Небо шамана. 1 часть

И я оказался в раю! А как ещё назвать светлые палаты с чистым белым бельём в уютном пионерском лагере, в бывшей помещичьей усадьбе, в светлых лиственных лесах недалеко от Клина? С рукой, если бы перелом был простой, а не огнестрельный с потерей части лучевой кости, уже через неделю меня бы могли выписать, если бы была сразу наложена грамотная иммобилизирующая повязка. Но так как хорошо обездвижили мне кости только сейчас, то и время моего выздоровления затянулось. Я попал в госпиталь для легкораненых, то есть нас здесь даже не обряжали в больничные пижамы, мы ходили в своей форме и здесь действовали все положения строевого и дисциплинарного уставов, а нас привлекали к работам и несению патрульно-караульной службы. Фактически такие госпитали это скорее казарма с усиленной медицинской службой, поэтому и ношение формы вместо пижам и халатов, регулярные занятия строевой подготовкой, уставами и даже по специальностям, кому это могут организовать. То есть всё направлено на то, чтобы раненые после выхода из госпиталя быстрее могли вернуться в строй, да и организация несения службы как в обычном подразделении и занятость уберегает от многих "шалостей", на которые выздоравливающие бойцы горазды. Все разделены не на больничные отделения, а на роты, где в каждой есть командир и его заместитель, а старшина один на несколько рот, то есть батальон. Отдельно лечебное отделение, куда все ходят на назначенные процедуры, уколы, за лекарствами и на перевязки. Всё это мне ещё тогда предстояло узнать, тем более, что для наших условий само по себе наличие госпиталя, где такое большое количество больных и раненых находятся долгое время, пока происходит процесс лечения — дикость несусветная. Понятно, что здесь война, которой у нас нет, а на войне количество раненых и прочих нуждающихся в регулярной медицинской помощи вырастает в несколько раз. Но даже при этом мне с огромным трудом виделось в попытках представить, как вокруг жилья шамана в голой степи бы возникло лежбище из многих сотен раненых и болезных. Вообще, у нас, даже когда возникали ситуации с множеством заболевших и раненых, шаманы собирались, не спали сутками, но за несколько дней приводили реальность в удобоваримую форму. Конечно, были те, кому требовалась помощь длительная по времени, но таких всегда было очень мало и такие никогда не кучковались вокруг шатра шамана. Чаще всего это те, кому нужно было отращивать утерянные конечности, а на это требовалось время. Да и сам присмотр шамана выглядел как ненавязчивые визиты примерно раз в неделю. Могу только попробовать себе представить, как были бы удивлены наши шаманы, если бы увидели местные госпитали и лазареты, где на заращивание раны вместо привычных пяти минут отводили недели, а то и месяцы. И вместо того, чтобы выгнать заразу и почистить рану и организм отрезали конечности, чтобы спасти жизнь и это при том, что никто им здесь ампутированные руки и ноги отрастить не поможет...

Сразу по прибытии мне на день выдали заношенную чистую подменную форму, а мою забрали в стирку и ремонт. Назавтра её вернули чистой и с заштопанными дырками. Из-за ещё не до конца зажившей раны мне пока было нельзя в баню, но, поглядев и послушав, что про баню говорят, дал себе обещание обязательно познакомиться с этим учреждением, что уже через неделю и сделал, хоть гипс мне ещё не сняли, но рана поджила и на перевязке мне дали разрешение только не париться с безмерным остервенением.

Ну, что я могу сказать? У нас делают "горячий шатёр"*, наше племя из северной части степи и у нас не слишком жарко, а зимой даже снег выпадает и лежит иногда до месяца, а вот на юге "горячие шатры" делают часто, а не как у нас раз в десять дней. Ставится шатёр, а рядом разводят большой костёр, в котором калят специальные большие камни, которые не лопаются при нагреве, а в шатёр тем временем натаскивают много воды. Потом раскалённые камни заносят в шатёр и плотно закрывают вход, внутри температура такая, что волосы от жара трещат и там сначала просто сидят и потеют, а потом, когда пот раскроет все поры кожи, моются с мыльными камнями. Почему такие процедуры очень любят на юге? Так летом после такой прожарки даже в самую сильную жару некоторое время прохладно и тело отдыхает и вообще процедура для здоровья полезная. Поэтому русская баня не стала для меня каким-то особенным шоком, я в "горячем шатре" любил посидеть в удовольствие, может только немного удивило обязательное брызганье на печь воды для получения пара, у нас это случайно от залетевших на камни брызг бывает, и пар никто специально не делает. Старики за такую "небрежность" могут и тумака отвесить или из шатра выгнать. Вторым удивлением стали веники и то, что ими азартно друг друга охаживают с криками, матерками и покрякиваниями. Вообще, мне понравилось и расслабление исхлёстанной веником кожи в том числе, тем более, что веники были здешние свежие, душистые и не теряли листья от любого небрежного движения, это мне знатоки объяснили.

Но главное, когда я сидел голышом на скамейке в вечерней прохладе после бани, и распаренное тело наслаждалось и расслабленно дышало всеми порами, даже налетевшие комары не раздражали. Я увидел ауру сидящего неподалёку старшины танкиста, который самозабвенно разминал свою раненую и обожжённую ногу. Не знаю, что чувствует вдруг прозревший слепой, но я в этот момент едва не закричал от радости, тем более, что кроме ауры, я заметил висящую чуть в стороне в воздухе тоненькую линию Силы. Я был готов визжать и прыгать, даже странно, ведь это как раз та самая магия, которой я так не хотел учиться у старого шамана, но, потеряв её, я ощутил себя неполноценным калекой. Ведь в прошлом мире, я без магии нашёл бы себе применение и смысл жизни, то здесь, где я ничего не знаю, всё для меня чужое, и иметь возможность осваиваться, имея магию, мне казалась очень привлекательной. А ещё, магия была частью меня бывшего и не принадлежала этому телу, что для меня тоже было очень важно, словно овеществлённое напоминание мне о прошлой жизни. Когда я отошёл от первой волны захлестнувшей меня радости, понял, что радоваться рано...

Попробую пояснить. Дружественная мне стихия — это воздух и немного огонь, что у нас в степи очень хорошо и чаще встречается. Так вода и жизнь для лесных ушастиков, хотя, кто этих лесных затворников знает. Земля и металл для горных коротышек, вот эти точно признанные умельцы и виртуозы именно в этих направлениях. Огонь почему-то в большом почёте у людей, может использовать всё доступное для разрушения — это людская сущность? Хотя у людей почти одинаково встречаются все стихии. Но огневики исстари окружены бОльшим уважением, впрочем это относится только к слабым магам, а не к сильным, которые находятся вне общества и не вмешиваются без серьёзных причин в жизнь людей. А магические услуги и общение с населением обеспечивают слабосилки, которые наверно ненамного сильнее выучившихся шаманов. Только сейчас я не смог даже вызвать колыхание повешенной на расстоянии локтя от меня ниточки. И это если вспомнить, что даже, когда я только начинал пробуждать свой дар, первым упражнением было потушить свечу. И тогда огонёк на ней я заставил лечь уже со второй попытки, когда объяснили, как и что нужно делать, а свеча тогда стояла в двух метрах от меня в центре поставленного для тренировок за пределами поселения шатра. Когда уставший в палате я подумал: вдруг дело не в моём магическом бессилии, а в ошибке? Вспомнилось, какая тоненькая и слабая была увиденная у бани линия Силы. Не откладывая, я стал искать другие и с трудом нашёл ещё две у земли и под её поверхностью по диагонали пересекающие подвал нашего корпуса. К моему огорчению они были такие же слабенькие, кажется даже слабее первой воздушной, которую я увидел первой. Если бы у меня был весь объём Силы и умений, которыми я владел в прошлом теле, я бы залечил себе руку за день. Возможно, что после этого несколько дней лежал пластом из-за слабых местных потоков Силы, но это уже другой вопрос. Ещё в лесу я каждый день перед сном пытался в меру сил подпитать зону перелома, может именно благодаря этому гной в ране был только на поверхности, а глубокие части раны успешно заживали. Направляемая энергия очень сильно простимулировала заживление. Не просто так доктор на перевязках радовался и цокал языком, в восхищении моим могучим иммунитетом...

Санитарка — тётя Наташа, которая мыла наш корпус, на самом деле она скорее контролировала, потому, что мыл и подметал всё назначаемый каждый день внутренний наряд, который не только выделял дневального у входа, но и наводил всюду порядок. Заметила, что я загрустил, истолковала это по-своему и не поленилась, подойти и взять меня за руку. Как эта пожилая женщина, которой на самом деле всего лет пятьдесят, а она выглядит уже как наша древняя двухсотлетняя бабушка (моя бабушка в свои сто пятьдесят три выглядит гораздо моложе и ухоженнее). Но маленькая тётя Наташа мне чем-то напоминала именно мою любимую бабушку и наверно она чувствовала, что я отношусь к ней с симпатией. А теперь, когда я стал видеть ауру, моё отношение к ней стало ещё лучше. Такую чистую и светлую ауру можно видеть только у некоторых мамочек, когда они возятся со своими новорожденными детьми, когда азартно и самозабвенно отдаются этому делу. Тётя Наташа любила людей, и свою работу здесь в госпитале, как раньше в больнице выполняла её с любовью и удивительным внутренним воодушевлением. И пусть она не лечила сама, но и на своём месте умудрялась помогать и делать очень много. Вот и ко мне она подошла, чтобы помочь, как делала это почти каждый день то одному, то другому, ведь так важно лечить не только тело, но и душу, вот её она и лечила, без шума громких слов. Дело не в словах, которые она говорила, вселяя надежду отчаявшимся, давая силы уставшим, поднимая настроение загрустившим. Не знала она умных слов, и не важно ей это было. Она заглянула мне в глаза и сказала какие-то совершенно обыденные слова, не уговаривала, не лезла в душу за откровениями, без всякой магии и силы, просто проворчала с досадой, но как-то нежно и с заботливой досадой, как на нашкодившего внука. И уже накатывающее от постигшей меня неудачи отчаяние куда-то отступило и стало стыдно, что я так легко и быстро сдался...

Теперь у меня появилось дело, мне нужно суметь раскачать, расшевелить, хоть немного, но получить доступ к магии, тем более, что я её увидел и значит это возможно, если бы у меня не было Дара, то я не смог бы увидеть. Пусть этот мир скуден на магию, но среди слепцов даже одноглазый — король! Пусть я никогда не поднимусь до уровня доступного мне в прошлой жизни, но эту жизнь я точно хочу прожить с магией в руках.

И как же это восхитительно — снова видеть ауры, не угадывать, а просто знать врут тебе или нет, что при этом чувствуют, таят ли злобу и много ещё всего и разного, вплоть до того, что этот человек из себя представляет по своей сути. Если бы я свойство анализировать чужие ауры приобрёл сейчас впервые, ещё вопрос, сколько бы мне понадобилось времени, чтобы привыкнуть этим пользоваться. Но я уже прошёл через это в прошлой жизни и уже привык к такому, а когда я не видел, меня это очень давило и рождало недоверие к окружающим и тревогу даже на пустом месте. Теперь стало намного удобнее. Я обнаружил, что местные женщины, пусть им почти всем очень далеко до привычных мне стандартов женственности и привлекательности, но теперь, когда я видел их ауры, я видел, сколько среди них ясных и чистых душой. И их глаза для меня заискрились этим внутренним светом, и стало уже не так важно насколько они красивы телом и лицом. Вообще, если быть честным, то у нас с возрастом таких чистых душой было гораздо меньше, чем я видел здесь. Мелкие склоки, сплетни, зависть, жадность и другие пороки хоть и не во всю силу, но накладывались на ауру, пачкали её, впечатывались навсегда. Здесь тоже такого было много, но мне кажется или я просто себя уговорил, что в большинстве ауры светлее и чище...

Из-за того, что у меня рука в лангете, меня не ставят в караулы и на тяжёлые физические работы вроде погрузок и разгрузок или мыть посуду на кухне. Правда, тут ещё и то, что по уставу меня, как младшего командира нельзя, к примеру, поставить дневальным по корпусу, только дежурным или нужно, чтобы весь наряд был из сержантов и старшин. Поэтому почти через день я заступаю на патрулирование внутренней территории в "пожарный патруль", или помощником дежурного по госпиталю. А в свободное от нарядов время разные занятия вроде уставов и строевой подготовки. Но даже в нарядах стараюсь выкраивать время для своих тренировок. Ведь нельзя напрягаться и тренироваться без перерывов, все мои невеликие силы уже через тридцать-сорок минут подходят к концу, а меня самого можно хоть выжимать и при этом никакого видимого или ощутимого результата. Опытным путём сумел выяснить, что за день могу позволить себе два подхода утром и вечером, тогда успеваю восстановиться. И хоть внешне никакого прогресса нет, нитка висит не шевелясь, но уже через неделю ежедневных тренировок мне удалось увеличить время тренировки почти до часа, а это тоже результат. А то, что нет видимого результата, так в этом теле у меня гораздо меньше магических сил. А может сил не меньше, просто здешний фон настолько слаб, что на привычные действия их не хватает. Для себя я придумал такую иллюстрацию последнего предположения: если представить результат магического действия как подогрев для закипание чайника, то для того, чтобы этого добиться при летней жаре или при лютом морозе потребуется разное количество топлива. То есть, возможно, часть моих сил при выполнении магических действий просто высасывается катастрофически бедным местным магическим фоном.

В остальное время я тоже не валялся на кровати в палате. Здесь у меня появилась возможность систематически и плотно заняться приведением своего тела в приемлемое состояние. Мне совсем не понравилось, что после коротенького боевого транса, тогда в деревне, я долго ощущал боли в надорванных мышцах и связках. К счастью, я тогда в деревне щадил своё тело и не забывал о том, что оно не подготовлено и работать в полную силу мне в нём нельзя. На огороженной территории пионерского лагеря остался старый заброшенный яблоневый сад, который без ухода уже выродился. Вот тоже загадка для меня. Помещика — владельца усадьбы выгнала новая власть, здесь образовался колхоз, так почему он не взял на себя заботу о плодоносящем саде, который даёт не только плоды, но и выгоду от их реализации. Никто подобным не озаботился, сад зарастает заброшенным и никому не нужным. Но для меня главное: в дальнем конце его есть заросли разросшегося малинника, про который все знают, но по негласной договорённости ран-больные к малине не лезут. Её оставили девочкам сёстрам и санитаркам, самих себя ягодным лакомством побаловать, но пару раз они собирали для добавки в компот из сухофруктов для всего госпиталя. Вот этот малинник, вернее небольшую закрытую площадку за ним у забора я облюбовал себе для тренировок. Хоть левая рука мне не даёт пока возможности заниматься в полную силу, но и без неё я неплохо подтянул физические возможности этого тела. Теперь я бы не изорвал связки и мышцы, от нагрузок, которые случились в деревне. Но я не останавливаюсь и тренирую тело, до совершенства здесь ещё очень далеко.