Ты такой же, как я.

— Ну, ты и тихушник, Саныч! Зажал магарыч от студента!

Я повернулся к нему со зверской рожей, но Юрьичу на мою рожу было плевать. Он вообще у нас полный пофигист.

— Какой еще магарыч?

— Да девчата уже рассказали, что вы на шашлыки валите. Что практикантик тебе проставляется за спасение. Короче, девчат много, а вас всего двое, так что мы здесь покумекали и решили, что едем с вами.

— Блядь! Какого хера? Кто тебе эту х...ню сказал? Никто никому не проставляется, просто решили шашлыки замутить, ну, и Данила с собой взять. Все же он в их коллектив вписался.

— Ну, вот и ладненько. Выпивон и мясо уже в автобусе. Столик раскладной и стульчики мы тоже взяли, так что тащи все, что у тебя в багажнике в автобус.

— Нахуя?

— А ты что, бухать не собираешься? И девчата, что за рулем тоже обломиться должны? Вы же в одну твою машину не влезете. Значит, придется и девчонкам на своих ехать. А это в плане выпивки — полный облом. А так все в автобус загрузимся, а шофер потом нас развезет. В первый раз, что ли? Чего ты спрашиваешь?

— Да я не об этом. Нахуя вы-то поедете? И кто это — вы?

— Бля, Саныч! Ты что, всю малину возле себя собрать, не делясь, решил? Не жирно вам со студентом будет? Ты чего это коллектив обламываешь?

— Да пацан просто тихий, он девчонок и меня только и знает.

— Ну, вот и познакомится со всеми. Пусть вливается, ему же, как я понимаю, еще работать с нами. Чего ты за него так переживаешь? Маленький он, что ли? Бля, Саныч, не съедим же мы его, в конце концов.

— Черт с вами. Только нам ещё за ним заезжать придется.

— Базара нет. Не вопрос, заедем.

Пришлось выгребать из багажника все содержимое и валить к автобусу. Юрьич с готовностью подхватил сборный мангал и шампура, помогая мне выгружаться. Вдвоем мы быстро все перенесли в салон автобуса, где от вида стоящего ящика со спиртным и бутылей с пивом мне стало хреново. Затевалась нешуточная пьянка.

В итоге из скромного пикника с девчонками получалось хрен знает что.

А вернее очередная попойка с блядством. Зная своих сотоварищей, дело шашлыками вряд ли ограничится. Как пить дать, все это безобразие закончится в сауне. Как ко всему этому отнесется Данил, я даже думать боялся. Что он не обрадуется такому количеству начальственных харь, я не сомневался.

Вот только каким мне это боком вылезет...

Пить начали сразу, как только сели в автобус. Так что когда мы подъехали к дому практиканта, все уже пропустили по паре стаканчиков коньяка. Ленка только успевала всех подкалывать и заводить. Завгар уже травил не первый анекдот, мануальщик клеился к Людочке, остальные тоже время зря не теряли, подкатывая к девчатам. Пикник обещал быть веселым.

Практиканту о составе шашлычников я решил не говорить. Залезет в автобус, все сам увидит.

Открыла мне его мама. Красивая и ещё молодая женщина.

— Я вас таким и представляла! Татьяна, отчества не люблю. Так что просто Татьяна, — сходу огорошила она меня.

— Дима. И можно на "ты". — Мне понравилась её простота и её красота. Данил был похож на неё. Глазами, губами, овалом лица — копия мамы.

От благодарности Татьяны, которую она мне выражала со стоящими слезами в глазах, мне стало неудобно. Знала бы она, как я над её сынулей изгалялся и из-за кого ему пришлось все это пережить.

Практикант, вышедший следом за ней, обнял её за плечи и легонько подтолкнул к кухне.

— Мам, ну, хватит. Давай мне, чего вы там с батей наготовили, а то там девчонки ждут.

Увидев Данькин козлячий пух на подбородке, меня разобрал смех.

— Дань, иди, побрейся по-быстрому, не смеши девчат. Ленка тебя засмеёт, с этой твоей бородкой.

Он вспыхнул, как красный фонарик.

— Мы с отцом ему тоже об этом говорим. Как дурачок, с этими тремя волосинками, так он нас не слушает, — засмеялась Татьяна.

Данил зыркнул на неё и скрылся в ванной.

— С характером. Тихий, тихий, а потом как взбрыкнет. Проходите, Дмитрий, на кухню, я вас чаем напою, пока этот охламон бриться будет. — У нее тоже ямочки, когда улыбается.

Я даже засмотрелся. Красивая женщина. В юности, наверное, отбою от ухажеров не было.

— Спасибо, но там коллектив ждет. Я пойду, предупрежу, что Данька минут через десять выйдет. Мы его в автобусе подождем.

— В автобусе? Вы на автобусе едете?

— Ну, нас же много, в машину все маркетологи бы не влезли.

— Понятно. Дима, вы сумку сразу Данькину захватите, пожалуйста.

У него еще ребра болят. Мы с отцом там собрали, по мелочи.

"По мелочи" — оказалась спортивная сумочка, килограмм так на надцать.

— Татьян, вы чего туда напихали? Мы вообще-то все взяли уже.

— Не спорьте, Дима. Там ничего такого. Вас же много, все выпьете и съедите. Что сегодня не осилите, потом пригодится. Там мясо отец замариновал, он в этом ас. Две банки трехлитровых, так что осторожней, не разбейте. Он ведерки у нас капроновые не признает. По старинке, в стекле маринует. С магазинными шашлыками не сравнить, сами убедитесь. Ну, и винцо домашнее для девчат и водка корейская со змеями на жень-шене. И по мелочи: колбаска домашняя, я сама делаю. Помидорчики да огурчики. Фрукты. Разберетесь, в общем.

У меня от всех перечислений в животе заурчало. Татьяна засмеялась.

— Может, выпьете все-таки чаю?

— Нет, спасибо. Пойду. А вы поторопите Данила, пожалуйста.

В автобусе без меня не скучали. Антоныч — начальник компрессорной — прихватил с собой гитару, свою неизменную спутницу. Он специально купил её на работу к себе в кабинет, чтобы домашнюю не таскать. Играть и петь он умел и любил.

И сейчас развлекал компанию частушками, пока ещё не похабными.

— А Данька где? — удивленно взглянула на меня Леночка.

Сдаётся мне, что она неравнодушна к практикантику.

— Сейчас спустится. Принимайте магарыч и шашлыки. — Я сунул сумку мануальщику, а сам остался на улице курить. Завгар выскочил из автобуса и пристроился рядом, тоже закурив.

Нужно было видеть Данькины глаза, когда, выйдя из подъезда, он увидел автобус и завгара. Юрьевич, заметив его панику, засмеялся.

— Не ссы, студент! Мы маленьких не обижаем. Прыгай в автобус, тебя только и ждем.

Студент смерил меня взглядом, обещающим все казни и пытки, какие есть. В ответ я пожал плечами и, кивнув на автобус, вздохнул:

— Не виноватый я, они сами пришли.

Девчонки Данила зачмокали и затискали, он только кряхтел и ойкал. Мужики глядели на это дело с ухмылочками.

— Ну, все, конкурент прибыл. Куда нам старым пердунам до молодых. Нас бы кто так потискал, — ворчал Борис Сергеевич, главный наш инженер, сорока пяти лет отроду, самый из нас старый, после Валерьевича. Оптовик Георгий Яковлевич только посмеивался, колыхая своим необъемным животом, а начальник фабрики мороженого Алексей — тридцатитрехлетний красавец с самодовольной рожей — перемигивался с завгаром.

— Да куда им, салагам, до нас. Так, потискать, как братика. Мы, Сергеевич, вне конкуренции. Вон, Саныч у нас чего только стоит. Мачо! А студентику до нас еще заматереть надо. Так что, мужики, не расстраивайтесь, вот приедем на озеро, посмотрим, кто кого тискать еще будет.

— Даже не надейтесь, Алексей Викторович! — возмутилась Леночка.

— Ох, Ленок, вредная ты, вот за это я тебя и люблю! — послал ей воздушный поцелуй Викторович.

Я поймал взгляд Даньки. Он с прищуром оглядел сначала меня, затем все присутствующее начальство и выдал:

— Ну, через годика три и я мачо буду, не хуже Дмитрия Александровича, а вот он уже старым к этому времени станет.

— Ну, вот и пожалуйста, — вздохнул Борис Сергеевич, — если уж молодежь считает, что Димка старый пердун, так из меня по их мнению вообще песок сыплется.

— Старый конь борозды не портит, — подмигнула ему Анечка. — Вы, Борис Сергеевич, мужчина в самом соку. Жаль, женатый только.

— Опаньки! Сергеевич, я уже тебе завидую! Анечка, я не женатый! И я еще жеребец хоть куда!— метнулся к девушке шустрый завгар.

— Ага, все вы неженатые, когда налево идете. — Анечка сбросила со своего колена руку завгара.

— Не, честно, Ань. Ты разве не в курсе? Я в том месяце развелся, теперь свободен, как птица в полете.

— Да про ваши ежемесячные разводы весь холодильник уже в курсе.

Я слушал все эти шутливые перепалки в полуха.Смотрел на Даньку и думал о Маше. Я ничего ей не сказал, что задержусь, а телефон отключил. Не только я, все сидящие мужики в автобусе. Как нас только жены терпят. Юрьевич со своей разбегается после каждой такой пьянки. Она собирает детей и уходит жить к матери, а он, нагулявшись, идет потом её забирать, просит прощения и клянется, что это в последний раз. И она возвращается. Всегда.

Настроение у меня было фиговое. Я не хотел всю эту толпу. Я хотел всего одного человека — его. А он болтал с девчатами и не обращал на меня никакого внимания. Вообще.

И мне захотелось снова подкалывать его, доставать, злить, выводить из себя. Это, наверное, единственный способ, обратить на себя внимание.

* * *

* * *

** ГЛАВА 23

Шашлыки получились на славу, как и сам пикник.

Вопреки моим ожиданиям Данил чувствовал себя в компании не зажато.

Смеялся вместе со всеми анекдотам, которые лились, как из рога изобилия — мужики наперебой травили их, кочевряжась перед девчатами.

А когда Антоныч заиграл на гитаре и запел, Данька не отрывал от него восхищённых глаз и подпевал вместе с девчонками. Пил наравне со всеми, не ломаясь и не отказываясь. Раскрасневшийся от алкоголя, он облокотился на Ленку, а она обвила его шею руками и то и дело скармливала ему кусочки мяса, он же не сводил глаз с начальника компрессорной.

Я молча хлестал водку и буравил практиканта взглядом. Внутри всё кипело. Обычно я тоже травлю анекдоты и вообще не скучаю в компании, но не сегодня.

Георгий Яковлевич попросил Антоныча спеть его любимый романс 'Я встретил вас' — и Данька вдруг запел его вместе с гитаристом. Дуэт у них получился просто потрясающий.

Пока они пели, моё сердце как будто остановилось. Никогда ещё так красиво не звучал этот романс в исполнении Антоныча. Он сам, по-видимому, был в восторге. Как только отпустил струны, протянул руку Данилу.

— Держи пять парень. Голос у тебя охрененный. Молодёжь обычно эти песни не знает, часто поешь?

Данил пожал руку компрессорщику улыбаясь

— У меня мама здорово поёт и дядька. Это у них семейное. Как какое застолье — так обязательно с песнями. Их отец был первым певцом и балалайщиком в деревне.

— Балалайка? Серьёзно?

Данька кивнул, всё так же улыбаясь и не сводя с Антоныча глаз.

— Ну, а ты умеешь играть? На балалайке или гитаре?

— Нет, я только петь могу, и то только поддатый. — Данил засмеялся.

— Ну, всё, парень, ты попал, теперь от наших гулянок не отвертишься, — похлопал его по плечу Борис Сергеевич.

У меня уже чуть пар из ушей не валил. На языке вертелись сплошные матерные междометия.

Какого хера, спрашивается, он лупится так на Антоныча? Что, блядь, за гляделки такие. Я уже было собрался подхватить Даньку за шкварник и уволочь для выяснения в кустики, под видом 'пошли отольём', как услышал эти самые слова над своим ухом.

Юрьич буквально навис надо мной.

— Саныч, разговор есть, пошли отольём.

Я нехотя встал, запихал все свои эмоции подальше в задницу и пошёл за ним. Отошли мы довольно таки далеко от стоянки.

Пристроились к старой берёзе. Завгар повернул ко мне лицо и, заправив хозяйство в штаны, прокашлялся, словно речь собрался толкнуть.

— Димыч, ты палишься.

Блядь, я чуть на штанину себе не нассал, так руки дёрнулись.

— Ты о чём? В смысле — я палюсь? — Спокойно заправился и сделал морду кирпичом, словно не понял о чём речь.

— О пацане. Это ведь тот практикант, чьей задницей тебя Валерьич подкалывал. И ты в натуре на него пялишься, как на тёлку какую-то. Ты, блядь, запал на него, что ли? Я хренею, Димыч, у тебя же желваки от злости ходили, пока они с Антонычем пели. Мне по хрен, но если тебя ещё кто из наших спалит? Какого хрена, Саныч? Что с тобой?

Злость на Данила, на себя, на Юрьича накрыла, словно обрушившийся потолок. Перед глазами пелена, скрежет зубов так, что даже челюсть свело, кулак в ствол дерева, боль на ободранных костяшках, и голос завгара:

— Придурок! Ты что, блядь, творишь!

Смотрю на ободранную руку, кровь сочится медленно, тонкими струйками из-под застрявшей в ранках коры.

Юрьич выковыривает мусор из этих ранок, перематывает мою кисть носовым платком.

— В автобусе у Володьки бинт должен быть и йод. Ну, ты и дебил, Саныч! Блядь, что за хрень с тобой последнее время? Недоёб, что ли? Дался тебе этот практикант?

— Дай закурить, я свои на поляне оставил, — перебил я его.

Закурили. Я прислонился к дереву, ноги не держали, хотелось сесть.

— Тебе показалось, Юрьич. Всё со мной нормально. У меня на парней не стоит. Я не пидор да и он тоже.

— Ну-ну. А кулак в дерево для тренировки впечатал. Я тебе ещё раз говорю, Саныч — мне похер. Мне срать на педиков и кто кого трахает. Мне срать, кого хочешь трахать ты. Но Валерьичу и остальным, думаю, нет, так что просто не пались.

Он развернулся и пошёл к народу. А я, блядь, не мог сдвинуться с места.

* * *

* * *

**

Данил обеспокоенно посмотрел на завгара, тот вернулся без безопасника, и как-то странно глянул на Даньку, тут же отвернувшись.

Хотелось пойти на поиски Саныча, поговорить. Данька видел, что с ним творится. Чувствовал все эти прожигающие в нем дыры взгляды, но поделать ничего с собой не мог. Его всегда восхищали и привлекали люди, умеющие играть на музыкальных инструментах, петь или рисовать. Он был готов часами сидеть рядом, слушать, смотреть.

— А Саныч где? — спросил у Юрьича Алексей, и Данька весь обратился в слух.

— Придёт сейчас. Мы блин с ним херней там малость пострадали, он мне удар свой коронный показывал. На дереве. Блядь, все костяшки, долбоеб, сбил. Герой хренов.

— Два дебила — это сила, — засмеялся Алексей — Может ты его, того, урыл в лесочке?

— Ага, его уроешь. Он сам кого хочешь уроет. Вон, Данькиных братцев разрисовал, морды в экран не влазили. Мамка родная, наверное, не узнала. Кстати, Дань, что тебе менты говорят, много им светит?

Данька пожал плечами. Ему совсем не хотелось вспоминать ни братьев, ни тот злополучный день.

На выручку пришла Леночка.

— Давайте не будем о плохом, главное обошлось все, и Дмитрий Александрович во время подоспел.

— Да уж, наш пострел, везде поспел. И как ему это удаётся? — хохотнул Антоныч.

Завгар полез обниматься к девчатам, вызвав этим возмущённые возгласы и отвлекая мужиков от щекотливой темы.

Борис Сергеевич предложил очередной тост за прекрасных дам, и все подняли стаканчики.

Данька проглотил содержимое стакана, не чувствуя вкуса и не отрывая взгляда от рощицы, откуда пришёл завгар.

* * *

* * *

**

Я постоял ещё немного, побился затылком о ствол берёзы, легче не стало.

Мозг не находил ни единого выхода из этой ситуации. То, что Юрьич меня спалил, было ударом под дых. Правильно говорил практикант — нам нельзя вместе работать. Нам вообще нельзя находиться вместе на людях.