1. Лёхин с Шишиком на плече

Дотрагиваться до мягкой на вид, в темных пятнах гнили на костях Лехин отказался наотрез. Так что выяснить, подобно опытному сыщику, отчего человек умер, тоже не смог. Одежда мертвеца находилась в порядке, если не считать, что Лехин заметил все-таки: судя по чуть сползшим спортивным штанам, человека, кажется, тащили волоком по асфальту.

Лехин чуть сдвинул голову мертвеца набок. На затылке — рваная рана. Страдальчески кривясь от жалости и отвращения, Лехин попробовал сыграть в Шерлока Холмса: "Так, содранная кожа; мелкие камешки, вообще мусор... Его, наверное, тащили сюда, держа за плечо. О, какой я умный... Жаль, по лицу понять уже ничего нельзя... И жаль беднягу. Такая смерть..."

От жирного смрада гниющей плоти Лехин сморщился и чихнул. И после этого сразу произошли две вещи. Он машинально взглянул на Шишика — Шишик вытаращился на него. "Помпошка" однажды уже таращилась, подсказывая, что пора менять уровень зрения. Поэтому Лехин два бешено выпученных желтка воспринял как приказ смотреть хорошенько. И посмотрел. И увидел — Пустоту. Махом провалился в нее, точно выпрыгнул из окна в ночь, С перепугу дернулся назад — и оцепенел: в спину будто два рога уперлись, мягкие, но ощутимые.

Подсохшие глаза болезненно заныли, и Лехин очень трудно понял, что продолжает смотреть в Пустоту. В то время как не мешало бы оглянуться.

Боясь сморгнуть нужный уровень зрения, Лехин медленно развернулся. Он не боялся спугнуть того, кто дырявил спину тяжелым и явно враждебным взглядом. Он боялся, что тяжесть чужого взгляда почувствовал лишь потому, что настроился на другое видение, а оно непривычно и требует сосредоточенности. Боялся уязвимости... В общем, фиг его знает, как надо смотреть, чтобы не бояться потенциального врага!

Шла к нему странная, почти прозрачная зверюга. И не шла, а плыла, как плывет громадная акула — величественно рассекая воздух, который вдруг сгустился до плотности воды. Эдакая тяжелая махина — зверюга-то: длинное тело с будто налакированным гребнем на хребте; хвост — плоской пилой; морда острая — верхняя губа то и дело вздергивается, угрожая клычищами, напоминающими частокол из фильмов о Древней Руси.

Лехин поймал себя на мысли, что старается уподобить зверюгу чему-то знакомому. Частично, то бишь по частям, — получалось, а целиком зверюга наверняка была чужаком на Земле. Одна ее прозрачность чего стоила! И это еще при другом зрении, А если взглянуть на нее как обычно? Ничегошеньки бы Лехин не увидел!

Так он рассуждал, приходя потихоньку в себя, а зверюга, не сбавляя скорости, плыла к нему. И Лехин велел себе соображать: чем больше на нее пялишься, тем вероятнее собственное превращение, ну, предположим... в ее ужин!

За два метра до зверюги Лехин нащупал на поясе ножны с мечом. Еще шаг — и зверюга остановилась. Оригинально остановилась; сделала шаг — и подшагала к опорной лапе остальными тремя... Водянисто-прозрачные глаза сузились.

И тут Лехин сделал открытие: зверюга не подозревала, что ее видят! Она идет с бандитскими намерениями на обыкновенного, беспомощного человека!

— Ах, ты, гада поганая! — вырвалось у Лехина соседкино присловье.

Словами этими он будто выстрелил: ранее величаво-тяжелая, зверюга внезапно пулей ринулась вперед. В тот миг, когда громадное тело начало взвиваться в воздух, Лехин упал с корточек в сторону на колени. Левая рука на секунду уперлась в стену. Толчок. Человек вскочил на ноги. Стена подсобки охнула от впечатанного в нее чудовищного тела... Унизительное, уязвимое положение на корточках стремительно сменилось уверенной стойкой на ногах, меч острием вперед. Правда, определенное смущение Лехин все равно чувствовал: уж больно эта стойка напоминала позу фехтовальщика, а ведь в руках не шпага, не рапира! Как-то по-другому бы встать, но...

Он подпрыгнул, когда громадная туша вновь грохнулась почти на ноги. Челюсти лязгнули у левой руки, когда он отталкивался ею от стены. Сам зарычал от неожиданности: его что — на полном серьезе сожрать хотят?! Неуклюже и бестолково развернулся и со злости ткнул агрессоршу мечом в бок. Зверюга зашипела с оглушительным свистом проткнутого колеса "Камаза". Но пришла в себя быстро. Передние лапы подобрались под длинное тело, задние полуприсели для толчка.

Руки Лехина вдруг стиснуло вокруг рукояти меча. Пока он испуганно старался разлепить закаменевшие пальцы, тело повело в сторону так, что пришлось потоптаться на месте, выискивая для ног удобное положение. Едва встал вполоборота, как в хаосе беспорядочно бегающих мыслей выловил одну за другой две штуки, бросившие сначала в пот ужаса, а затем в холод спокойствия и даже бесстрастия: "Я не владею телом!.. Глаза боятся — руки делают! Вот в чем дело. Мною командует меч?.."

Зверюга дернулась прыгнуть — и застыла. Фокус ее взгляда сместился. Сначала она видела добычу в целом — теперь она всматривалась в глаза несостоявшейся жертвы и... Голова зверюги склонилась к земле, не спуская глаз с Лехина.

— Думала — невидимая, да? — сипло сказал Лехин. — Дура зубастая... Иди отсюда, пока хорошенько не вздули...

Шажок назад. Еще.

Лехин только начал опускать меч — из-за угла, от крыльца бара, торпедой вылетела еще одна зверюга — не полупрозрачная, а настолько материальная, что смела со своего пути первую и, не мешкая, рванула к Лехину. Ругаясь на чем свет стоит, Лехин даже не замахиваясь, ударил зверя вкосую по хребту.

Отлакированный гребень брызнул тусклыми стеклышками. Ошеломленная неожиданным отпором, зверюга впустую пробежала полукруг и остановилась.

Черно-алые глаза вдумчиво вперились в глаза человека, и Лехин затаил дыхание: черт возьми, это глаза разумного существа! Они взвесили человека, измерили его, рассчитали рост, вес — и подернулись мутной дымкой: зверюга думала.

Результатов ее процесса мышления Лехин не дождался. Оттуда же, из-за угла, обыкновенный человеческий голос негромко позвал:

— Ну, где вы застряли? Идем!

Глаза зверюги вновь обрели странный, черно-алый цвет, и Лехин совсем ненужно подумал, что он до сих пор держит в левой руке фонарик, да еще включенный.

Уйдет не уйдет зверюга? Зверюги. Обе.

Сначала развернулась видимая. Лехин много бы дал, чтобы знать точно: она такая видимая, что ее можно разглядеть и обычным глазом? Или все-таки ее видит лишь он?.. Переваливаясь с боку на бок, зверюга уплыла за угол дома.

Прозрачная оказалась хитрее. Пока человек следил в основном за красноглазой тварью, эта упряталась в самую гущу теней и кралась сейчас справа от Лехина.

Лехин немедленно взбеленился. Вынужденное ночное бодрствование уже сделало из него, по собственному определению, настоящего психа, а тут!.. Не успел порадоваться, что крайне аховая ситуация завершилась, на тебе! И, обозленный донельзя, Лехин помчался на прозрачную зверюгу. При виде внезапной атаки врагиня оторопела, а потом попятилась — сначала быстро-быстро, затем спокойнее, а когда Лехин выгнал ее на лунный свет, уже лениво огрызнулась и побрела к бару. Человек угрюмо опустил меч. Почти одновременно зверюга обернулась, и Лехин досадливо сморщился: она что — играет с ним? Специально выводит из себя?

Зверюга играла. Но не в ту игру, о которой он подумал. Точнее, игра оказалась двойной.

Она снова сдвинулась о места и снова остановилась, оглянувшись.

Во дворик луна уже проникла, Лехин видел все, потому что смотрел и знал.

Последнее движение прозрачной агрессорши переместило ее в стойку над мертвым человеком.

Тварь нагнулась, искоса наблюдая, смотрит ли Лехин,

Треск костей застал человека врасплох. Голова мертвеца в клыкастой пасти хрустнула, словно спелое яблоко.

И тогда мир взорвался перед глазами Лехина. Долготерпению пришел конец.

Казалось, фонарик и меч еще падают на землю, а перепуганная зверюга уже летела за угол дома. В боку и в короткой шее она уносила металлические предметы, названия которых Лехин не знал, но они сами прыгнули в руки, едва он распахнул рубаху и невнятно пожелал бросить в тварь хоть что-то причиняющее боль.

Огненные линии раскаленного ненавистью мира стихали, когда реальное положение дел дошло до Лехина простенькой мыслишкой: а что за человек отозвал зверюг? Не он ли вообще направлял их на охоту за призрачным населением города? Уйдет ведь!

Лехин обежал дом, выскочил к дороге.

От него, расплываясь, точно в туман уходила странная группа: в середине человек, по бокам — две видимые зверюги, а чуть поотстав, еще две — полупрозрачные.

Добежать?

Знакомый, но необычный в глубокой ночи звук отвлек Лехина. Он оглянулся. По дороге не спеша ехал троллейбус. Дежурный, похоже. Лехин загляделся на него, гадая, успеет ли к этому троллейбусу, когда тот сделает круг по улице. И всполошенно развернулся. Поздно. Человек, судя по всему выгуливавший зверюг, пропал. И зверюги тоже.

Прохладный ветерок обвеял горячее лицо. Что-то пушистое ворохнулось под рубахой. Шишик. Он упорно притворялся помпошкой, подвешенной на нагрудных ремнях.

— Ну что, игрушка-зверюшка, домой потопаем? — тихонько предложил Лехин, вытирая заслезившиеся от напряжения глаза. — Труп мы видели. Демонстрацию его поедания видели. Чужаков потусторонних — тоже. Вот только человек тут при чем? Я-то думал, он их вызвал и все. А он их... выгуливает.

Он зябко передернул плечами и хотел застегнуть рубаху, что было достаточно проблематичным, поскольку, хватая метательные железки, умудрился порвать половину пуговиц.

Шишик пискнул.

— Я тебя слышу, — сказал Лехин. Сил на удивление (вслух! Шишик!) уже не хватило. — Все хихикаешь надо мной, да? Сам-то. От зверюг ко мне же под рубаху залез... Ладно. Пошли на остановку. Может, все-таки сядем на троллейбус?

Но к трупу на минутку он все же вернулся. Чувствовал: нужно взглянуть еще разок. Потом как-то внутренне обостренным чутьем сообразил, что желание это внушено любопытным Шишиком.

"Преотвратное зрелище, — размышлял Лехин, глядя на фарш с белеющими крошками костей. — Зачем ей понадобилось дробить голову бедняги? Меня попугать? Или в отместку, что я ее напугал? Все, пора сматываться. Не дай Бог, поблизости милиция патрулирует улицы. Хлопот не оберешься, а мне своих хватает".

Шишик согласно хихикнул, и они поспешили на остановку.

16.

Водитель троллейбуса попался сердобольный, обещался разбудить вовремя. И всю дорогу — четыре остановки — Лехин проспал очень крепко, чувствуя себя наконец-то в безопасности.

А с родной остановки домой "тащил" его Шишик, поскольку был Лехин в состоянии невменяемом. Он шел по инерции и только потому, что "помпошка" занудно орала в ухо. И по инерции же в тревоге то и дело менял уровень зрения. Честно говоря, сейчас определить, спал он или бодрствовал, не было никакой возможности. Но что он видел, или что ему снилось...

Все правильно, в общем-то. В конце концов, он ведь вышел за пределы Пустоты. Мир вокруг Лехина бурлил и кипел. То, что в нормальном, человеческом состоянии Лехин счел бы игрой света и теней (а ветерок разыгрался нешуточный, и пляшущих теней вокруг хватало), сейчас принимало форму не только неожиданную, но и внезапную. Спроси Лехина, какая разница между этими определениями, он бы замялся с ответом, однако, пока шел к подъезду, отмечал легко: вот это неожиданно, а вот это — внезапно.

Итак, усталый и осознаваемо пьяный от обилия впечатлений, Лехин невнятно поблагодарил водителя троллейбуса. Троллейбус уехал, увозя привычные огни и будничное гудение, и оставил пассажира в ночи. Ночь переживала длинное предрассветное состояние, когда вокруг все еще темень несусветная, но уже чувствуется некоторая неуверенность, и нет той чистоты черного цвета, которая присуща глубокой ночи.

При виде скамейки на остановке Лехин, не раздумывая, двинулся к ней. Спать. Плевать, что до квартиры ходу — пять минут. Тело отяжелело так, что он уже предвкушал, как не сядет — рухнет на скамейку на деревянную доску и навалится на крепкую спинку.

Правое ухо будто взорвалось — такая пронзительно-огненная боль взрезала голову и отдалась в ноги. Лехин вскинул ладонь к ушам, но Шишка поймать не успел, только пушистым по пальцам скользнуло.

Впрочем, "помпошка" совсем удрать не думала. Кажется, она сочла, что на нее возложена великая миссия — Возвращение Хозяина Домой, и вознамерилась выполнить эту миссию во что бы то ни стало. Дернув Лехина за ухо и обеспечив ему несколько бодрых (для Лехина — разъяренных) минут, "помпошка" принялась скакать по плечам хозяина вокруг головы, время от времени зависая на левом ухе и посылая в него жуткие воинственные вопли, напоминающие жалобы тоскующего без подружки кота. Жалобы звучали издалека, словно Лехин слушал их по телефону. Судя по всему, "помпошка" наконец сообразила, в каком пространстве находится человек (напомним, Шишики живут одновременно в нескольких), и теперь могла устраивать концерты любой мощности. Вскоре Лехин понял, чего добивался Шишик, и побрел домой. "Помпошка" притихла и выжидательно устроилась на привычном месте — на плече.

Лехин машинально прошел десяток шагов до перехода ,прежде чем вспомнил, что транспорт сейчас крайне редок и можно перейти дорогу в любом месте. Дальше он стал думать только о том, как лифт вознесет его на седьмой этаж, как он откроет дверь и как свалится прямо на диване и прямо в одежде — и пусть эти типы, которые узурпировали его квартиру, попробуют возразить!..

Движение справа заставило его напрячься. Но Шишик никакого беспокойства не проявлял, и Лехин со слабым интересом обнаружил между собой и остановкой шикарного бело-серого кота. Кот здорово напоминал Джучи — такой же пушистый и большой. Животина явно тоже собиралась переходить дорогу.

Вздрогнув, Лехин попятился. Пустынная дорога вдруг оживилась. В обе стороны заспешили машины: общественный транспорт, легковушки, маршрутки, грузовики всех мастей; воздух наполнился деловым гулом рабочего вечера и бегучим светом.

Пока Лехин таращился на это чудо, кот, видимо, высмотрел просвет-лазейку, через которую предполагал проскочить. И помчался через дорогу. Обмирая от ужаса, Лехин наблюдал, как безрассудный смельчак кинулся под первую из вереницы легковушек. Водитель резко затормозил. Кот выскочил за машиной — прямо перед его носом пролетел бесконечный караван автомобилей, и хвостатый псих-самоубийца вновь нырнул под ту же машину, которая только-только начала набирать скорость. Водитель тормознул — позади уже начинали сигналить из других машин. Кот снова сиганул по ту стороны машины, пролетел под пронесшимся джипом — и дальше Лехин потерял его из виду за двойным потоком автомобилей встречной полосы. Дом Лехина стоял сразу за дорогой, на небольшом возвышении, "домашним" людом именуемом простенько и со вкусом — "высокий газон"" Лехин еще дрожащую руку с сердца не снял, а кот уже взбирался по тропке "высокого газона". Остановился, оглянулся на дорогу, высокомерно хлеща хвостом, и исчез в кустах.

И движение исчезло. Мимо Лехина промчалась одинокая "таксюша" — и тишина. И неподвижный мрак. Лишь дальше, к мосту над оврагом, — смутная, режущая глаз полоска, еще трудно отличимая от глухой, темной сини ночного неба.