— Вы, товарищ лейтенант, уж слишком боитесь немцев, — прокинул как бы невзначай Игнатенко — Немцев не надо бояться, немцев надо бить. Вон японцам по зубам дали, и белофиннам дали, теперь сидят, как мыши под веником. И немцам дадим. Сейчас, наверное, наши соколы их на аэродромах жгут. А наши танки их в землю вкатывают. Видел я этих немцев. Не умеют они воевать. Точнее, могут, но только против прогнивших буржуазных армий. А наша, рабоче-крестьянская, им быстро по сусалам надает. А там и немецкий пролетариат поднимется на борьбу.
Я посмотрел на Игнатенко как на маленького ребенка, который несет какую-то глупость и в нее искренне верит. А взрослые не хотят или не могут ему сказать об этом.
— Ох, — сколько же горечи было в этом тяжком вздохе — Война началась, лейтенант, понимаешь ВОЙНА!. Будет она долгой и тяжелой. И немецкий пролетариат на борьбу не подымится! Но мы победим, обязательно победим.
Еще раз горячо и искренне благодарю за оказанную помощь. Танкисты слушают, они торопятся уехать с этого негостеприимного места. Мишени лучше, чем техника, застрявшая на переправе, не найти. Мы тоже последуем их примеру, только немного позже.
— Эй, — позвал я танкиста, когда он уже подходил к своему танку. Он обернулся. Между нами было десяток метров.
— Лейтенант, ты береги себя. И еще, если куда-то отправлять будут, всегда с собой бери, побольше горючки, боеприпасов и еды. Сколько сможешь увезти, столько и бери.
Сказал, повернулся и пошел к своим пацанам, уже подойдя к БТРу обернулся и увидел как танкист забрался в башню своего маленького танка, махнул рукой своему экипажу и легкий, быстрый Т-26 преодолел подъем на дорогу почти мгновенно. Правда, подняв при этом огромную тучу пыли. Танкисту надо было спешить. Ему во что бы то не стало, надо нагнать ушедшую вперед колонну.
Не знал я, что этого танкиста на самом деле зовут Сергей Вавилов, и звание его — старший сержант. Не знал я, что на протяжении всей войны вспоминал он эту странную встречу у брода, странного лейтенанта на странном бронеавтомобилеи и был благодарен этому за этот нехитрый совет. Эта чрезмерная запасливость, над которой так часто смеялись и подшучивали однополчане, не раз спасала сначала его экипаж, потом его взвод, потом и роту, а под конец войны и батальон, которой командовал гвардии капитан Вавилов.
Тем временем рассвело. Солнце светило все ярче и ярче. Необыкновенная красота природы меня радуют. Лирическое настроение прервало появление в небе немецкого самолета-разведчика. Когда-то в детстве, дед рассказывал, что у немцев было два типа самолетов-разведчиков: "рама" и "костыль". Прозвище они получили за свой внешний вид. "Рама" — двухмоторный, двухфюзеляжный самолет, "костыль" — одномоторный, имеет хвост, отличающийся какой-то деталью, высоко поднятой над фюзеляжем. Ненавидели они обоих люто — больше, чем любые другие немецкие самолеты. Когда они висели над траншеями, некуда было деться от точного артиллерийского огня. И просьбы командиров сухопутных частей в это время сводились чаще всего к одной: "Сбейте!.." Самолеты эти напичканы разным разведывательным оборудованием и имеют броневую защиту брюха. Зенитного огня не очень боятся. Появление их ничего хорошего не сулило. По рассказам деда, обычно они или наводили бомбардировщики на цели, или корректировали огонь артиллерии. Судя по объяснениям деда, над нами сейчас кружил "костыль"Это свидетельствовало о том, что передовые части немцев не так уж далеко.
Направление куда ушли выручившие нас танкисты, практически совпадало с нашим. Запросив "Овод" о воздушной обстановке, и получив информацию о нахождении самолетов, пришлось скорректировать маршрут движения. Вдоль дороги рос редкий мелкий лес и кустарники.
Отъехав немного от брода и оглянувшись назад, отметил густой шлеф пыли, которая поднявшись, практически не опускалась на землю. Со стороны пыль наверное смотрелась как стена или специально поставленная дымовая завеса, которая здорово демаскировала нас. БТР натужно ревел, глубоко увязая в песок дороги. Водителю пришлось понизить давление в шинах, иначе мы рисковали застрчть еще раз. По моим расчетам, где-то здесь должна находиться колонна техники, моторы которой я слышал перед речкой, в которой мы застряли. Опять появился немецкий самолет-разведчик, похожий на У-2, стал кружить немного в стороне. Наведя на него бинокль, увидел в низу у самолета два оптических прибора. С той стороны где кружил разведчик кто-то выстрелил из винтовки. Потом еще, — и пошла трескотня. По самолету палили из сотен винтовок. А он продолжал кружить, и закончив разведку, ушел на запад Тем временем лесная дорожка вывела нас из редкого лесочка на довольно широкую дорогу, мощенную камнем. По ней двигалась небольшая колонна техники, из нескольких бронемашин с двумя танками. Как назло, отступать было уже поздно, нас определенно заметили. Да и вообще, трудно не заметить подъезжающий БТР. К нам направилась одна из бронемашин с пулеметом винтовочного калибра в башенке. По ТПУ отдал приказ:
— Водила! БТР не глушить, воткни заднюю передачу, если что отходим задним ходом за гребень, там разворачиваемся и обходим колонну. Наводчик! Держи на прицеле танки — они для нас самые опасные! Нашего калибра для них хватит. Десант! Наблюдает через бойницы за местностью! Все!
Тем временем бронеавтомобиль подъехал и из него выскочил военный и не представившись попытался взять на "горло":
— Кто такие? Из какой части? Где ваши документы? Куда следуете?
Имея уже небольшой опыт общения, нисколько не смутившись, спокойно задал встречный вопрос:
— С кем говорю?
Пришлось ему представиться:
— Лейтенант Фомин.
— Лейтенант Штода.
— Из какой части? Где ваши документы? Куда следуете?
— Отдельный дивизион особого назначения. Документы имею приказ не предъявлять. Согласно приказа командира дивизиона веду разведку.
Теперь Вы лейтенант! Как говориться: "кто, откуда, куда, зачем?".
Немного подумав, лейтенант важно заявил:
— Минуточку! И отойдя к броневику, кому-то докладывал:
— Товарищ генерал-майор! Это наверное, те самые, о ком докладывал старший сержант Вавилов.
Еще о чем-то поговорив, Фомин возвращается и говорит:
— Генерал-майор приказывает Вам доложить лично!
Да! Придется идти на доклад. Генерал, он и в Африке — генерал. Они шутить не любят! Спрыгнув с БТРа и поправив на поясе пистолет, я двинулся вслед за Фоминым. Когда мы уже подходили к машине, из неё вышел военный в комбинезоне. Ворот был расстегнут, и были видны по две звезды на черных бархатных петлицах. Я уже знал, что у генерал-майоров почему-то по две звезды. Отбив положенные по уставу три строевых шага, я бодро доложил:
— Товарищ генерал-майор! Лейтенант Штода по Вашему приказанию прибыл!
— Товарищ лейтенант! Объясните мне, что за форма на вас, что за оружие и техника у вас!
— Товарищ генерал-майор! Наш дивизион проводит комплексные испытания новой техники, нового оружия, новой формы и амуниции. Больше я не имею права ничего Вам рассказывать!
Генерал хотел задать еще какой-то вопрос, но его прервал мой сержант, прямо с БТРа крикнувший:
— Товарищ лейтенант! "Овод" передает, что в наш квадрат следует восемь целей. ОВП две-две с половиной минуты! И скрылся в люке БТРа.
Тут генерал не на шутку обиделся.
— Лейтенант! Что себе позволяет ваш подчиненный! Ему, что УСТАВ не писан!
— Товарищ генерал! Мой сержант поступил абсолютно правильно! Только что, он доложил, что сюда летят восемь немецких самолетов, вероятнее всего, что бы бомбить Вашу колонну. Прошу Вас дать приказ Вашим людям рассредоточится. Самолеты будут здесь через две минуты!
Не думая ни минуты, он кивнул Фомину, и тот побежал к дороге крича: "Воздух, воздух!"
С запада приближались самолеты. Загнав БТР под густую крону необхватного дуба, в стороне от дороги, садимся на землю под прикрытием брони. Самолеты вываливаются из-за облаков прямо над колонной, стремительно входят в полупике. Ясно вижу, что они одномоторные — наверное "мессершмитты". Бомбы отрываются, описывают короткую медленную дугу. Неслышные разрывы, и только потом вздрагивает земля. Бомбы летят теперь куда попало. Одна ухает в лесу. Воют моторы на форсаже. "Мессершмитты" разлетаются в разные стороны. Уйдя на высоту, они становятся в круг и став в правый крен, как на полигоне заходят на штурмовку. Слышится тягучий звук, и сразу разрывы: один, другой, третий... Выходя из пике, мессеры обстреливают обочины из пулеметов, одна из таких очередей попала по БТРу. Звук был, как будто быстро провели арматурой по металлической решетке. Недалеко за деревьями кто-то вскрикнул. Оглядев своих, спросил:
— Все целы?
В ответ мне закивали девять пар глаз, размером с чайное блюдце.
Где-то слышится команда:
— Рассредоточься... Ложись!
На этот раз бомбы падают далеко, метров двести впереди... После того как стихли разрывы, какой-то живой болезненный звук повисает в воздухе. Не сразу даже понимаю, что это дерево. Недалеко от нас надломленная сосна клонится медленно к земле, со стоном рвутся связывающие ее с землей нити. Потом появился наш истребитель. Бой идет у нас над самой головой. Вздрагивает, будто надламывается по длинному фюзеляжу немецкая машина и валится, дымя, куда-то за деревья. Все от радости закричали, запрыгали. Мне тоже хотелось кричать, но я, стараясь выглядеть солидным, бывалым, сдерживал себя. Завалили еще одного "немца", но вслед за этим над нами пронесся горящий истребитель со звездочками. Кто-то рядом из колонны сказал: "Наши храбрые, но беззащитные. Пойдем...". Налет прекратился внезапно, как и начался. Мы встаем отряхиваемся, осматриваем друг друга, потом оружие и БТР.
— Ну как БТР? — спросил я водителя.
— В командирское окно пуля попала, на своем-то я успел щиток захлопнуть, а в остальном, все нормально.
Тут к нам подошел красноармеец и спросил:
— Мужики! Санитара средь вас нет? Наш тяжелораненого перевязывает!
— А что случилось?
— Да, Антипову пуля с самолета в задницу попала, рекошетом от вашего бронеавтомобиля, неглубоко сидит, перевязать надо, а то кровью истечет!
Я встал, залез в БТР, там у нас в аптечке лежали в том числе и медицинские щипчики с загнутыми концами похожие на ножницы, я не знаю, как они там у медиков называются, но их все называли щипцы. Их специально возили их с собой, на случай если придется вытаскивать пулю или осколки из тела.
Подойдя к раненному, увидел что лежит он на животе, со спущенными штанами и раной прикрытой марлевым тампоном от индивидуального пакета. Я снял повязку, рана была как борозда, сантиметров пять длиной, и заканчивалась входным отверстием, кровь шла не очень сильно, и я раздвинул рану, что б посмотреть глубоко ли его зацепило.
— А-а-ай! Ты че делаешь, больно же?! — закричал красноармеец.
Сзади подошли еще бойцы.
— Ну, как там? — тихо спросил один из них.
— Да вроде не страшно, а там хрен его знает, — ответил я. Потом спросил у раненного:
— Как ты?
— Печет сильно! Больно!
— Так. В общем надо доставать. Ты как, готов терпеть боль?
— А что мне остается?
— Давайте спирту дадим, может, не так больно будет, — предложил солдат, который спрашивал есть ли среди нас санинструктор.
— А есть?
— Откудова? Спирт только у военфельдшера. Степенно и как-то рассудительно, как малому дитю ответил солдат и посмотрел на меня.
— Ну че ты на меня уставился? Ноги в руки и к фельдшеру дуй. Да! и йод возьми заодно!
Антипов — вспомнилась фамилия раненного, он чуток поднялся на локтях, и сказал: рана не серьезная — засмеют в роте, охальничать будут.
— Дурной ты Антипов! Попади немец точнее, и в роте никто бы не смеялся, и к девкам не с чем было бы бегать. И с серьезным видом добавил: правда тут есть один дюже хороший момент!
Раненный Антипов не удержался и спросил: — Это какой же?
— Блудливый зуд тебя бы не донимал!
Все рядом стоявшие разом грохнули. А мне не до смеха.
— А-а-ах, ух ты! Да не смешите вы, и так больно, а тут еще вы! Вас бы так! — простонал со смехом Антипов.
— Ну где там, черт его возьми этот посыльный?
Немного в стороне стояла группка бойцов, и один из них говорил: — Ну надо же, мы просто в рубашке родились, я думал нам пи...дец всем, а тут все так обошлось, я до сих пор не могу поверить. Только вон Антипову не повезло!
— Да это ерунда, главное, что не смертельно — ответил другой.
Легонько похлопав Антипова по плечу, сказал:
— Держись, сейчас спирта стакан хапнешь, и будет все нормально, вытащим тебе этот подарок немецкого пролетариата!
Тут боец принес полкотелка со спиртом и поставил рядом со мной, в другой руке у него был флакон с йодом.
Солнце поднималось, и через часа три-четыре, в полдень начнется настояшая жара.
— Давай залпом, и я попробую вынуть тебе из жо... то, что там засело, — сказал я, повернувшись раненному.
Позади меня, кто-то просунул фляжку с водой: — Водицы, вот, с ней сподручней!
Он начал пить и сделав несколько глотков, прохрипел:
— Дай отдышаться... Ух, крепкая падла! И опять начал проталкивать в себя спирт.
— Ну готовься, сейчас будем тебя оперировать. Вмазал? — спросил я его.
Честно говоря, я бы сейчас и сам не отказался от стакана спирта. Весь мой медицинский опыт состоял из одного похожего случая, когда в отпуске на рыбалке, мой друг вогнал в ногу ржавый гвоздь, который в ране и обломался. Хорошо еще, что он заканчивал мединститут и говорил что и как надо делать.
Рядом со мной стоял красноармеец который пялился на Антипова. Я посмотрел на него и спросил:
— Ну чего уставился, первый раз голую жо..видишь что ли?
В это время послышался звук мотора.
— Это генерал! — крикнул кто-то из красноармейцев.
Через минуту подъехал уже знакомый бронеавтомобиль. Развернувшись, он остановился рядом с нашим БТРом. Первым из бронеавтомобиля, показался лейтенант Фомин.
— Как вы там?! — крикнул он и, спрыгнув на землю, направился к нам.
— Да вот, Антипов ранен, а в остальном, вроде пронесло.
— Ну вы даете! Удивляется лейтенант.
— Мужики, а чего это вы такие веселые, на выпивших вроде не похожи? — спросил вдруг он, глядя мне в глаза.
— Время провели весело, вот и веселые, — сказал я, смазывая йодом щипцы, а потом обратился к Антипову:
— Ну как ты, готов?
Он кивнул, после чего, я начал осторожно снимать, уже успевший присохнуть марлевый тампон.
— Ну, дорогой, терпи, я полез тебе в нутро, — предупредил я.
Двумя пальцами я раздвинул рану и потихоньку сунул туда щипцы, Антипов застонал от боли.
— Терпи казак, атаманом будешь, — успокаивал я бойца.
Тут щипцы наткнулись на что-то твердое. Зацепив эту штуковину щипцами, я на мгновенье подумал: вытащить потихоньку, или резко выдернуть, и как-то самопроизвольно рванул щипцы. Антипов взвыл от боли и, ругнувшись матом, попытался схватиться рукой за бок.
— самка собаки, больно ведь, еб..!
— Ничего, все нормально, — спокойно сказал я ему, разглядывая пулю вытащенную из раны.
