"Охотник"

— Ооооох...да чтоб я сдох!

— Чего ты там? Что сказал? Старайся ругаться на русском языке, иначе выглядит подозрительно.

— Да чтоб я сдох! — продублировал Сергар по-русски — И поскорее! Ооооох!

— Вот теперь ясно — все идет хорошо! — откликнулась "бабка Надя" — И это замечательно!

— Кому замечательно, а кому не очень! — откликнулся бывший боевой маг, и выругался так, что у портовых грузчиков завяли бы уши. По-русски выругался, благо дядя Петя знал множество отборных ругательств.

— О! Я даже что-то новое узнала! Богатый у тебя словарный запас! Быстро научился! Ну хватит ныть, что ты, как баба причитаешь! Терпи! Чувствительность возвращается! Радуйся!

— Я и радуюсь — уныло подтвердил Сергар, потянувшись к ногам, потер колени — Чешется!

— Чеээшется! — передразнила женщина — Если бы ты знал, сколько мне это стоило сил! Лет пять жизни отнял. А то и больше. Пей отвар. Пей, сказала! До дна! И спи...спи! Спи! Спи!

Надиена повела рукой над головой Сергара, он моргнул глазами, зевнул и бессильно откинулся на подушку:

— Усыпляеешь...я не хочу спаа....

Глаза закрылись, и он тихо засопел, выводя носом рулады, будто маленький сверчок в палисаднике дома. Надиена усмехнулся, достала из кармана небольшой кружевной платок и пошмыгала парню нос. Снова усмехнулась и оставив платок возле пациента, на подушке, пошла в зал.

Только шагнула за порог — звонок. Кто-то зажал кнопку звонка, и не отпускал ее, пока Надиена не открыла калитку ворот.

— Ты чего названиваешь? — жестко спросила она, глядя снизу вверх на здоровенную бабищу с пропитым лицом, на котором отразилась вся непутевая жизнь — Чего надо?

— Ведьма! Ведьма! — выдохула вместе с перегаром та, кого давно уже звали Нинухой — Чтоб ты сдохла, ведьма! Тебя сжечь надо! Сжечь! Извести!

— Слышала уже — кивнула Надиена — Не раз, и не два. Еще что-то есть сказать?

— Есть! — бабища достала початую бутылку водки, приложилась, и громко хлебнула, утерев губы рукавом — Твари! Это вы извели моего пацана! Мишаню моего! Мою краавиночкуууу...

Баба загослосила, пошатнулась, и вдруг трезво взглянула на Надиену:

— Я выведу вас на чистую воду! И тебя тоже! Ты лечишь без диплома! Ты аферистка! Тебя нужно к атветстнасти призвать! Ик!

Она зажала рот и на секунду замолчала. Потом оторвала ладонь и снова завопила — истошно, мерзко, брызгая слюнями:

— А твоего дружка участковава посадить! Штоб не покрывал преступнекаф!

— Каких преступников? Ты с дубу рухнула? Последние мозги пропила? — Надиена удивленно подняла брови, потом нахмурилась — Иди отсюда! А то сейчас Серега подъедет, в пикет упечет!

— Не подъедет! — довольно усмехнулась бабища, собрала пальцы в кулак, величиной едва не с голову лекарки и поднесла его к лицу Надиены — Вот вы где у меня! И ты, и Серега твой! Што смотришь?! Глазыньки-то вытаращила! Вона как выперилась! Только я не верю в тваи колдовские штучки! Плевала я на тебя, афиристка! Всеооо....все я знаю! Загубили маво Мишеньку, загубили! Всех вас в бараний рог скручу!

— Да что ты плетешь, дура! — взорвалась Надиена, шагая назад и пытаясь закрыть калитку. Только напрасно старалась — бабища ухватилась за калитку могучей рукой и не дала ей закрыться:

— Погодь! Все знаю! Мишенька поехал к городским, в Самсоновку, я слышала! К этому уроду, который щас у тебя! Каторава ты щас лечишь, ведьма! И видели люди, как он поехал! А потом он пропал! Убили его там! И участковый ездил в Самсоновку! И привез этого безногого урода! Ну што, как теперь тебе?! Небось бабла менту дали? И с тобой поделились, да? Все знают, Серега и его пришмандовка все к тебе ныряют! В обчем — заложу я всю вашу банду, и оборотня в погонах, и тебя, афиристку проклятую! И урода вашего! Всех, всех вложу, если не...

— Что если? — спокойно спросила Надиена, повернувшись к бабе и соображая, что делать. Сергар не сказал ей про убийство, но сложить два и два не составляло никакого труда. Не зря участковый расспрашивал ее про больных с ушибами и переломами, не зря он оказался в Самсоновке, откуда и привез Сергара.

— Деньги! Ты мне дашь денег! — понизив голос, выдохнула Нинуха — Пятьсот тыщ! И тогда — я как могила! И живи себе, живи!

— Сдурела? Откуда я возьму тебе пятьсот тысяч? — Надиена оторопело похлопала глазами, и сжала пальцы в сухой кулачок — Я тебе что, миллионерша?! Я денег за лечение не беру! Живу на пенсию! Да на то, что мне дети дают! Иди отсюда! Проваливай! Не знаю я, куда делся твой придурошный сынок! А если делся куда-то, туда ему и дорога, пьяни и бандиту!

— Вот ты как заговорила! — неожиданно трезвым голосом заговорила Нинуха — Пьяни, и бандиту? Следствие разберется, какой пьянь и бандит, и кто его убил! Завтра же поеду в район! Добьюсь правды! Всем вам попухнет, вы меня еще не знаете!

— Знаю, как не знать? — с горечью сказала Надиена, тяжело вздохнув и отвернув голову в сторону. От Нинухи крепко пахло немытым телом, потом, застарелым перегаром и свежим водочным духом от пролитой на грудь паленой водяры.

"Что-то надо делать!" — пришла в голову мысль, и тут же затерялась в горечи решения, которое придется принять. Кодекс лекарей гласил "Не навреди! Не употреби умение во вред людям!" Увы, Надиене не раз, и не два приходилось нарушать этот кодекс. Иначе просто не выжить. Иначе — не выжить.

— Что зыркаешь глазенками-то? Думаешь — не докажу? Думаешь — обстряпаете с Сереженькой своим, да с детишками твоими— похороните меня? А вот хрен тебе! Я всем сказала, что к тебе пойду! Вот только не сказала — зачем! Пока не сказала!

— Это хорошо, что не сказала — бесцветно сказала Надиена, и поманила пальцем — Иди сюда. Я дам тебе часть денег сейчас, остальное завтра, хорошо?

— Завтра до обеда! — торжествующе хохотнула Нинуха, и пошатнулась — Сколько сейчас даешь? Вот я же знала, что у тебя бабки есть! Знала! Денег она не берет, курва старая! Берешь! Все берут! Дураков нет!

— На, возьми! — Надиена сунула руку за пазуху, Нинуха приблизилась, наклонила голову, следя за рукой лекарки, и тогда старушка другой рукой быстро коснулась виска женщины, вложив в выплеск максимальное количество Силы, которое сейчас могла себе позволить.Увы, она такеще и не восстановилась до конца после работы с Сергаром.

Нинуха, как подкошенная рухнула на землю, выключенная так же верно, как если бы ее стукнули поленом по давно немытой голове.

Надиена прислонилась к стене, ощущая, как бьется сердце, норовя выскочить из груди. Давно надо было провести ообряд обновления, но дети?! Внуки?! Как она будет жить, не касаясь их тел?! Не видя их лиц?! Не слыша их голосов?! Ох, боги...как ей выдержать?! Вернее — сколько еще она может выдержать? Колдовать становится все сложнее, колдовство отнимает жизненные силы, и восстанавливаться все труднее. Колдовство — сродни физической выносливости — чем ты слабее, чем дряхлее, тем меньший запас волшбы в твоем "кошельке". Если как следует перенапрячься, не уследить за расходом — можно и в гроб загреметь.

Постояв, посмотрела по сторонам (не видел ли кто-то?!), уцепила Нинуху за толстопалую руку, и пятясь — как муравей здоровенную гусеницу — потащила женщину во двор. Старые мышцы скрипели, суставы трещали, в глазах плыло, но туша монстроидальной пьяницы медленно, но верно вползла во двор и устроилась на траве-подорожнике, ровным газонным слоем укрывавшей площадку перед летней кухней.

Надиена нарочно не бетонировала эту площадку, несмотря на то, что Матвей зудел об этом регулярно, раз в месяц — это точно. "Мам, давай забетонирую! Мам, грязища! И машину поставить некуда! Ноги все пачкать!"

Не понимают — нельзя заковывать землю. Нужно подпитываться от нее Силой! Ходить по ней босиком! Глупенькие...не зря она выбрала это место, не зря. Здесь — место Силы. Если бы не оно...конечно, в старом доме пятно больше, энергии больше, но чтобы построить новый, не сносить же старый дом, в котором было так хорошо, в котором выросли дети? И в котором лежал муж...такой красивый...даже в гробу.

Надиена разулась, встала босыми ногами на прохладную, щекочущую ступни траву, подвигала пальцами, чувствуя, как по ступне пробежал муравей, торопящийся по своим делам, закрыла глаза и мгновенно подключилась к ручейку Силы, помчавшейся в нее живительным потоком. Вздрогнула, захлебнулась от наслаждения, от переполнившей ее сласти, радости, от восторга, распиравшего душу! И закрыла поток. Хватит! Иначе можно потеряться в этом ручье энергии. Слаба стала. Душа едва держится в ветхом теле. А ведь когда-то она могла и без подзарядки! Восстанавливалась за минуты! Эх, где они, ее двадцать лет?! Как давно это было, как давно...

Отбросив лишние мысли, снова наклонилась над Нинухой, возложив на нее обе руки — ладонями по вискам. Секунда — женщина вздрогнула, дернулась, открыла глаза и тут же закатила их под набровные дуги, уставившись на лекарку красными прожилками белков. Тело Нинухи затряслось, ноги мелко задрожали, забились в судороге так, что заскрипели сухожилия, перенапряженные до предела. Затем женщина обмякла, безвольная, как кукла.

— Ты забыла про сына, ты забыла, зачем приходила ко мне, про Самсоновку, про инвалида, про участкового. Когда очнешься — пойдешь домой. Ты никогда не приходила ко мне. И ты больше никогда не будешь пить спиртного. Если ты выпьешь хоть каплю — тебя вырвет, и будет нести три дня. Запрет на спиртное! Навсегда! Навсегда! Навсегда!

Надиена оторвала руки от головы Нинухи, опустилась на траву и снова подключилась к источнику Силы. Минута, две — она снова была полна, но физических сил хватило только на то, чтобы сидеть прямо, на падая на бок.

— Оххх... — Нинуха встала, покачиваясь, схватившись рукой за голову, непонимающе оглядываясь по сторонам. Увидела открытую калитку, и тихо, как зомби, вставший из могилы, побрела к выходу. Надиена проводила ее взглядом, а когда та вышла и пошла по пустынной улице, поднялась, закрыла дверь. Теперь нужно было что-нибудь съесть и отдохнуть. Физические силы на исходе.

Уже засыпая на кровати в спальне, услышала звонок сотового телефона — судя по мелодии, звонил Матвей. Но сил подняться не было. "Потом, все потом!" — промелькнуло в голове, и Надиена уснула.

Чтобы никогда уже не проснуться.

Ей было не восемьдесят. Ей было сто четырнадцать лет. Вернее — этому телу.

А прожила она от "рождения" в новом мире девятьсот пятьдесят три года.

Надиена Голударк, урожденная Сиамаг, Высшая Клана Уард, Потомственная магиня, лекарка, дочь великого ученого, лекаря милостью Создателя, Амароля Сиамаг.

Да покоится ее тело с миром!

Да найдет ее душа новое, благородное, молодое тело!

* * *

Сергар проснулся от ощущения того, что левая нога немилосердно чесалась. Так чесалась — что терпеть не было никакой возможности. Он пошевелил пальцами, подтянул ногу поближе к руке, и...окончательно проснулся. Проснулся, и...едва не завопил от радости! Ноги двигались! Он мог сгибать в коленях, шевелить пальцами ног, он чувствовал прикосновение руки, когда касался колена, бедра, лодыжки!

Ура! Ура! Славься! Славься, великая лекарица бабка Надя!

Сергар быстро оделся, и поскорее переместился в кресло — ноги еще не годились для хождения, не держали. Мышцы атрофировались, "усохли". Нужно было заново учиться ходить, на костылях — благо, что костыли дома были, у дяди Пети. Остались от кого-то от соседей. Деревянные, но крепкие — он показывал, в сарае лежат.

"Вот как встанешь на ноги, пацанчик, я тебе их и подгоню! Будешь на клюшках шкандыбать, а как навостришься — вернешь!"

Переместился в зал, привычно перебирая руками по держателям на колесах, осмотрелся — никого. Тишина, все будто вымерло. Тихо журчит холодильник, где-то жужжит муха...

— Ау! Бабка Надя! Эгей!

Тишина. Спит?

Проехал в спальню, усмехнулся — ага, спит. Хотел оставить на месте, не трогать, но очень уж хотелось есть. Обновленные, ожившие ноги требовали питания, мускулы наращивать!

Тронул лекарку за руку — рука была холодной, как у...мертвой?! Подкатился к голове, протянул руку, пощупал пульс...нет! Нет!

— Бабка Надя! Надя! — крик из души, из сердца, навалился на нее, схватил за плечи, тряхнул обеими руками — Надя! Как же так?! Надя!

— Убил! — женский голос за спиной оглушил, рванулся в уши — Убил! Мама! Мама!

Обернулся, попытался что-то сказать, но не успел — удар по голове, и темнота. Не успел заметить — кто ударил. Просто — бац! И все. Готов.

Очнулся лежа на полу, лицом вниз. Было очень плохо — руки болели, голова трещала, тошнило. Голоса — мужские, возбужденные, грубые. Женские голоса — кто-то вдалеке причитает, воет, как по мертвому. По мертвому? Вспомнил! Бабка Надя!

О боги...за что?! Единственный человек в этом мире, который мог помочь, единственный, кому мог довериться до конца, и вот!

— Очнулся. Матвей, ты чем его приложил?

— Чем-чем...поленом!

— Инвалида? Ну нахрена?

— Интересное дело! Он убил мою мать, а я что, церемониться с ним?! Да я его, суку, сейчас задушу, и пусть судят!

Удар в бок, боль, внутренности хлюпнули, протестуя против насилия над своей нежной плотью.

— Прекратить! Вон отсюда! Это дело полиции, никакого самосуда! Еще не известно, отчего бабка Надя умерла! Откуда ты знаешь, что это он сделал?!

— Да чего тут знать?! Маша видела, как он ее душил! И я видел — он держал ее за горло! И она мертвая! Ты чего, за убийцу, да?! Тварь ты, Серега! И пошел ты нахрен, я его щас прибью, гада!

— Назад! Стрелять буду! Суд разберется, экспертиза — он, или не он! Пошли все отсюда, я его допрошу! Вон, сказал!

Сильные руки подняли Сергара, усадили в коляску — легко, как ребенка. Поднял голову — перед глазами широкое, толстогубое лицо участкового. Хмурое, с прищуренными глазами, расстроенное.

— Это ты?!

Сразу не понял — изображение двоилось, тошнило, едва не вырвало. Сглотнул, подождал, пока комната перестанет вертеться, ответил:

— Я ее не трогал. Проснулся, пошел искать — она лежит. Я пощупал шею — мертвая. Очень жаль. Очень, очень жаль!

— Ему жаль! Потрогал!

Сергей тяжело сел в кресло напротив телевизора, положил голову на сцепленные в кулаки и упертые в колени руки. Могучие плечи обвисли под тяжестью беды.

— Ты так рано вернулся? — вдруг спросил Сергар, глядя на новообретенного, а теперь, похоже, потерянного друга.

— Вернулся — мрачно ответил участковый, неприязненно глядя на Сергара — Вот что, парень, вляпался ты, и меня вляпал. Сейчас повезу в район, в отдел, иначе тебя прибьют. Матвей мужик резкий, бывший десантник. Он тебе голову открутит — и пискнуть не успеешь. И твои ножики не помогут.

— Да нет у меня ножиков, ты же знаешь. Дома оставил — пожал плечами Сергар — Маме позвонить можно?

— Сейчас — нет. Телефон у мужиков. Хотя...номер помнишь? С моего можно — он достал из кармана старенький, потертый аппарат, но Сергар отрицательно покачал головой:

— Я номер не помню. Не умею обращаться — мама с дядей Петей как-то сделали, чтобы я кнопку нажал, и сразу до мамы дозвонился.

— Ладно. Пофиг. Я ей скажу и так. Потом заеду.