Анна-Лена Вибум не руководство Госкино, которое могло "подкинуть" дополнительные сотни тысяч в бюджет фильма. На завершающем этапе Тарковский переходит к языку ультиматумов: "Если этот эпизод не будет переснят — я сниму свое имя с титров". У каждого своя стратегия добываться поставленного результата. Манера общения Тарковского сегодня известна узкому кругу лиц. Результаты — миллионам.

Лирическое отступление: Тарковский vs Павленок.

Сопоставление двух источников композиционно уместней пересказа от третьего лица. Напомню, оба автора не до конца искренни. Тарковский выплескивал эмоции, Павленок же старался быть (или казаться) объективным. Задним числом, уже в начале "нулевых". Я лишь дополню их заочный спор краткими ремарками. Тарковский цитируется по его "Мартирологам", Павлёнок по "Кино: легенды и быль. Воспоминания. Размышления". 2004 г.

Тарковский:

"Во время полемики по поводу сдачи "Сталкера" Павленок заметил: "Зачем употреблять слово "водка"? Оно слишком русское. Ведь водка — символ России".

Я: "Как это символ России? Бог с Вами, Борис Владимирович, что Вы говорите!"

Ну и идиот! Да и вообще, весь уровень обсуждения — убрать "водку", "посошок на дорогу", "ордена несут" (как у нас!), "Весь этот мир им помочь не может" (а мы, страна развитого социализма?). Какой-то ужас".

В следующем своем фильме Тарковский использует "подсказку" Павленка. Погруженный в пучину депрессии герой Янковского устраивает "пикник" в затопленном подвале: пьет водку "Московскую", этикетка которой всякий раз настойчиво обращена к зрителю. "Символ России" противопоставляется своеобразному "причащению" красным вином в доме у Доменико.

Павленок:

"Я читал сценарий "Ностальгии" и был уверен, что на этом материале фильм не получится. А, впрочем, чем черт не шутит, гений есть гений. Но черт не пошутил. Я, много времени спустя, разговорился с Олегом Янковским, пытаясь выяснить точку зрения его, исполнителя главной роли. О чем фильм, какую задачу он решал, работая в картине?

— А черт его знает. Говорит режиссер: иди туда, иди туда, а теперь туда... Вот и бродил то по грязи, то по воде, надоело до чертиков, — ответил Олег в своей ироничной манере, со смешинкой в глазу.

Возможно, отшучивался, но и у меня, когда смотрел картину, создалось впечатление, что и сам создатель фильма не очень четко продумал замысел.

"Ностальгия" не принесла ни славы режиссеру, ни денег продюсеру. А Тарковский за рубежом оказался никому не нужен, он интересен был как диссидент, не более того. Попользовались и выбросили. Кое-как насобирав денег еще на одну картину, Андрей окончил свои дни в более чем стесненных обстоятельствах. После похорон в могилу поверх какого-то эмигранта — полковника, у семьи денег не нашлось даже на памятную железку..."

Тарковский:

"9-го, в понедельник, был у Павлёнка. Неприятный, грубый и темный человек. Наорал на Эрика М[арковича] и Хамраева. Пытался забить между нами клин. Им вместе с Ермашом (вернее, Ермашу) было внушение".

Павленок:

"Картина "Человек уходит за птицами" действительно рождалась нелегко. В основе сценария лежала красивая восточная притча, изукрашенная поэтическими завитушками. Читать — одно наслаждение. Режиссер Али Хамраев, поставивший немало ярких остросюжетных картин, сохранив в режиссерском сценарии красоту слога и все восклицательные знаки, не дал себе труда выстроить более или менее внятно сюжет и конструкцию, прописать диалоги и сцены. Я узнал об этом случайно, когда производственники попробовали разработать лимит затрат на постановку.

— Не можем определить количество и стоимость объектов, сколько и каких потребуется актеров — ролевых и эпизодических, какая массовка потребуется, не известен объем декораций. О, прекрасноликая! О луноподобная! О, услада души моей! И только...

Я позвонил в Ташкент:

— Али! Если хочешь запуститься со своим Мушфики, срочно выезжай и доводи до ума режиссерский сценарий. Хочешь, обговорим предварительно.

Ох, и намучился он со сценарием! Но все же сложил более или менее внятную конструкцию, поубрал изрядно словесных красот, очеловечил речь героев. Картина получилась красивой и романтической сказкой о восторгах любви в пору, когда цветет миндаль. Правда, дотошные редакторы наши отыскали в готовой ленте следы, по крайней мере, восьми модных мировых режиссеров. И вот теперь мне предстояло защищать честь Мушфики — так звали героя фильма — перед въедливыми взорами соперников на международном фестивале".

Тарковский:

"У Саши Сокурова и Юры Риверова очень плохо: им не дают ничего делать. Павлёнок и Богомолов орут на них и всячески третируют. Это результат доноса Хейфица, который стремится пропихнуть двух своих сыновей к постановке (?!). Потом, начальство знает, как ребята относятся ко мне, и мстит им вместо меня. Обвиняет их во влиянии моем на них, под которое они попали. Влияние, само собой разумеется, ужасно. Дышать становится просто невозможно".

Павленок:

"Тайной за семью печатями осталась для меня травля гениальной картины Андрея Тарковского "Андрей Рублев", которую то выпускали на экран, то снимали, то разрешали вывезти за рубеж, то требовали отозвать в день, когда уже в Париже был объявлен сеанс. Председатель Госкино А. Романов метался между Гнездниковским переулком и Старой площадью.

В конце концов "Рублев" все же уехал на Каннский фестиваль и получил приз ФИПРЕССИ (объединения прессы), хотя, на мой взгляд, более достойного претендента на главный приз не было. Мне кажется, что именно издевательская возня с "Андреем Рублевым" ожесточила характер Тарковского, он озлобился и возненавидел любое прикосновение указующего перста к его творчеству. Помню, значительно позднее, когда было закончено и принято к выпуску на экран "Зеркало", оставшись вдвоем с Андреем, я спросил:

— Андрей Арсеньевич, мне, ради постижения вашего творческого опыта, интересно, как возникла потребность в данном месте фильма использовать библейский образ "неопалимой купины"?

Он жестко сомкнул челюсти и процедил сквозь зубы:

— Я Библию не читал...

...

Трудно сказать, что сильнее сказывалось на судьбе режиссера — хула или хвала. Я не знал Андрея Тарковского до того, как чиновные эстеты затеяли сломавшую его возню вокруг "Андрея Рублева". Ну и чего они добились? Поддержки нескольких официальных критиков и пенсионеров, обвинявших режиссера в жестоком отношении к лошадям и коровам, да якобы искаженном представлении о Руси, населенной диким народом. А что — может, русские земли в XIV — XV веках были населены сплошь гуманистами и правозащитниками? Но, пытаясь унизить мастера, они добились только того, что в глазах интеллигенции Тарковский стал мучеником, а страдальцам на Руси всегда поклонялись. И при моих трех или четырех встречах Андрей Арсеньевич держался подчеркнуто отчужденно, был не то что застегнут на все пуговицы, а зашит наглухо, не вступая в контакт. Иным я его не видел. Только однажды, когда для съемок "Зеркала" понадобились дополнительные деньги, и мы разговаривали один на один, он на мгновение приоткрылся, зацепив каким-то краем Америку:

— А вот Коппола, поставив "Апокалипсис", получил гонорар, за который купил гостиницу...

— У нас, Андрей Арсеньевич, другая социальная система, и гостиницы не продаются. А ваши работы всегда оплачиваются по самой высшей ставке, существующей у нас.

Он впервые поднял на меня глаза и проговорил своим сухим и жестковатым голосом: — — Значит, у нас плохая система..."

В своих мемуарах Павленок не раз поминает тот пресловутый отель Тарковскому и другим режиссерам. Хотя, Павленок и Тарковский тут явно что-то путают с датами выхода на экран и обстоятельствами проката "Апокалипсиса". По всей видимости, речь шла о деньгах для "Сталкера".

Павленок:

...Ваше право, конечно, но я привык верить всему, что происходит в ваших фильмах, тем более что жизнь в них до волшебства достоверна.

И это не было комплиментом, Андрей Тарковский был поистине гениальным режиссером. Поражало его умение сопоставить несопоставимое, найти красоту и поэзию в самых неприглядных деталях быта, создать неуловимое настроение. Все в кадре жило, дышало, находилось в движении. Он был сугубо национальным художником, способным выразить на экране богатство и глубину славянской души. Его картины — подлинная школа мастерства для создателей фильмов. И при этом он жил в собственном замкнутом мире, демонстрировал пренебрежение к публике и порой мог сказать, глядя в зал:

— А вы посмотрите на себя. Разве вы в состоянии понять мой фильм?

Павленок упускает существенную деталь: Тарковский бросил это обвинение не просто публике, а съезду руководителей советского кинопроката представлявшим областные прокатные конторы всего СССР, смотревшим его "Сталкера" и выдавшим реплику про "муру". Сидело в зале и руководство Госкино, в том числе сам Павленок, уязвленный наравне с другими.

Павленок:

"И постоянно брюзжал, и наскакивал на прокатчиков, почему его фильмы выпускаются малыми тиражами, видел в этом козни "начальства". Но что поделать, картины его были сложны для восприятия, тем более что в подавляющем большинстве наших кинотеатров освещенность экрана, качество звука, уровень благоустройства, акустика залов были далеки от эталонных. Выстраданная режиссером прозрачность и тонкость изображения, духовная глубина и неуловимое обаяние каждого кадра пропадали, гений режиссера пасовал перед тупостью техники. И Тарковский становился все более раздражительным, совершенно невосприимчивым к критике, обожествлял собственное мнение.

...

Так друзья "залюбили" Тарковского. Первый толчок к обожествлению сделали власти предержащие, создав из него мученика, а потом за дело взялись друзья и добили радениями во славу гения. И где-то меж ними — я убежден в этом — был недруг, внушивший Тарковскому, что вовсю он сможет развернуться только на Западе.

А чего ему не хватало в Советском Союзе? Разве что собственной гостиницы, потому что все свои замыслы он осуществил, и так, как хотел, поставил все, что собирался, и ждала его давно желанная работа по Достоевскому. А что приходилось выслушивать замечания по сценариям или по материалу в ходе съемок, то кто из режиссеров прошел иным путем? В принципе, кого любой продюсер пускает в бесконтрольное плавание?

Кинопроизводство — это деньги, а деньги, как известно, любят счет. Потерпели крах внушенные друзьями надежды, что за рубежом все курицы будут нести золотые яйца в его корзину".

(конец лирического отступления)

Можно понять аппаратчиков Госкино. Если "Рублев" окупился в прокате, то "Солярис" "разочаровал по деньгам". При затратах на фильм более одного миллиона рублей "касса студии" составила только 700 тысяч с проката в 10.7 миллиона зрителей. Его еще долго "допрокатывали". В прессе вокруг его фильмов развернулись споры, означавшие негативную критику. С мест потоком шли письма недовольных зрителей. О чем даже Банионис вспоминал.

О кинопрокате "Зеркале" сказать нечего. Пробный показ в двух московских и одном ленинградском кинотеатре собрал огромные толпы. Ажиотаж создавал очень ненадежный зритель — интеллигенция. Часть билетов распространили среди "рабочих коллективов". Того же Первого Часового Завода, расположенного недалеко от кинотеатра "Таганский". Этот зритель сказал: "Плохое кино! Ничего не понятно... — Зачем тогда ходили? — На работе билеты дали. Очередь в кинотеатр, как за черной икрой. Лучше бы билет людям продала!". Откуда я это знаю? Соседка работала на 1-м МЧЗ — "шефе" нашей школы N 622. Её диалог. Не знаю только, распределил ли те билеты райком Ждановского района, районное управление кинофикации или Госкино напрямую.

Обычный советский зритель в этом фильме Тарковского в лучшем случае ничего бы не понял, как не поняли, о чем "Зеркало" чиновники Госкино, смотревшие фильмы "глазами простого советского человека". Они поняли самое важное для них: массовый зритель на "Зеркало" не пойдет. Тратиться на тираж копий, рекламу, а, главное, занимать прокатное время, забирая его у прибыльных картин типа "А зори здесь тихие..." или сверхдоходной "Есении"? Терять миллионы? Повторить опыт с "Солярисом" с убытками и гневными письмами зрителей Госкино не хотело. В "Зеркале" зритель явно "усматривал политику", что чревато предсказуемой реакцией, ее отзвуком "в верхах", рикошетом "по загривку".

Как в воду глядели. За пробный показ "Зеркала" новый глава Госкино Ермаш действительно получил "по загривку" от ЦК. Как лично пострадавший именно за этот фильм, считал себя более ничем Тарковскому не обязанным. Потому отказал в выдвижении "Зеркала" на Каннский кинофестиваль. Тарковский счел поступок мелкой личной местью Ермаша. Объективные причины его интересовали редко.

Чиновники мыслят иначе, чем режиссеры. Если бы идеологически неверный фильм получил бы Пальмовую Ветвь в Каннах, дело приняло бы нешуточный политический оборот, чреватый уже международным скандалом. Подтолкнуть ещё одного "доморощенного гения" на тропу диссидентства не хотелось. Для Ермаша такое развитие событий стоило бы не только кресла председателя госкомитета, но карами посерьезней.

Вопрос с тиражом "Сталкера" тоже висел на волоске. Тарковский и Аркадий Стругацкий (АНС) сами представляли свой фильм областным руководителям Кинопроката. По окончанию фильма из зала раздалась реплика: "И кто же такую муру смотреть будет?" встреченная смехом большинства аудитории. По воспоминаниям АНС они с Тарковским выскочили в курилку, их долго трясло от пережитого шока и унижения. В приведенных выше воспоминаниях Павленка именно тогда Тарковский бросил в ответ: "А вы посмотрите на себя. Разве вы в состоянии понять мой фильм?"

Лишь несколько человек подошло и негромко заверило авторов: "Мы вас знаем и любим". Стругацкий продолжает: "Скептики оказались не правы. Только в первые месяцы фильм посмотрело 2 миллиона человек!". Напомню, потиражные режиссеру выплачивали, начиная с 4.5 миллионов просмотров. Более полусотни копий фильма остались невостребованными областными управлениями кинофикации.

С выходом на "широкий советский экран" "Сталкеру" помогла Олимпиада-80. "Приедут красавцы из Новой Зеландии", а в московских кинотеатрах идет "гонимый" Тарковский. Западным СМИ "крыть нечем".

4.3 миллиона зрителей, посмотревших "Сталкера" в 1980-м году по сегодняшним меркам цифра впечатляющая. На 150 прокрученных копий, на 5 сеансов в день в зале на 1000 мест за месяц проката означали именно те полупустые залы, что я увидел в июле 80-го. У Госкино годовой портфель проката составил в тот год 220 новых советских фильмов плюс 150 зарубежных. Хоть каждый день премьеру устраивай. Дать привилегии фильму одного режиссера — ущемить другого. Потерять в деньгах. "Ничего личного — "принцип хозрасчета".

Фильмы Тарковского хорошо продаются за рубеж? Отлично! Пусть там их и смотрят! Принимая во внимание "головную боль" с утверждением его сценариев, со съемками, с приемкой, при его перфекционизме, эгоизме, демонстративной аполитичности. Плохо управляемый, непредсказуемый, скандальный. Кошмар для любого начальства независимо от строя и формации. Как уже отмечалось, в конечном итоге Госкино экспортировало самого Тарковского, и вряд ли было бы радо его возвращению даже в период начавшейся Перестройки.