Шипы

Очень много.

Они были повсюду. Были ли они чудовищным порождением местной фауны или чем-то еще, но они были отвратны самой человеческой природе. Не задумываясь, Ли открыл огонь по наступающим монстрам.

Рядом раздался голос Лоуренса:

— Иезис великая! Что это?!

Он стоял, точно так же сжимая винтовку, и в его расширенных глазах был ужас.

— Кто-нибудь, разбудите меня, — к ним присоединился Галлахер, — Мне снится плохой сон. Ужасный сон. Кошмарный сон. Я не верю своим глазам. Я сейчас проснусь. Сейчас проснусь!

— Ты не спишь! — жестко оборвал его Ли и скомандовал, — К бою!

Уже бессознательно они стали в позицию, которую в них вдалбливали инструкторы на тренировках и реальные бои: спинами друг к другу, образуя треугольник и вскидывая винтовки.

Почувствовав исходящую от людей готовность защищаться, замешанную на инстинкте самосохранения и животном страхе, твари перестроились и перешли в наступление. Была в их действиях какая-то упорядоченность, и на мгновение Ли показалось, что их отвратительные глаза светятся разумом. Показалось и исчезло.

— Шерман! — заорал он, — Шерман!

Киборг не ответил, но через несколько секунд, помстившихся вечностью, он присоединился к людям.

Рядом раздался нечеловеческий вопль, и краем глаза Ли увидел искаженное лицо Галлахера. Мощный поток огня, вырвавшийся из ствола его винтовки, замкнул защитное кольцо. Несмотря на потери, монстры начали сужать кольцо, затягивая удавку. Они не были вооружены, но их численный перевес был в несколько десятков или даже сотен раз больше. На место одной сожженной твари тут же становился десяток других. Некогда было задумываться, ЧТО это и ОТКУДА это взялось. Нужно было убивать, убивать, УБИВАТЬ!

— Ко мне, выблядки! Ко мне, вашу мать!

Неистовый срывающийся крик, полный ярости, раздался, как гром среди ясного неба. Из зарослей за кольцом чудовищ выметнулась одинокая человеческая фигурка, как будто карающий ангел спустился с небес. В руках одиночки расцвел ярко-алый огненный цветок.

Кольцо рассыпалось, и некоторая часть лягушкообразных монстров повела атаку на сумасшедшего камикадзе-одиночку.

Продолжая отстреливаться, Ли пропустил момент, когда одна из тварей подобралась к нему слишком близко. Щелястая пасть раззявилась, и зубы сомкнулись на плече Ли.

Он закричал. В глазах потемнело от боли. Рука мгновенно онемела, а рукав начал быстро пропитываться кровью. Ли успел подумать, что вот и все, но тварь отвалилась, сметенная Галлахером. В ее зубах остался кусок мяса. Ли выстрелил в последний раз и рухнул на землю в глубоком обмороке, исчерпав запас сил.

* * *

Для Лоуренса все происходило в тумане, в полубреду. Сон принес ему небольшое облегчение, но ненадолго. Боль снова обрушилась на голову, разламывая черепную коробку. В сером тумане перед глазами изображение двоилось, и поэтому Лоуренсу казалось, что лягушек в два раза больше, что они окружили их и сейчас завалят. Смердящий запах, исходивший от их тел, мешал дышать и вызывал тошноту. Больная голова кружилась, и Лоуренса мотало из стороны в сторону. Он стрелял, но по большей части не видел, куда, и только просил Иезис, чтобы не задеть своих.

Пожалуйста Иезис пожалуйста Иезис пожа...

Бой длился несколько минут, но ему показалось, что это длится до бесконечности. Появление еще одного человека прошло мимо сознания Лоуренса. Его внутреннее время замедлилось настолько, что он почти выпал из реальности.

— Ло!

Кто-то зовет его. Лоуренс перестал стрелять и обернулся на звук. И в следующее мгновение сразу несколько монстров бросились на него, разрывая тело на части. Лоуренс закричал от боли. Его глаза перестали видеть последний сумеречный свет, а уши слышать. И он падал... падал... падал... В темную Бездну, задыхаясь от бесконечности.

Так вот, как это бывает, когда умираешь. Это больно и страшно. И ты успеваешь четко осознать всю неотвратимость Смерти. И уже ничего не можешь с этим сделать.

В открывшемся ничто Лоуренс вдруг увидел бескрайние поля, покрытые коврами фиолетовых цветов. Он ощутил их запах, живо напомнивший о доме, — запах цветущей лаванды. И увидел коленопреклоненную женщину.

Прости меня, мама, я не смогу вернуться.

Он никогда больше не увидит ее лица. Не услышит ее мелодичного голоса. Не прижмется щекой к прохладной узкой руке. Не будет уже ничего.

Только эта бесконечная боль и темнота.

Я не смогу вернуться, мама. Прощай...

* * *

За несколько десятков световых лет от Розы и от этого боя, в самый разгар веселья по случаю юбилея мэра Лос-Анджелеса Ора Лоуренс вдруг замерла, словно превратившись в изваяние. Царственно вскинутая голова с высокой причудливой прической застыла в полуобороте. Глаза, только что искавшие мужа в зале, остановились. Светская полуулыбка превратилась в страшный оскал. И только сердце забилось сильнее, норовя проломить ребра и вырваться наружу. Лица окружавший ее людей слились в один хоровод, а звуки — в низкий давящий на уши гул. С трудом протолкался чей-то голос:

— Ора, дорогая, с тобой все в порядке? Что ты увидела?

Увидела предрассветные сумерки. Они шевелились и были живыми. У них были белые глаза навыкате и зубастые пасти-щели. Они наступали, и в этот момент Ора поняла, что сейчас умрет. Откуда-то повеяло лавандой... потом тело острой судорогой пронзила боль...

Не в силах сдержаться, Ора вскрикнула. Пальцы разжались, и бокал, который она держала в руке, медленно упал на пол, разлетаясь на тысячи осколков... вино выплеснулось на белоснежное платье Оры Лоуренс алыми пятнами, так похожими на кровь.

Стало тихо. Умолкли разговоры и смех. Оркестр сыграл еще такт и тоже замолчал. Она ничего этого не видела, опрокидываясь в ничто.

— Любимая, я здесь, я с тобой. Все хорошо, родная.

Руки мужа поддержали ее, не давая упасть. Щемящая тоска в груди и смертное наваждение сгинули, и Ора снова вернулась в реальность. Ледяная статуя ожила и задвигалась. Она провела рукой по глазам, стирая остатки жуткого видения, и отступила на шаг.

— Прошу меня простить. Прошу простить.

Бережно поддерживая жену под руку, мистер Лоуренс вывел ее из зала. Она шла, спотыкаясь, и мокрый подол прилипал к ногам и оставлял на полу алый след. Как будто кровоточило ее сердце. У подножия лестницы Ора снова споткнулась, и мистер Лоуренс спросил:

— Поедем домой, да, дорогая?

— Да, — прошелестело в ответ, — Домой.

Извинившись перед виновником торжества, Фрэнк вызвал авиетку и помог жене войти в нее.

— Домой!

Ора была белее мрамора. На ее лице застыло такое безутешное горе, что мистер Лоуренс не решался спросить о его причине. Он знал, что между женой — матерью! — и сыном существовала некая мистическая связь, и ему страшно было услышать то, что скажет Ора. Этот рейд Хэнка... этот его последний рейд...

Уже дома, под защитой родных стен Ора немного пришла в себя. Испачканное платье полетело в конвертер — она больше никогда не захочет его надеть. Длинные светлые волосы рассыпались по плечам. Фрэнк Лоуренс присел рядом с женой и взял ее ладонь в свои руки.

— Как ты себя чувствуешь, мое сердце?

— Уже лучше.

— Может быть, расскажешь, что тебя так взволновало?

Она медленно повернула голову, и впервые в жизни мистер Лоуренс увидел в глазах жены такую безнадежную тоску. Сердце запнулось и пошло с перебоями. Он узнал ответ раньше, чем услышал.

— Наш сын не вернется к нам. Роза убила его своими шипами.

— О чем ты говоришь, милая? Какая роза?

— Та планета, на которую они полетели. Ведь у каждой розы есть шипы.

— Откуда ты узнала?

— Я видела. Я увидела его глазами, а потом почувствовала. Боль. Страшно. И...

Ее голос дрогнул. В глазах возникли прозрачные озера, задержались на мгновение и пролились двумя реками. Мистер Лоуренс порывисто прижал голову жены к своей груди... гладил ее волосы и шептал:

— Ты ошибаешься, моя любовь. Просто ты устала и тебе показалось. Иезис милосердна, она вернет нам нашего единственного сына. Все будет хорошо, моя родная, вот увидишь. Они вернутся. Они все вернутся, и Хэнк тоже.

Он говорил что-то еще, повторял одно и то же, но уже знал, что уговаривает себя. Ора никогда не ошибалась в том, что касалось Хэнка. Вот и сейчас...

Нет, говорили его губы. Нет, говорил его разум.

Да, говорило его сердце. Да, говорили его глаза.

Они оплакивали своего сына — безутешные родители, быстрее любого сигнала узнавшие его судьбу, — когда его искалеченное тело остывало под бледным небом чужой планеты.

На следующее утро Ора вышла из спальни в белых траурных одеждах — их она не снимет уже никогда. Пройдя по всему дому безмолвным призраком, она вышла в сад и прошла к тому месту, где сильнее всего ощущала свою связь с сыном.

Лавандовые поля.

Именно их он увидел в свой предсмертный миг. Именно сюда пришла Ора. Безжалостно сминая хрупкие цветы, последние в этом уходящем году, она прошла в самый центр фиолетового ковра и опустилась на колени. Слезы уже не просыхали на ее глазах, когда она подняла к небу прекрасное лицо.

— Иезис, я прошу тебя. Пусть ты взяла в жертву моего единственного сына... моего Хэнка... пусть, я соглашусь. Но прошу тебя, позволь остальным вернуться... Вернуться домой.

* * *

Наконец-то взошедшая звезда увидела страшную картину. Чудовища были повсюду. Их тела лежали бесформенными кучами и, кажется, уже начали разлагаться. Тошнотворный запах усилился, и теперь сырой утренний воздух был наполнен миазмами их испарений. Оставшиеся в живых монстры отступили, покинули поле боя. До следующего раза?

От палатки остался обгоревший остов и чудом уцелевшие лоскутки, и о ее дальнейшем использовании можно было забыть. Осталось только помолиться о том, чтобы уцелело что-нибудь из снаряжения и запасов. Люди с трудом приходили в себя.

Несколько секунд Галлахер со страхом озирался вокруг, готовый расстрелять любое подозрительное шевеление, а потом что-то заорал в небо. Слов не было. Был просто дикий крик, выпускающий ужас пережитого.

Недалеко от него незнакомый парень провел рукой по глазам и тяжело опустился на землю, опираясь на винтовку. Что-то тихо проговорил сам себе. Никто не услышал.

Шерман склонился над Ли и позвал:

— Мистер Галлахер.

— Что?!

Галлахер, еще не отошедший от горячки боя, подскочил от неожиданности и едва не разнес киборга в клочья.

— Мистер Ли ранен.

Ли истекал кровью. На плече явно проступали следы зубов, а кусок мяса был просто вырван. Куртка, да и земля вокруг почернели от вытекшей и свернувшейся крови.

— Аптечку! Бегом!

Пока Шерман выполнял приказ, Галлахер попытался найти на шее Ли пульс... нашел... жилка билась слабо и с перерывами, но она все же была.

— Потерпи, Ли. Сейчас... я сейчас, только потерпи немного.

Галлахер разрезал рукав и обнажил рану. В его широко раскрытых глаза все еще стоял кошмар, но он не мог позволить себе свалиться в истерику, хотя так хотелось. Руки тряслись, когда он потрошил чудом уцелевшую аптечку. Вдвоем с Шерманом они обработали рану антисептиком и сделали перевязку. Потом одну за другой инъекции: обезболивающее... противошоковое... что-то еще. Разумом Галлахер почти не понимал, что именно он делает. Знания, вложенные большей частью под гипнозом, выплывали откуда-то издалека и уходили обратно, минуя сознание.

— Ли, очнись! Давай, Ли!

Голос сорвался, но чудо все же случилось. Ли застонал и открыл глаза. Какое-то время они оставались мутными, но потом взгляд сфокусировался.

— Джин... Я еще жив?

— Жив, жив, — подтвердил Галлахер, — Встать сумеешь?

С трудом, но все же Ли поднялся на ноги. Лекарство заглушило боль в израненном теле, но он знал, что это не продлится долго. Он огляделся:

— Где Лоуренс?

Тело Лоуренса лежало неподалеку. Над ним на коленях стоял незнакомый парень. При этом он не выпускал из рук свою винтовку, и было видно, что в любой момент он готов к бою. Он поднялся навстречу и глухо сказал:

— Он мертв. Мне очень жаль.

Лоуренс лежал лицом вверх. Его остекленевшие глаза, похожие на две чистые серые лужицы, смотрели в небо. На губах осталась его застенчивая полуулыбка. Светлые волосы казались темнее застывшего лица. Все остальное было страшно. От шеи и ниже его тело было разорвано почти что в клочья. Среди лохмотьев почерневшей от крови одежды виднелись внутренности. Одна рука была оторвана и держалась на тонкой полоске кожи. Из таза и бедер торчали кости. Его винтовка лежала рядом, и коченеющие пальцы продолжали обхватывать приклад. Но самым странным было то, что Хэнк Лоуренс был мертв.

— Иезис жестока!

Галлахер едва отошел на несколько шагов и согнулся пополам. Диафрагма судорожно сжалась, но все же удержала скудную пищу внутри желудка.

— Ох, Ло, — тихо выдохнул Ли. Незнакомец рядом повторил:

— Мне очень жаль. Ничего нельзя было сделать. Они жрут нас, так что ему еще повезло. В какой-то степени.

Ли опустился на колени. Он глубоко вдохнул и медленно выдохнул, собираясь с силами, а потом здоровой рукой снял с Лоуренса цепочку с жетоном. То, что у всех них осталось с армии. Жетоны-смертники, позволявшие идентифицировать погибшего бойца. Подошел Галлахер.

— Как же так, Ло? Как же так?

Ли закрыл Лоуренсу глаза. Теперь уже навсегда.

— Прощай, брат.

— Прощай, брат, — эхом откликнулся Галлахер.

Они отошли от тела и бессознательно стали правильным полукругом, отдавая последний почетный караул погибшему. Ли и Галлахер переглянулись.

— О, Иезис, милостивая и милосердная, прими в свои объятия душу нашего брата и даруй ему бессмертие в новом рождении. Мы будем помнить и любить его, как помним и любим тебя, святая изгнанница. Услышь наши мольбы, Иезис, и мы будем вечно благодарить тебя за твою доброту.

Галлахер помолчал немного, давая остальным возможность мысленно добавить что-нибудь к своей литании.

— Пусть пыль станет пылью, а прах — прахом. Возвращайся к нам снова, брат. Мы будем ждать.

Галлахер поднял винтовку и направил шквал огня на тело Лоуренса. Едва взметнулись первые языки пламени, солдат с "Линкольна" принял стойку "смирно" и поднял руку в последнем приветствии.

Хэнк Лоуренс сгорел быстро. Его светлая душа вознеслась в объятия Иезис вместе с дымом, а тело рассыпалось пеплом. Стоя рядом с Ли, Галлахер горестно спросил:

— Что мы скажем миссис Лоуренс?

Ли промолчал. Они оба не могли себе этого представить. Миссис Лоуренс сойдет с ума от горя.

— Будет лучше, если для начала мы уберемся отсюда.

Голос прозвучал холодно и бесстрастно. Галлахер, все еще убитый горем от потери близкого друга, так никогда и не понял, ЗАЧЕМ он это сделал. Он переступил несколько шагов, глядя перед собой невидящими глазами, и с короткого размаха ударил незнакомца по зубам. Парень упал на землю и, кажется, отключился. При этом он не издал ни звука.

— Отлично, Джин! — в голосе Ли прозвучал сарказм, — Надеюсь, ты еще помнишь, что он один из тех, кого мы должны спасать?