Ромашка

— Ну, кредит у тебя не на машину оформлен, и в банке она залогом не является, так что придётся тебе её продать и поделить денюжку. Как раз с банком частично рассчитаться сможешь или старенькую какую-нибудь машинёшку купишь.

— Да что ты говоришь? Ну так кредит я брал, когда ещё с тобой жил, и деньги на совместные нужды пошли. Давай и его тогда пополам поделим. Половину оставшейся суммы я выплачиваю, половину — ты. Не будь стервой. И так рога мне наставила, чего надо-то ещё?

— А ты, я смотрю, в долгу не остался. Быстро утешился. В общем, в суд придётся подавать, я так понимаю. Хрен ты свою блядь в машине возить будешь.

— А ты не блядь? Тебя еб... при муже в машине возили. Маша, не наглей. Давай по— хорошему разбежимся. Хочешь, чтоб вся деревня нам косточки перемывала? Ведь неплохо жили все эти годы. Ну не сложилось дальше, не мы первые, не мы последние. Не врагами же становиться. Что же ты обдираешь-то меня как липку? Мне ведь кредит этот платить не один год. Я на машине хотел в такси подработать. И ведь сама знаешь, что не права, что херню порешь. Почему я должен тебе дарить половину ссуды? За те месяцы, что вместе платили, заберёшь всю технику. Совесть имей. Что я тебе сделал плохого? Другой мужик бы тебя, вместе с твоим любовничком разукрасил. А я молчком всё проглотил, терпел, сколько мог.

Маша вдруг как-то обмякла вся после его тирады. Глаза заблестели, нос покраснел. Вот-вот разревётся.

Сергей подошёл к ней и обнял. Она всхлипнула, прижалась к нему, уткнувшись лицом в широкое плечо, зашмыгала носом.

— Не знаю, что на меня нашло. Серёж, а может, не будем разводиться? Может, простишь меня?

— Маш, ты ведь не любишь меня больше. Да и я тебя тоже. Ты красивая, на тебя любой западёт. Только начальник этот твой, не нужен он тебе. Дерьмо он, а не мужик. Тебе хороший парень нужен, а не этот донжуан. Сама же рассказывала, как он от жены гулял направо и налево. Зачем ты вообще с ним связалась? Чем он тебя охмурил?

— Да дура я, Серёж. Полная дура. — Маша, уже не сдерживаясь, ревела Серёге в плечо. — Прости меня, идиотку.

Сергей вытирал ей слёзы с лица. Под пальцами оставались чёрные потёки от туши.

— Пошли, умоешься. А то на лахудру сейчас похожа. — Он, улыбаясь, увлек её к умывальнику.

Она всё ещё шмыгала носом, когда он смывал с её лица слёзы и тушь.

— Давай выпьем, что ли, по рюмочке — на сон грядущий.

Сергей налил в рюмки самогон, достал из холодильника по большому помидору, протянул рюмку и помидор Маше.

— Захаров, ты в своём репертуаре. Женщине — самогон и помидор. Как романтично. Ты бы мне ещё огурец солёный в руку сунул.

— Дык банку открывать неохота.

Они глянули друг на друга и засмеялись. И как-то сразу стало легко. Забылись обиды и разочарование. После первой стопки и половины помидора решили повторить. А третью выпили на брудершафт. Целовались долго, как в первый раз. Спать легли вместе, крепко обнявшись.

— Я на среду отпросилась с работы, заберу вещи. А завтра уже у своих ночевать буду. Заявление на развод тоже завтра отнесу. Там не обязательно двоим надо. Тебя просто вызовут потом. — Маша говорила и гладила Сергея по лицу. Перебирала пальцами короткие прядки волос.

У него вдруг проснулось желание дотронуться до её груди. Ощутить упругую округлость в своей руке. Машино горячее тело, такое знакомое и ставшее родным за шесть лет, вызвало в нём забытые чувства.

На Машу тоже нахлынула нежность к мужу. Захотелось почувствовать его сильные руки, тяжесть его тела на себе. Задохнуться под ним от наслаждения.

— Серёжа, Серёженька, обними, поцелуй в последний раз. Это ведь последняя наша ночь, больше не будет. А сегодня мы ведь ещё женаты.

Её шёпот вызвал мурашки по коже. Прикосновение мягких рук к паху волной прокатилось по телу. И он ответил на её ласки, на её легкие поцелуи. Прощаясь с ней, он вложил в это прощание всю страсть, что не додал ей за эти годы.

Мял её мягкое, горячее тело, не ощущая под руками выступов косточек и ребер, которые были у Ромки. Вжимался членом в округлые бедра, целовал её шею, не чувствуя губами острого кадыка. Тискал пышную грудь, не умещавшуюся в его руке. Чувствовал её округлые колени, сжимавшие его бёдра. Принимал это всё, прощаясь и оставляя позади. От мысли, что это в последний раз, чувства были острее. Секс стал похож на любовь.

Как первая их брачная ночь, такой же страстью была наполнена и последняя.

Утром Маша поцеловала его в щёчку перед работой.

— Спасибо, муженёк... Бывший. Ночь была потрясающей. Всего тебе... Не прощаюсь. Видеться-то всё равно иногда будем. Деревня же всё-таки.

Он тоже её поцеловал.

— Пока. И, Маш, брось этого козла. Найди себе хорошего парня.

— Какой у меня заботливый муж. Не переживай — уже.

— Что уже?

— А и то и другое. — Маша засмеялась, увидев, как у Серёги вытягивается лицо.

— Ну ты и шлюха... Мужиков прям как перчатки меняешь.

— Ну вот как найду подходящую пару, так и перестану менять. — Машка подмигнула Серёге и вышла за дверь, махнув на прощание ему рукой.

Он же почувствовал, как поднимается настроение, как отступают страх и тоска.

Глава 10

— Ма, здесь такое дело, у меня к тебе разговор. Серьёзный.

У Ирины от Саниных слов в груди всё похолодело. 'Блин, бабкой, наверное, меня заделал', — была первая мысль, пришедшая ей в голову.

— О чём? Ленка, поди, беременная?

— Тьфу-тьфу! Ну ты, мам, скажешь. Не накаркай. Я вообще-то костюмами пользуюсь.

— А о чём тогда речь?

— О голубой любви.

Саня с интересом смотрел на материну реакцию от его слов, не спеша говорить ей, что речь не о нём. Ирину же внутри тряхануло, но виду она не подала. Жизнь с мужем научила держать себя в руках. Она села на диван. И приготовилась выслушать сына, посмотрев на него в ожидании дальнейшего разговора.

— Вот ты, например, как отнеслась бы, если бы я был геем?

— Я тебе уже об этом говорила. Кем бы ты ни был, лишь бы не убийцей, наркоманом или пьяницей. Не воруй, не колись, не пей и не обижай людей — всё, что мне в тебе важно. А с кем ты будешь спать, уже тебе решать. Свои мозги никому не вставишь. Пока сам шишек не набьёшь, не поверишь никому, и всё равно будешь жить по-своему. Я по себе это знаю. Молодёжь взрослых не слышит. А ты не гей, судя по тому, скольким девчонкам головы позаморочил, а скорее бисексуал.

— Да, мамань, тебя фиг чем удивишь.

— А что в этом удивительного? Бисексуальность нормальная для мужика ориентация. Все мужики, когда приспичит, бисексуальны.

— Это ты зону имеешь в виду?

Мать с Сашкой всегда разговаривала как со взрослым. И поговорить они могли обо всём, без комплексов и ненужного тушевания. Наверное, поэтому матери бы Саня доверил всё, что угодно.

— Ну не только. Да вообще и без зоны. Папаша твой, например.

У Сани от материных последних слов глаза округлились...

— Батя трахал мужиков?!!

— Ну не трахал, давал делать себе минет, и это у них называлось 'опустить'.

— Ну, это другое совсем.

— А в чём разница-то? Нашли перед собой оправдание тому, что кайф от этого ловили. Да и так он, например, передо мной не скрывал, что трахнул бы, скажем, 'На-Найцев'.

— А почему именно нанайцев?

— Да, блин, не нанайцев, а парней из группы 'На-На'. Ему чёрненький особенно нравился. Помню, когда клип показывали, 'Фаина', кажется, песня была, и они там в прозрачных штанишках и коротеньких жилетках, на восточный лад, так папаша здесь с дружками как раз все перед теликом укуренные сидели и наперебой рассуждали, кто какого бы 'На-Найца' трахнул.

Саня от материного повествования об отце сидел просто в шоке. Отец ему казался совершеннейшим гомофобом. С его репутацией 'крутого' мужика, братка, Саня и подумать не мог ни о чём подобном. А теперь выясняется, что и дружки его все крутые... Блин... В голове не укладывалось. Из шока его вывел мамкин голос:

— Ну, так что дальше-то, говори.

Дразнить мамку расхотелось. Не дай бог, ещё что-нибудь выдаст.

— Мам, в общем, у Ромки проблемы. Он с парнем встречается и, кажется, втрескался в него по уши.

— Я так и знала, что вот Ромка-то — голубенький.

— Откуда ты такое знать-то могла?

— А вот чувствовала, мать не проведёшь.

— Ма, вообще-то ты не его мать, если что. А тёть Аня как раз, по-моему, ничего не чувствует. И вообще, по каким таким признакам ты чувствовать могла, когда он сам-то ничего до недавнего времени не чувствовал?

— Да ты же всю жизнь, с маленьких, его всегда провожал, защищал, опекал, как девочку. Ромка — он слабенький, нежненький, чувственный.

— Ну ты сейчас наговоришь. Чего-то я по твоим описаниям друга не узнаю.

— А мне виднее со стороны.

— Ну ладно, фиг с ним, виднее, так виднее. Мам, ты поговори с тёть Аней. Ромка признаться боится. Вы как-никак подруги, ты её настрой на эту тему. Или пошли вместе поговорим. Завтра Ромыч приедет, нужно, чтобы тёть Аня с дядь Серёжей уже знали.

— Ничего себе! Ты что, раньше сказать не мог? Когда я теперь разговаривать-то буду?

— Да давай сейчас и пойдём к ним.

— Ну, Саня, озадачил. И как я должна это всё подготовить?

— Мам, ну ты же умная у меня, придумаешь что-нибудь.

Он потянул мать за руку, поднимая с дивана. Обнял её сзади, вернее, повис на ней, маленькой, полненькой, положив ей голову на плечо и прижавшись щекой к её щеке.

— Саня, тяжело же. Да ещё колючий, как чёрт. В кого ты такой? У бати твоего сроду щетина так не росла.

— В соседа, наверное. Признавайся давай, маманька.

— Ладно, отцепляйся уже. Пошли к Вороховым.

Анна гостям обрадовалась, хоть и виделись они с Ириной через день да каждый день. А по телефону так по несколько раз в день друг другу названивали.

— Садитесь чай пить с ватрушками.

— О, ватрушки — это хорошо. — Саню уговаривать было не нужно.

У Ромки дома он был как у себя. Придвинув к себе поближе чашку с ещё теплыми ватрушками, уминал их за обе щеки. Анна с умилением за ним наблюдала.

— Кушай, Санечка, там внизу, под ватрушками с повидлом, с творогом ещё лежат. А Ромка, наверное, там один ролтон хрумкает.

— Не, тёть Ань, — Саня, с набитым ртом, помотал головой. — Они со Славяном молодцы, даже кашу манную варят.

— Анют, мы как раз насчёт Ромки поговорить и пришли.

Саня зыркнул на мать. Вот же блин, хоть бы ватрушки дожевать дала.

— Что-то случилось? Саня? — Анна побледнела и испуганно смотрела то на Сашку, то на Ирину. После того случая на болотах она боялась за Ромку постоянно.

— Да нет, всё нормально. Он просто попросил мамку с вами поговорить на одну тему.

— На какую тему?

— Ань, вот скажи, у нас с тобой сыновья — золото. У других вон посмотришь — пьют, колятся, из дома всё тащат, а то и вовсе по тюрьмам. Вон как у Галки — Денис. А твой так вообще молодчина, в какой институт поступил, да ещё и на бюджет. А любят нас с тобой как! Другие с матерями идти рядом стесняются, а наши вон и обнять могут, и за ручку взять.

— Так вы же мамки наши, родненькие. — Саня сгрёб их обоих в охапку. Худенькая Анна придушенно пискнула.

— Саня, здоровый, чертеняка, стал. Придушишь. Ромка меня так сроду не обнимает, это ты вон котярка, ласковый.

Саня чмокнул их обоих в щёки и наконец выпустил из своей медвежьей хватки.

— Ну ладно, вы тут побалакайте, женщины, а я к дядь Серёже наверх пойду. А где мелкий, кстати? Чего-то тихо больно сегодня у вас.

— Да Серёга ему приставку игровую купил, так теперь спокойно хоть сидим.

— А, понятненько. Ну, пойду, гляну, что за приставка.

И он быстренько смылся.

— Ир, что случилось-то? Ромка что, ребёнка кому заделал?

Ирина рассмеялась: наверное, у всех матерей парней этого возраста одна мысль.

— Да нет. Скорее даже наоборот.

— Что наоборот?

— Ань, понимаешь, у Ромки проблемы с девочками. Я об этом и хотела поговорить.

— Какие проблемы? Импотент, что ли?

— Блин, как сложно-то. — Ирина не знала, с какой стороны подступиться. — Нет, в этом смысле, думаю, у него всё нормально.

— Да в чём дело-то?! — Анну уже потряхивать начало.

— В общем, я думаю, ты Ромку любишь, это самое главное, сын он у тебя замечательный, и ты должна его понять.

— Ир, я тебя сейчас придушу. Говори уже, в конце концов.

— Ань, Ромке нравятся не девочки, а мальчики. И сейчас он влюблён в одного парня. А тебе об этом боится сказать.

Анна медленно встала и потянулась в шкафчик за валерьянкой. Молчала она довольно долго. Выпила валерьянку, потом закурила, стоя спиной к Ирине.

— Ань, ну скажи уже что-нибудь. Не молчи!

— Я перевариваю новость. — Она даже не повернулась.

— Перевари её вслух, будь добра.

— А что говорить? Валера, наверное, сейчас в гробу перевернулся.

— Ну, знаешь! Валера бы Ромкой гордился. И между прочим, он как-то мне говорил, что Ромка не такой, как все. Может, он уже тогда знал или подозревал.

— Он не в Саню влюбился?

— Я так поняла, что нет. В кого-то там, в Томске.

— Надо забрать его оттуда. Здесь вся эта дурь пройдёт.

— А если не пройдёт? Если это серьёзно? Ты примешь его таким, как есть?

— Не знаю. У меня в голове ещё всё это не укладывается. Как я Серёге скажу? Женьке? Господи, ну Ромка, что же творит-то?

— Да не переживай ты так. Жив-здоров, хороший парень — это самое главное.

— Тебе легко говорить, а если бы Санька твой гомиком оказался?

— Да мне плевать, кем бы он оказался, он мой сын, и этим всё сказано.

— Это ты так говоришь, потому что тебя это не коснулось.

— Да если бы и коснулось, я бы то же самое сказала. А вернее, я Сане это всегда говорила и говорю. Чем больше ты на него наседать будешь, тем дальше он будет от тебя отдаляться. Вспомни хотя бы, как Веркин Генка с армии пришёл и женился на тридцатипятилетней с двумя ребятишками. Сколько Верка бегала, скандалы ей устраивала. Что только не делала. И чего добилась? Он с этой бабёнкой уже семь лет живёт и семь лет к матери ни ногой. Ты тоже такого хочешь?

— Господи, нет, конечно. Как я Серёге-то об этом скажу?

— Так и скажешь. Куда теперь деваться? Если хочет с тобой жить, то никуда не денется и детей твоих примет такими, какие есть. Зови его сюда. Сейчас и поговорим.

Звать никого не пришлось. Сергей с Сашкой спустились со второго этажа дома сами. Саня с беспокойством смотрел на Ромкину мать.

— Кого звать собрались? Ань, сооруди чайку. — Сергей подсел за стол, а Саня сел на детский стульчик у печки. Анна налила мужу чай и повернулась к Сашке:

— Ну, рассказывай. У Ромки что, крыша совсем поехала в этом Томске?

— Мне кто-нибудь скажет, что стряслось? — Сергей с удивлением смотрел на понурую жену.

— А то, Серёжа, что сынуля у меня — гей.

— Кто? — Он поперхнулся горячим чаем и закашлялся.

— Ромка наш — голубой. Дошло?

— С чего ты взяла? Они с Сашкой вон девах сколько с ума посводили. Да, Санёк?

— Дядь Серёж, это правда. Ромка сейчас с парнем встречается. И любит его очень.

— Ёб твою... Я не матерюсь... Охренел он там совсем, что ли? Ему что, девок мало было? А ты куда смотрел? Тоже мне, друг называется.