ритуальный Таней Презрения на могилах ваших предков не получится. Да и не люблю я быть клоуном настолько. А вот побеседовать с обречённым на запечатывание, — почему бы и нет? Не Мей Теруми же мне душу изливать, право слово.
Хирузен почувствовал, как пересохло в мёртвом горле. Пусть это и невозможно, сознание определяет бытие, и если в горле из серого пепла пересохло, значит, так оно и есть.
— Клан... мёртв?
— Разумеется. Опять же, ничего личного, Третий. Око за око, зуб за зуба, печень за печень, слава за славу, жизнь за жизнь. Если бы я не стёр в порошок саму память о вашем клане, меня бы свои не поняли. Да и оставлять в живых кого-то, способного провозгласить Поход Огня и возрождение Листа, нам не нужно. Тем более, думаю, Первый и Второй меня бы поддержали. Если они были таковы, как я думаю, а не полными гнидами, предавшими семью ради эфемерной мечты.
