Надо мною "Безоблачное небо" - 1 часть

способностей. Слоеная защита — лучшая из возможных, ты не станешь этого

отрицать! И если бы ее могли использовать все, кто работает с белым спектром,

то и вы, и тореадоры, и малкавиане давно бы уже пользовались именно ей. Ты сам бы ее использовал, скажешь, нет?

— Да, Марго, да, но что ты от меня хочешь?

— Макс, ты что, не понимаешь, происходит нечто невозможное. Кира, твоя дочь —

тремер и ее клановые знаки это ясно подтверждают, но она пользуется

НАШИМИ клановыми способностями так, как будто она Вентру. Была бы она

каитифом, это еще как-то можно было бы объяснить, но каитифы не могут

использовать высокоуровневых заклинаний. Они вообще выше уровня ученика

обычно не поднимаются... Опять же ее знаки тремера...

— Госпожа Маргарита, я готова.

И снова в меня полетела ментальная пиявка, куда более мощная, чем предыдущая, чтобы с гарантией прорвать мою, пусть и жиденькую, но все-таки слоеную защиту. Как и в прошлый раз, я "расступилась" и вскоре начала "разгон" пиявки. А все-таки здорово было бы пробить ментальный щит Маргариты. Пиявка его не пробьет: завязнет и погаснет в защите, но ведь можно и по-другому. У нас ментальный удар подобен лавине. Мы атакуем сразу весь фронт. Соответственно и энергии тратится полно. Пиявка Вентру атакует один участок. Эффект по сути тот же — прорыв щита, а энергии тратится меньше, поскольку вся мощь сконцентрирована на относительно небольшом ментальном пространстве, а если пиявку еще более уплотнить и сузить? Превратить пиявку в спицу и нанести удар на совсем уж крошечном участке, зато энергонасыщенность этого удара будет ну о-очень высокой. Такой таран не должен завязнуть в защите Вентру. Когда пиявка уже набрала нужную энергию, в этот момент я ее сузила, уплотнила и в таком виде отправила назад. Глаза Маргариты расширились. Моя спица почти без сопротивления прошила слоеную защиту, и... ушла в сторону, покинув сознание вентру. Оно и понятно: "Векторным поворотом" мастер-Вентру просто обязан владеть. Спасибо, что отшвырнула в сторону, а не обратно в меня. Маргарита молча стояла и смотрела, нет, не на меня, на моего отца-каинита.

— Макс, ты понял, что сейчас сделала твоя дочь? Походя, она преобразовала,

не создала заново, а именно преобразовала одно заклинание Вентру в другое.

Кстати, даже для самих Вентру это не просто. Теперь о заклинании. Она

запустила в меня "Ментальной иглой", да-да той самой, про которую я тебе

говорила. Впервые вентру используют "Иглу" в ранге специалиста, а знаешь,

чем отличается заклинание специалиста от мастерского? Ничем! Только

энергонасыщенностью. Понимаешь, куда я клоню? Тремер, по своей

"энерговооруженности" на два-три порядка превосходит вентру и если тремер

вдруг овладеет техникой ментального боя Вентру, то он получит очень большие

преимущества и над тремерами и над вентру. Над тремерами за счет более

совершенной техники боя, а над вентру за счет своей энергетической мощи.

Каинит с такими способностями становится угрозой для вентру. Ты понимаешь

меня, Максим?

Максим Данилович нахмурился, подошел вплотную к Маргарите и тихо сказал ей на ухо, но я все же услышала:

— Марго, если с моей дочерью что-то случится, я тебе этого не прощу.

Маргарита вспыхнула, резко повернулась к моему отцу-каиниту:

— Макс! Ты за кого меня принимаешь! Ты считаешь, что я в состоянии уничтожить

дочь своего... — Маргарита оглянулась на меня, замолчала, покусывая губы, и

после секундной заминки продолжила более спокойным тоном. — Ты не так меня

понял, Максим. Над девочкой висит угроза со стороны моего клана. Я сама буду

за ней приглядывать. Во всяком случае, до тех пор, пока она не наберет мощь.

Отчасти я воспринимаю ее как свою... В конце концов, хочешь ты этого или нет

но в ней есть и кровь Вентру, иначе она не умела бы того, что умеет.

Максим Данилович обнял Маргариту и что-то прошептал ей на ухо, потом повернулся ко мне:

— Кира, проверка закончена. Ты и впрямь владеешь "Векторным поворотом".

Об этих своих возможностях постарайся не болтать, кому ни попадя. Что ты

собиралась сегодня делать?

— Отметить в баре мое посвящение с Гором и Стасом, а потом с ними пойти гулять

по городу.

— Что ж, хорошие планы. Иди, отдыхай.

Я уже собралась выйти, как меня остановил окрик Маргариты:

— Кира! Постой! Максим, ты только посмотри на это!

Ну что еще не так? Маргарита подскочила ко мне, схватила за руку и подвела к Максиму Даниловичу.

— Максим! Ты только посмотри!

Что смотреть то? И тут я увидела то, что удивило Маргариту. Мои знаки ученицы из светло-серых, стали НАСЫЩЕННОГО серого цвета, а я даже и не заметила, когда это произошло. Впервые за все время знакомства с Максимом Даниловичем я увидела, что он допустил неэстетичный жест — почесал себе затылок.

— Да-а, Кира, если дело так и дальше пойдет, то ты станешь специалистом, не

успев походить в ученицах.

8

Я неторопливо шла по городу, вдыхала запахи приближающегося лета. Сирень почти вся отцвела. Конец мая... , как и тогда, когда я впервые попала к тремерам. Вот уже без малого год, как я живу каинитом. Живу... Наше бытие определяется другим словом — не-смерть. Мы не живые, мы — не-мертвые, хотя, конечно, в обыденной жизни отличий нет. Также, как и люди, мы грустим или веселимся, опаздываем на работу, заваливаем зачеты, приударяем за парнями или девушками (это уж по вашему желанию), ругаем за глаза начальство, признаемся в любви... , и не так уж важно, что кто-то за завтраком выпивает чашечку кофе "Макамба", а кто-то пятьдесят грамм третьей артериальной... Шесть часов дня. На улице сутолока, люди спешат с работы — закончился трудовой день. На дорогах, как всегда в это время, пробки. На углу, ставшие уже привычными, трутся со своими плакатами парни и девчонки из "Слуг Света". Никому нет дела до одинокой девушки, идущей по улице. Во мне нет ничего примечательного — черный джинсовый костюм, кроссовки, сумка через плечо, солнцезащитные очки. Солнце светит во всю и за горизонт закатится еще не скоро. Солнышко... Когда-то оно было другом. Раньше в солнечный день и настроение у меня бывало солнечное, радостное. Теперь солнце стало смертельным врагом. Конечно, СМ меня защищает, только все равно не по себе. Я стала бояться смотреть на солнце даже сквозь солнцезащитные очки...

Ноги сами привели меня в частный сектор. Забавно. Чуть ли не в центре города в окружении "хрущевок" и девятиэтажек что-то вроде деревеньки: дома с садиками, заборы, живность бегает... Вон, на заборе кошка сидит, посматривает на всех настороженно. Здоровенная дворняга выскочила, но, почуяв меня, коротко взвыла и, поджав хвост, метнулась куда-то в проулок. Животные внимательнее людей — понимают, кто перед ними. Честно говоря, обидно. Мне всегда собаки нравились, а теперь даже погладить не получается — убегают. Насильно, конечно, успокоить собаку можно — я ж все таки тремер, но так это насильно... Живут здесь, кстати, не так уж и плохо: много хороших кирпичных домов, некоторые вообще двухэтажные с балконами и мансардами, а за заборами — автотранспорт, иномарок немало.

На краю этого уголка сельской идилии не так давно (где-то лет пять назад) построили церквушку. Не знаю уж, на чьи деньги: может, прихожане скинулись, а может, у церковников лишние завелись. Немудрящая такая церквушка, маленькая деревянная. Вокруг нее небольшой дворик — деревья растут, колодец, а рядом с ним столик со скамейкой. Вот туда я сейчас и шла. Не в первый раз, надо сказать. Чего я там забыла? Постою около забора, поглазею на церквушку и пойду себе дальше. Глупо, конечно. Ведь до обращения, в церковь меня никогда не тянуло. Я и была-то в храме один единственный раз вместе с отцом, когда он соседке тете Маше отпевание заказывал. Может быть, мое поведение объяснялось чисто детским желанием нарушить запрет: не перебегайте дорогу перед машиной, не заплывайте за буйки, не ешьте много мороженого. Фиг вам — и перебегали, и заплывали, и ели... А, может, в этом были какие-то более глубокие мотивы, которые я и сама-то до конца не осознавала: желание сохранить в себе что-то человеческое, к примеру. Ведь как ни крути, религия — создание человека и для человека. Большинство каинитов — атеисты, а если кто-то и допускает существование Бога, то только как начальной точки в сотворении нашего мира, отводя ему место пресловутого Большого Взрыва, в котором зародилась вселенная. Оно и понятно: тяжело верить в свою изначальную проклятость и порченность. Даже, несмотря на то, что мы называем себя Детьми Каина и зовемся каинитами, мало кто из нас верит в реальность существования Отца Каина как исторической личности.

Как и в прошлые свои посещения, я встала у изгороди, оперлась на нее и задумчиво разглядывала церковь. Эгрегориальные воздействия здесь не были сильными — и церковь относительно новая, да и сама по себе маленькая. Рядом с изгородью даже давление не ощущалось. Во дворе пожилой священник около колодца о чем-то беседовал с такой же немолодой женщиной. Вот женщина попрощалась со священником и пошла на выход. Что меня дернуло? Я вошла в ограду. Священник по-прежнему стоял у колодца и смотрел на меня. Ну и что теперь делать? Я пошла к колодцу.

Этот поп был настоящим, не то что та гламурная пустышка, которую мы с братом видели у центрального собора. Массивный, но не толстый, суровое, изрезанное морщинами лицо с глубоко запавшими внимательными глазами, черные с проседью волосы до плеч и совершенно седая борода. Одет он был в поношенную черную подпоясанную веревкой рясу с висящим на груди небольшим серебряным распятьем. Этот священник лучился святостью. Она исходила и от самой фигуры попа и от его креста. В нем чувствовалась, несмотря на возраст, нерастраченная сила. Вот этого попа я вполне могла бы представить себе где-нибудь на Куликовом поле вместе с Дмитрием Донским — настоящий русский витязь-священник.

Я подошла к колодцу. Поп молча стоял и глядел на меня, видимо ждал, что я заговорю первой. Рядом с ним было так неуютно — святость. Она не опаляла, но жжение чувствовалось и от этого огня никакая СМ, увы, защитить не могла.

— Девочка, зачем ты сюда пришла, ведь ты же атеистка? Я прав? — видимо

священнику надоело ждать, и он заговорил первым.

Зачем пришла? Сама бы хотела знать, зачем? Я пожала плечами.

— Может быть, девочка, ты просто пришла испытать себя? Или действительно

что-то тянет?

Его глаза буравили меня, внимательные, понимающие и я вдруг со всей остротой поняла, что этот священник знает КТО я, он ЧУВСТВУЕТ меня.

— Вы же ведь знаете кто я такая... на самом деле?

— Знаю, дочка, потому и спрашиваю, что для тебя это все, — священник обвел

рукой двор с колодцем и церковь, — возможность потягаться с Богом, доказать

себе, что ты ничего не боишься, или что-то иное?

— Мне просто хотелось поговорить с кем-то из таких, как Вы, из настоящих.

— Настоящих?

— Ну да. Для кого религия не работа... а жизнь.

В глазах священника что-то появилось. Понимание? Уважение? Не знаю.

— Да, дочка, ваше племя умеет видеть суть, этого у вас не отнимешь. Так о чем ты

хотела говорить со мной?

— Не знаю, как объяснить? Понимаете, у нас есть такая штука, "слияние"

называется. Когда объединяются два разума, две души и ничего утаить

невозможно. Ты сразу видишь, кто есть кто до самой сути. У меня есть брат. Я о

таком всегда мечтала. Он сильный, умный, добрый... Он никому не желает

зла... И наш Стас. Он хоть и раздолбай, но все равно славный парень. А еще

есть Маргарита, она из Вентру и защищает меня от своих, потому что боится за

меня... А Милена из Тореадоров спасла какого-то парня от смерти. Его порезали

хулиганы и он умирал. Ей было рано становиться матерью, но пришлось, потому

что никого из наших постарше не было, а парень умер бы. В них во всех есть

сострадание и доброта... Многие из наших... они хорошие, понимаете?

Почему же тогда здесь так больно?..

— Но ведь вы же рационалисты, дочка. Вы нашли всему этому... естественнонауч—

ное объяснение, не привлекая, так сказать, Божий промысел. Так чего же ты от

меня хочешь?

— Да, нашли... но если Бог все-таки есть, тогда за что их всех?...

Священник нахмурился и молча стоял, задумчиво поглаживая на груди распятие.

— Непростой вопрос, дочка, ты задала. Я мог бы ответить, что, мол, за все

приходится расплачиваться. Вы пьете человечью кровь и не можете без нее

обходиться, но я и сам пью вашу, вампирскую и тоже не могу без нее

обходиться...

Брови мои изумленно взметнулись вверх, и священник почувствовал это:

— Охотником я был, Охотником-на-вампиров и когда однажды понял, что не хочу

больше убивать таких как ты, то все бросил и ушел в священники. Да, непросто

все это... Наверно я мог бы сказать тебе, что твое племя расплачивается за

нечеловечески долгую жизнь, да только я и сам третью сотню лет доживаю. А ты

думала мне около шестидесяти? Нет, девочка, двести девяносто скоро стукнет.

Про вашу нечеловеческую силу и про магию вашу мог бы сказать, да не буду —

все это и у нас есть,... но платят по счетам одни вампиры. Ты можешь спросить,

отчего так, а я мог бы ответить, оттого, мол, что Охотники — воины божьи и

действуют по Промыслу божьему, а вампиры — нечистые создания, вот, дескать,

их бог и наказывает, да только пустые это слова. Нет в них всей правды: и

Охотники допускали поступки недостойные божьих воинов, и вампиры соверша—

ли деяния благородные и чистые... Непросто все это, дочка. Долгий разговор. Ты

посиди тут, подожди меня немного. Я быстро, — и добавил смущенно, — Старею я.

Режим соблюдаю. Перекушу вот немного, да и винцом горло промочу, чтоб

говорилось лучше.

— А можно мне с Вами? — вырвалось у меня.

— Со мной? Я ведь при церкви живу, дочка. Там божьей силы больше, чем здесь.

Больно тебе там будет, дочка! Очень больно.

— Я потерплю.

— Если ты так хочешь, пойдем.

Священник направился к церкви, я пошла следом.

Да, воздействие в церкви было заметно сильнее, чем во дворе — в висках пульсировала боль. Стараясь не обращать на нее внимание, я шла за священником. Около одной из икон меня скрутило. Боль была такая, что я схватилась руками за виски и прикусила до крови губу. Кое-как я прошла мимо — чудо, что перед ней в обморок не упала, а то бы все могло кончиться не так хорошо. Как только я прошла, боль отпустила. Священник стоял рядом с алтарем и с грустью смотрел на меня.

— Ты очень сильна, девочка. Такая сила духа... Эта была старая икона, очень старая.

Она всегда хранилась в нашем роду, а старой была уже тогда, когда Московские

князья еще только начали собирать под свою руку русские земли. Мать говорила,

что эта икона может исцелять. Вот я и повесил ее в зале, чтоб для всех, а то что

она будет висеть в моей каморке.

За алтарем оказалась дверь в комнату. Священник усадил меня за стол, а сам отворил дверь на кухоньку, из кастрюльки наложил в тарелку каши, поставил в микроволновку, достал бутылку с вином, налил себе в стакан. Я наблюдала за его приготовлениями, потирая себе виски — в них пульсировала боль. Поев и выпив вина, поп повернулся ко мне, посмотрел пристально и снова отлучился на кухню. Вернулся он со стаканом, наполненным чем-то прозрачным. Поставил его передо мной.