Сколько раз Лёхин зарекался придерживать язык в беседе с домовыми, но любой домовой легко язык ему развязывал. Слушать дедушки умели так, что хотелось им рассказать всю подноготную, да с мельчайшими подробностями. Вот и ресторанный домовой Оладушкин ("Фамилие у меня такое!" — с достоинством представился он) вытянул всю историю о пропавших детях и странном кафе да плюс к ней опасения Лёхина, что в ресторанный зал его не пустят по причине отсутствия соответствующей формы одежды.

— Серьёзное дело, — задумчиво сказал домовой Оладушкин, — надо тебя обязательно к тому человеку провести. Иди уж

Лёхин невольно удивился. Оладушкин — что, собирается его и в самом деле провести к Александру Палычу? Каким образом?

— Кого я вижу! — сказали со ступеней крыльца.

Быстро развернувшись, Лёхин увидел знакомое лицо, очень знакомое. Но кто этот человек? Первая ассоциация почему-то с празднично накрытым столом. Вторая — долгая и въедливая беседа о качестве его, Лёхиных заготовок.

— Здравствуйте, — на всякий случай поздоровался Лёхин и вспомнил. — Давно вас не видел, Илья Михалыч.

— Здравствуйте-здравствуйте, Алексей Григорьич, да уж, много воды утекло с того памятного обеда у Егора Васильевича, много. Вы здесь какими судьбами?

— Срочная, но неназначенная встреча с одним человеком. Вот не знаю, пропустят меня нет ли по причине не той одежды.

Илья Михалыч был в самом деле рад появлению Лёхина. Чуть лысоватый, крупный человечище, добравшийся от машины до ресторанного крыльца под зонтом, который держал для него молодой человек в строгом костюме ("Секьюрити!" — сообразил запоздало Лёхин), он сиял от удовольствия и даже, кажется, был счастлив, что может помочь знакомому. Похлопав Лёхина по плечу, он ободряюще сказал:

— Пропустят, конечно, куда они денутся?

И, только шагая по ресторанному залу с Ильёй Михалычем, пожелавшим лично сопроводить его к нужному столику ("Знаю я твоего бывшего тестя!"), Лёхин так же запоздало сообразил, что идёт чуть не в обнимку с хозяином сего богоугодного заведения. Интересно, на явление хозяина намекал Оладушкин, позволив: "Иди уж!"?

Что больше всего Лёхину понравилось — так это выражение лица бывшего тестя, когда хозяин ресторана явился под его очи в компании с человеком, которого Александр Палыч искренне считал никчемным. Изойдя восторгом на тему "Мир тесен!", Илья Михалыч усадил Лёхина за столик, послал официанта за кофе с десертом, дабы не мешать деловой беседе. Всё ещё изумлённо глядя ему вслед, Александр Палыч спросил:

— Вы знакомы так накоротке?

— Есть некоторые связи, — неопределённо откликнулся Лёхин, с трудом пряча улыбку.

Бывший тесть нисколько не изменился с момента последней встречи. То же монументально гладкое или просто обрюзгшее лицо с густущими бровями, нависающими под небольшими водянисто-голубоватыми глазами, тот же брезгливо губастый рот и тот же согнутый нос солидной картошкой.

— Я коротко, — сказал Лёхин, поблагодарив официанта за кофе. — Анжела хоть и бывшая мне жена, но всё-таки не чужой человек. И в определённой степени я чувствую за неё ответственность. Мне сообщили, что она попала в очень нехорошую компанию, где с неё очень сильно тянут деньги.

— А я тут при чём?

— Всей специфики вашей работы я не знаю, — спокойно ответил Лёхин, хотя риторический вопрос бывшего тестя его покоробил: речь всё-таки идёт о единственной дочери. — Но не забываю, что Анжела работает у вас, а вы работаете с ценными бумагами. А если ей не хватит тех денег, которых вы ей выплачиваете? Если она решится на какие-нибудь махинации в родной фирме?

— Об этом я не подумал, — серьёзно сказал деловой человек. — Спасибо, Алексей, за предупреждение. Теперь я понял, почему она в последнее время часто говорит о премиальных.

— И учтите главное: ей очень хочется остаться в нехорошей компании. Чтобы вытащить её оттуда, надо будет очень постараться.

Деловой человек призадумался и спросил:

— Эта компания тянет деньги, пока они у неё есть?

— Честно — не знаю. Скорее всего, так.

— Прекрасно. Сегодня же пишу приказ об её увольнении ("Радикально! — охнул Лёхин и даже пожалел: — Бедная Анжела!") Не забыть бы предупредить охрану при входе...

— До свидания, Александр Палыч, — поднялся Лёхин.

— Ага, — машинально попрощался бывший тесть и продолжил бормотание: — Так, забрать все документы, с которыми она работает, ключи от офиса...

Чувствуя себя едва ли не предателем, Лёхин вышел из зала. Хотел раскланяться с домовым, поблагодарить его, но Оладушкина в нише не оказалось. Лёхин быстро сбежал по ступенькам ресторанного крыльца.

Только на остановке раскрыл зонт — мобильник запел бетховенскую "К радости": представились знакомыми от Санька, предупредили, что будут часа через две — Интернет проводить. Потом уже в троллейбусе позвонили от Егора Васильевича, просили связаться с ним ближе к вечеру. По дороге от остановки к рынку позвонили с неизвестного номера и трагическим голосом уведомили, что будут у Лёхина, то есть у Алексея Григорьевича, после пяти. Лёхин не узнал ни голоса, ни номера, по которому всё же попытался перезвонить, на что ему строго заявили, что абонент вне зоны доступа.

"Не пущу никого!" — мрачно решил Лёхин и завернул к овощным рядам. Но завернул не в том месте: сокращая путь, пошёл мимо книжных рядов. А Шишик-то сидел на светловолосой макушке хозяина. Откуда ещё ему увидеть замечательной красоты альбом "Земли самых известных государств фэнтези"? Альбом, кажется, задуман как старинный фолиант, солидный и тяжеленный. В общем, Шишик мгновенно сиганул под обложку и затаился. Лёхин альбом пролистал, благо продавщица знакомая, попытался отодрать от страниц "помпошку" — не удалось.

— Ну, ёлки-палки! — с обидой сказал он продавщице, забывшись. — Если возьму — на продукты денег не хватит.

На его отчаяние среагировали дважды: на поверхность страницы "Земли Хоббитании" всплыл печальный Шишик и скорбно вскарабкался по рукаву куртки; а потом смешливо хмыкнула продавщица, глядя на расстроенного Лёхина, и сказала в трубку (куда до сих пор перечисляла количество проданных книг):

— Славка, тут Лёхин страдает: альбом ему понравился... А?.. Ладно, Лёхин, — обратилась она к удивлённому покупателю, — возьмёшь альбомчик по оптовой цене? Деньги завтра занесёшь!

— Спасибо! — от души обрадовался Лёхин и сунул альбом в один пакет, замотал в другой, чтоб вода не попала. — А почему по оптовой?

— А последний остался. Бери на счастье. Говорят, ты у нас везунчик. Может, и нам счастье обломится, если тебе поможем.

— Спасибо большое! — ещё раз только и сказал теперь уже сильно удивлённый Лёхин: "Меня считают везунчиком? Из-за дружбы с Егором Васильичем, что ли? Хм, а я боялся — коситься будут..."

И снова двинулся по рынку. Шишик сидел на плече и, грозно насупившись, орал победную песнь. "Интересно, с чего я решил, что победную? — искоса поглядывая на "помпошку", размышлял Лёхин. — Ах да! Мы ж "Земли" приобрели, в кровавой битве последний альбом* отвоевали!"

*Альбома в природе не существует. Преувеличение автора.

16.

От родной остановки к дому взмыленный Лёхин буквально летел под припустившим ливнем. Балласт в виде двух грузных сумок грозил утопить в первой же луже, а тут ещё... От второго подъезда быстро зашагал навстречу стопроцентный громила, и Лёхин чуть не замычал от досады: ну некогда разговоры разговаривать! Ну аврал у меня!

— Алексей, здорово!

Веча, сосед и единомышленник по утренним тренировкам на улице, взял у Лёхина сумку из правой руки, чтобы крепко, по-мужски, как водится, поздороваться, да и пошёл рядом.

— Здорово-здорово, — насторожённо ответил Лёхин, гадая, надолго ли разговор у Вечи и можно ли будет как-нибудь повежливее намекнуть на цейтнот.

Но Веча лишь посетовал на дожди, которые мешают заниматься по утрам, похвастал, что нашёл работу по специальности — электриком, и усмехнулся, что племянник тоже хочет заниматься по утрам, а у самого еле-еле базовые знания по самбо.

Они прыгнули под козырёк подъезда, Лёхин быстро распрощался с Вечей и собрался открыть дверь, как вдруг замер, припомнив: Веча побежал ему навстречу, а до этого тоже стоял под козырьком своего подъезда — и стоял не один.

— Вячеслав, это ты с племянником стоял, да?

— Ну да! Он в четвёртом подъезде живёт, а я во втором.

Вот это да... Один из троицы, лупившей Ромку, — племяш Вечи?..

— Ну, будь здоров. Как дожди кончатся — созвонимся.

— Хорошо, Вячеслав. Буду ждать.

Домофон на этот раз пропел почти победно. Поднимаясь в лифте, Лёхин пораскинул мозгами, каким образом Вечиного племянника заставить рассказать о Ромке, ничего не придумал, но осталось хорошее ощущение: чем больше вникаешь во что-то, тем легче оно приближается — почти само.

Шагнув из лифта, Лёхин забыл о расследовании, обуреваемый мыслью преимущественно разрушительного свойства: мыть, резать, крошить! Он ворвался в квартиру, глянул на часы, опять забыв, что они зверски бегут, психанул, помчался с сумками на кухню — и остолбенел в дверях. Шишик тоже остолбенел и тишком-молчком укатился под потолок.

— Здравствуйте! — выдавил Лёхин.

— А-а, здравствуйте, Лексей Григорьич!

— Хорошего дня вам, Лексей Григорьич!

Сначала Лёхину показалось, что домовых, сидящих на подоконнике и на табуретках, стоящих на полу и у раковины, не меньше сотни. Но, по рыночной привычке пересчитав их парами, обнаружил, что кухню оккупировало не более тридцати домовых. Он всё стоял столбом, не зная, что и подумать, пока Елисей не сказал строго:

— Сумки-то поставь на пол. Все руки, небось, оттянул!

Он машинально подчинился приказу и с большим трудом заставил себя не шарахнуться, когда маленькая армия домовых ринулась к его сумкам. Маленький народ деловито разбирал продукты, отдельно положив пакет с альбомом и два мешочка с мятными пряниками-малышками. Дружно и организованно домовые принялись мыть и чистить овощи для закрутки. Елисей командовал, но любопытства не сдержал.

— Прянички-то гостям на стол?

Даже вода стала тише течь — так всем интересно, что ответит хозяин.

— Двадцать восьмое сегодня, Елисей, двадцать восьмое.

И улыбнулся. Ах, как засияли все бородатики!

Лёхин побежал переодеться — и бриться, наконец! На душе царило умиротворение — и не только тем, что Елисей "на помочь" созвал подъездных домовых, но что домовых тех он, Лёхин, как хозяин дома, ублажил старинной традицией: двадцать восьмого сентября обычно домовому жертву приносят — тарелочку каши или молочка... Уже в ванной Лёхин спохватился: а хватит ли у него чайных чашек на всех домовых? И вспомнил, что Никодим всегда со своей приходит... Убирая с подбородка остатки пены, Лёхин представил картину: пока он будет в "Ордене Казановы", Елисей тут без него устроит настоящий приём (эх, может, не ходить в кафе? Здесь интереснее!). Надо будет стол подвинуть полностью к подоконнику, тогда, наверное, вся орава уместится вокруг самовара... Лёхин снова замер, глядя в зеркало. Так, салфеток непочатая пачка, креманки для варенья — Елисей собственноручно недавно мыл... Озабоченная физиономия Елисея мельком отразилась в зеркале и пропала.

— Елисей, а домовых ты позвал?

— Какое! Сами прибежали!

— Да? — недоверчиво спросил Лёхин.

— Ой, Лексей Григорьич, а то хочешь сказать, не сообразил. Интернет же у нас сегодня проводят, вот и набежали да ещё придут помогать по хозяйству. Ты ведь, чать, не откажешь посидеть за компотером да мир поглядеть?

— Не-ет...

— Да ты не боись, Лексей Григорьич! Мы ведь, домовые, тоже народ занятой, набегаешься по хозяйству — только ночка для отдыха и остаётся. Вот и хорошо будет: ты баиньки — мы к компотеру.

Усмехнувшись, Лёхин "увидел": толпа домовых облепила компьютер... Впрочем, нет. Это будет похоже на конференц-зал: впереди "компотер", перед ним — толпа взволнованных домовых деловито строчит в блокноты и записные книжки один за другим рецепты — бездну рецептов. И опять, жалеючи, подумалось, что многие рецепты применения могут и не найти. Елисей как-то говорил, что домовые своих хозяев, бывает, учат исподтишка: то в хозяйскую тетрадь рецепты запишут хозяйским же почерком, а те найдут да радуются, мол, какой рецептик у меня интересный есть, а я и не упомню откуда; то в кулинарную книгу пихнут листочек, будто наспех записанный... Один Елисей — счастливчик: что ни найдёт, всё либо с хозяином опробует, либо вообще сам.

— Кстати, Елисей, пряников-то на всех хватит? Может, ещё сбегать купить?

— И-и, Лексей Григорьич, да за разговорами один пряничек, бывает, и мусолишь всю ночь, а тут — два мешочка! С запасом взял... А что это ты, Лексей Григорьич, делаешь? — чуть помолчав, осведомился Елисей.

Лёхин недоумённо взглянул на домового, потом — на свои руки. Оказывается, он машинально потирал костяшки левого кулака.

— Да ничего. А что?

— Примета нехорошая.

Сказал и ушёл. А Лёхин рассеянно подумал: "Надо бы в кухню заглянуть. Рецепт, конечно, у домовых есть, да и помогали они мне не раз, но... Хозяйский взгляд везде нужен". Но на кухне на него замахали ручонками, и, пятясь в прихожую, он тем же хозяйским взглядом уловил только, что овощи загружены в большую кастрюлю, а на газовой плите вовсю стерилизуются банки.

Та-ак, чем бы заняться в ожидании и первых гостей? Ага, найти молоток и скобы для проводов. Видел Лёхин у Олега: провод подключения свободно по всей комнате вьётся. Лёхин так не мог. Аккуратист. Да и котяра, Джучи, любопытный: не дай Бог, провод на зуб попробует.

Нашёл. Второй раз пробегая по дому, на балкон и обратно, он видел у компьютера одно и то же: в воздухе плавно колышется Касьянушка и поёт тихонько. Касьянушка, помня страшное утро, предусмотрительно устроился чуть сбоку от компьютера. Остальных призраков что-то не видать. И такое любопытство взяло Лёхина, что он не выдержал.

— А остальные где? Дормидонт Силыч, например?

— Дык, в компотере хотят какую-то регистрацию обмануть да в Интернет залезть, а та их не пущает, говорит — платить надо.

— Не понял...

— Охти, батюшка, Лексей Григорьич! Если уж ты не понял, где уж нам постичь?

Уже не впервые Лёхин задумался: говоря "нам", Касьянушка намекает, что Лёхину "выкать" перед призраками положено, или всё-таки у него манера говорить такая?

Ни до чего не додумался, спросил только у Касьянушки, не включить ли ему другую запись (Касьянушка слушал концерт русских народных песен, заодно и подпевал). Призрак отказался наотрез:

— Когда ещё таку красоту послушаю-то? Да и... Этих охальников пока нет, подпою в удовольствие наше.

Пожав плечами, Лёхин пошёл в спальню поразмыслить на досуге о вчерашних наблюдениях, благо до прихода ребят, проводящих Интернет, оставалось чуть больше часа.

Джучи никогда не сидел на столе в спальне, но сейчас именно этим занимался. Сидел не просто на столе, а на фолианте, за который завтра Лёхину ещё заплатить надо. И не просто сидел, а медленно, словно качаясь на волнах, то поднимался, то опускался. Да ещё голову склонил — смотрел, как его качают. Лёхин немножечко удивился и подошёл ближе. В альбомных землях плавали Шишики, наверное, со всего дома. Кот с интересом следил за перемещением бесконечных глаз (сами Шишики, как водится у них при изучении схем и карт, давно растворились в видимых только им пространствах). Иногда Шишики скапливались в одном месте альбома — и кот поднимался. Разбегались (или расплывались?) — кот снижался. "Кажется, не только Шишики любят интересные ощущения, — вздохнул Лёхин. — А может, он их просто разглядывает как аквариумных рыбок... Кстати, не купить ли для Джучи аквариум? А то даже нехорошо. Шишику альбомы покупаю, у домовых самовар свой есть... — И внезапно улыбнулся: — Будем с Аней на рыбок смотреть и медитировать. Говорят, для отдыха хорошо — рыбок созерцать".