Доля попаданская

Вот, когда выздоровеет, можно будет прибрать её к рукам.

Если будет покладистой и станет слушаться, можно будет не сильно загружать её работой.

Станет кочевряжится — припугнуть и посадить на лепёшки с водой. Исключительно в целях воспитания.

Будет строптива — ничего. Плетьми лечится любое непослушание.

Но в любом случае, проблемы в доме аше Лиррее были не нужны.

Увиденное выбило весь воздух из лёгких старой аши: на смятых простынях, закинув руки за голову, спала северянка. Белые волосы и прозрачная кожа, тонкий нос с лёгкой горбинкой, чёрные брови вразлёт. И маленькая родинка над верхней губой.

Родинка? Не может быть!

Великий Змей, не бей так больно! Я прожила праведную жизнь. Я была верна господину и родила ему четверых детей. Я хранила семейный очаг и никогда не роптала на судьбу! За что?

Слёзы закапали из глаз, и аше Лиррее пришлось закусить кулак, чтобы не зарыдать во весь голос.

Молодая женщина до боли в сердце напомнила старухе посла Северных пределов Ильянты при дворе зеленгирского айгана Берресса Светлейшего. И если бы в своё время звёзды сложились по — другому, у неё вполне могла бы быть такая дочь.

Слёзы капали на лицо младшей жены, но старая аша не замечала, судорожно всматриваясь в любимые черты.

А Марья всё так — же плыла по синему небу, нежась на облаке. Только вот, откуда ни возьмись, пошёл дождь, по — летнему неожиданный и тёплый. И почему — то капли дождя были солёными на вкус.

Но всё равно, хорошо то как!

Неожиданно маленькая тёплая ладошка попыталась стереть слёзы с Марьиного лица, шепча: 'Эх, Торреха, что с нами сделала жизнь...'

А младшая жена открыла синие, как небо глаза, потом резко зажмурилась, успев схватить ашу Лиррею за руки. Прижала их к губам и прошептала:

— Мамочка, ты меня нашла? Как там дети, мама? Скучают? А как Антон?

И снова уснула с блаженной улыбкой на губах.

Распахнулась входная дверь, впуская лекарку, но аша Лиррея даже не отодвинулась от Марьи...

— Успела, змеюка... Ну, ни на миг нельзя больную оставить! — Арамия попыталась отодвинуть старшую жену от кровати.

— Чшшш... тихо, Арамия. Пусть Муарри ещё поспит.

— Какой 'поспит'? И ты сдурела на старости? Она ж северянка! Её уже, наверное, ищут!

— Вижу. А ты, похоже, на старости совсем ослепла, лекарка? Присмотрись к ней. Узнаёшь?

Та наклонилась низко-низко, присматриваясь, разглаживая кончиками пальцев брови, хмурилась и качала головой. Шикнула на поднявшего голову змеёныша и ловко увернулась от его плевка.

— Не может быть, Лира, — лекарка потрясённо качала головой. — Не может быть!

— Оказывается, может. Ещё как. Вот и вернулась наша молодость, Мия. Хочешь, плачь, а хочешь — смейся. Достал нас всё — таки Индар Торреха, — слёзы ручьями потекли из глаз старшей жены аша Улудая .

— Не нервенничай, ради Тилары, Лиррея, про сердце своё больное помнишь? Не хватало ещё тебя рядом уложить! Ну их всех, мужиков, в курлужкину мать — одни слёзы и горе от них.

— Я рядом с ней посижу, Мия... Можно? Повезло тебе тогда — родители учиться отправили. А меня замуж сразу отдали. За первого, кто выкуп предложил. Я не ропщу, не думай, господин меня ни разу не обидел и до сих пор одаривает своими милостями. Но думала, что уже всё давно забыла, а появилась эта девочка...

— Ты глаза то разуй, старая! Где ты тут девочку нашла? А по поводу повезло или нет, можно и поспорить. У тебя хоть семья. А я так, перекати поле. Спасибо сыну твоему, остановил и к работе приставил.

Появивившийся чуть позже шаман застал поистине идиллическую картину: матушка с лекаркой плакали навзрыд, обнявшись и сидя вдвоём в одном кресле.

А увидев Муарри, только присвистнул. М — да... Северянка чистейшей воды. Такую не спрячешь.

— И что будем делать, уважаемые?

— Дождёмся, пока проснётся, и будем действовать по обстоятельствам, — матушка долго не рассуждала.

— Спрячем..., — ухмыльнулась лекарка.

— А что скажем господину Улудаю? — уже испуганно спросила аша Лиррея.

— Всё, женщины! Это не ваша забота! Отец сказал, что Муарри — алхимея и будет работать с ним! И этот вопрос не обсуждается!

— Ты, шаман, хвост то не пуши передо мной! Не посмотрю, что мать рядом! Мигом перья повыщиплю! Девку не жалко? Ты посмотри, она ж прозрачная вся, да ещё и беремистая! — аша Арамия ткнула пальцем в грудь мужчины.

Аша Лиррея ахнула и глаза её снова наполнились слезами.

— Бедная девочка!

— Тьфу на тебя, Лиррея! Какая она девочка, присмотрись! У ней дома взрослые дети остались! — старуха сердито топнула ногой.

И вдруг засмеялась счастливым смехом беззаботного человека. Всего лишь на мгновенье. И сразу посерьёзнела, став прежней Арамией.

— Вот дура я набитая! Всех взбаламутила! Она ж иномирянка! Аш Шамрай, будь так добёр, посмотри на её ауру, у тебя лучшее получится, — лекарка хитро улыбнулась.

Пока шаман восхищённо цокал языком, рассматривая больную через 'Око Тилары', женщины пошушукались, и аша Лиррея унеслась прочь, словно от её скорости зависела жизнь Муарри.

А лекарка шёпотом обратилась к Шамраю.

— Всё рассмотрел? Понравилось? И что будем делать, змейский прислужник? Надо бы замаскировать её как — нибудь..., — она тяжело вздохнула. — Больно хороша девка! И где её сыскал алхимик, ума не приложу. Да, вот только, видать, слегка припозднился, раз побитая такая.

Аша Лиррея приоткрыла дверь, впуская служанку с подносом, нагруженным всякими вкусностями для сына и лекарки — позавтракать не успел никто. А ещё она очень надеялась, что новая жена проснётся и тоже выпьет хотя бы пару глотков шайни — хозяйка приготовила его своими руками.

Для сына и для чужой женщины, назвавшей её мамой.

Марья мучительно пыталась проснуться, но всякий раз кошмар затягивал её всё дальше.

Был он весьма однообразен, но повторялся с завидным постоянством.

За прозрачной стеной высокий беловолосый мужчина бьёт по лицу хрупкую, такую же белокосую девушку, а затем вливает ей в рот тёмную жидкость, от которой по телу растекается огонь и в узел завязываются внутренности.

И никого нет рядом, чтобы помочь. Только замершие статуями трое парней, как две капли воды похожие на старшего, по всей вероятности, отца.

Парни смотрят на происходящее без каких — либо эмоций и даже не двигаются с места, когда девушка начинает кричать и падает на пол.

И Марья кричит вместе с ней, не имея возможности хоть как — то помочь.

— Чшш..., птичечка, чшш... Успокойся, — высохших губ коснулся прохладный край глиняной чашки с водой. — Просыпайся, милая, хватит спать, уж который день глаз не открываешь.

— Бабуль, и ты приехала? Со мной что-то случилось? — открывать глаза Марье совершенно не хотелось. Было тепло, уютно и удивительно комфортно.

— Ну, вот! Что за молодёжь пошла? К ней с теплом и лаской, а она тебе: 'бабушка'! Какая я тебе бабушка, я — вольная лекарка! — голос лучился теплом.

Настроение медленно, но верно поднималось, боль ушла из всего тела.

Как ушла? Куда ушла? Марья начала судорожно ощупывать локтевые сгибы в поисках капельниц.

Ничего!

А как же тупая выматывающая боль, не прекращающаяся ни днём, ни ночью, и густое тёмное марево забытья? Восстановить хронику событий не полчалось никак. Травма головы? Тогда, скорее всего, ДТП...

Чтобы прояснить обстановку, пришлось открывать глаза. Но увидеть ничего не удалось — лишь размытые человеческие фигуры у кровати. Три штуки. Они тревожно шептались между собой, подталкивая самый большой силуэт к кровати.

Мужчина. С совершенно незнакомым запахом. То ли табака, то ли благовоний, то ли осеннего костра — сразу и не понять.

Но не доктор, однозначно. Нет белого пятна — халата и никакого запаха медикаментов.

Лучшая оборона — нападение, поэтому нападём первыми.

Итак. Взбодрись, Марья! Максимум серьёзности!

— Мужчина, вы кто? — Тьфу! Мой голос напомнил скрип несмазанной телеги, и мужчина рассмеялся чуть хриплым бархатным смехом.

— Шаман...

— Мы с вами знакомы? — мало того, что хриплю, как старый курильщик, но и фантазию в ДТП мне, похоже, отбило напрочь.

— Не поверишь, я твой сын... Вернее, не твой, а твоего мужа. Так, что, открывай глаза, мачеха, — мужчина с трудом сдерживал смех.

Матерь Божья! А ситуация всё 'страньше и страньше'. Но я уверена на сто процентов, у Антона нет больше детей! Или есть? У него даже нет родственников! Детдомовец в чистом виде. Сколько мы не пытались, так и не смогли никого найти.

И в командировки он ездил исключительно в 'горячие точки', а там не до мимолётных романов.

Короче, надо поставить этого нахала на место.

Хотя пахнет он очень вкусно: такой аромат у осеннего леса после дождя. Когда ещё нет промозглой сырости и холода начала зимы, но дожди сделали своё дело и листья уже не шуршат под ногами, а лежат плотным ковром и пахнут лёгкой горечью.

— Если вы шутите, то очень неудачно...

— Ой, глупая! Муарья, глаза то открой! — голосок Нияны раздался неожиданно и просто лучился смехом, — тут таааакой мужчина в родственники набивается, а ты притворяешься смертельно больной.

Попробуем открыть. Может, что и получится.

А мужчина хорош... Но, увы, стрижен наголо. Что — то мне везёт в последнее время на лысых.

И слишком сильно он кого — то напоминает. И даже татуировки над бровями и на скулах его совсем не портят.

Стоп, Марья! Лысые мужчины? Кто ещё, когда и откуда?

Вопросы ещё не успели отзвучать, а голова уже взорвалась болью воспоминаний...

Земля. Семья. Антон, стриженный под короткий 'ёжик'. Рабский рынок. Молодой хозяин. Лысый, с тонкой полоской усов. Вечно презрительно кривящий губы.

И дикий крик Нияны.

— Не надо! Не бейте меня, пожалуйста! Я же не сделала вам ничего плохого!

— Тише, малышка. Ну что ж ты так кричишь? Всё в прошлом... Наверное, — попыталась её успокоить. Вот и рассказывать ничего не придётся.

— Муарья? Что с тобой? Ты побледнела, как будто тебя коснулся Сумеречный туман!

— Сгинь, малявка, иначе отправлю знакомиться с драконом.

— Прости...

Смутила нереальная тишина вокруг. И скульптурная группа, состоящая из двух композиций. Две старушки с круглыми от ужаса глазами и прижавшие к губам ладони. И колоритный, весь татуированный мужчина, пытливо всматривающийся в мои глаза. Я что, разговаривала вслух?

Приподнимаюсь на локте над подушкой, предварительно проверив на закрытость все стратегические места и даже пятки. Из одежды на мне ничего, кроме связки странных кулонов разной формы и цвета.

— Вы не безработный шаман, случайно? — Господи, и когда я стала такой болтливой?

Ура! И он тоже удивлённо округлил глаза.

— Простите. Ну... В общем.... Как бы вам сказать помягче? Может, у вас есть какая срочная работа? Мне бы посекретничать с ними, — и рукой показываю на старух.

'Приёмный сын', выразительно глянул на женщин и торопливо нас покинул. Всё — таки, неотложная работа у него, видимо, есть.

— Пить...

А старухи молчат...

— Пожалуйста, хоть глоток воды. Или чая. Ой, не чая — шайни. Пожалуйста.

И тишина.

Начнём сначала.

— Я — Марья, — попыталась улыбнуться.

— А я — старшая жена аша Улудая — Лиррея, — и голос точь в точь, как у моей мамы. Небеса! Да что ж это происходит? Сейчас точно заплАчу. Но слова вылетают раньше, чем я понимаю, о чём говорю.

— Мам? Ты как здесь оказалась? И кто такой аш Улудай? — женщина взвыла раненой белугой и кинулась наливать в чашку парящий шайни.

— А я — вольная лекарка аша Арамия. И сразу предупреждаю — я не твоя бабушка. А Улудай — алхимик. Мастер Урхаат. Твой муж. Хотя... По поводу бабушки.... Всё может быть, — и она заговорщицки мне улыбнулась.

Шайни оказался выше всяческих похвал и его не испортил даже горький настой каких — то трав, который заставила меня выпить лекарка.

Шаман пришёл лишь к вечеру.

Я к тому времени уже пару часов билась в истерике по поводу своих резко поседевших волос.

А начиналось всё прямо как в кино: ванна, массаж, новые одёжки, длинные косы, заплетённые в четыре руки. И голосок Нияны, шептавший о том, что в распущенные волосы может запутаться бродячий дух, поэтому женщина всегда должна следить за своей причёской.

Только вот смутили слёзы обеих женщин, пытавшихся вымыть мне спину.

Видимо, я слишком долго была без сознания, потому что на многое поначалу даже не обратила внимания.

Зеркал в комнате не было, а на просьбу посмотреть на себя попросту не обратили внимания. Мило улыбаясь, женщины щебетали о том, какой хороший у меня муж. Какой внимательный и заботливый. Как любит своих жён. И что я теперь буду ни в чём не знать отказа.

— Вот и принесите мне зеркало... Пожалуйста, — я не знала своего истинного положения в этом доме и боялась или сказать что-то лишнее, или повести себя не так.

— Ишь, чего удумала! Зеркало ей подавай! Давно не видела себя, красавицу? Так и не на что там смотреть! Кожа да кости. Курлужкины шкурки, а не девка! — лекарка воспользовалась отсутствием старшей жены и не особо стеснялась в выражениях.

— Аша Арамия, для меня это очень важно!

— Думаешь, как красавицей стала, так пенёк этот старый на тебя позарится? Он женился то на тебе из жалости. Спасал тебя. Тут и без тебя свистулек хватает, протолкнуться невозможно. Только харчи переводят.

— Вы правы...

Было бы смешно утверждать, что мастеру Урхаату было хоть что — то интересно во мне, кроме опыта и знаний. Да и не давал он повода думать иначе. А наш единственный разговор о том, как мне избежать дальнейшего рабства, ни к каким обещаниям с его стороны не привёл. И вообще, маэстро — типичный фанат своего дела. Помимо ароматов, он занимался ядами, редкими микстурами и всевозможными исследованиями в этой сфере. Он даже никогда не заикался о том, что у него имеется довольно многочисленная семья. Впрочем, я никогда его об этом и не расспрашивала.

А мне не было дела ни до кого. Я мечтала о доме.

— Аша Арамия... А с чего это вдруг вы решили, что я красавица? Я себя прекрасно знаю. Так, обычная женщина...

— А бабушкой назвать можешь? Ещё хоть разочек? Всё, как есть и расскажу, — и опять эта хитрая улыбка. Но беспросветное одиночество сквозило в её напускной браваде, мужских замашках и нарочито громком голосе.

— Да сколько угодно! И даже в щёчку поцелую! Вот слушай: бабулечка — красотулечка!

Та смахнула одинокую слезу и глухо пробормотала: 'До чего же это сладко, наверное, когда тебя любят...'

Договорить нам помешал пришедший не вовремя шаман и больше к этой теме мы не возвращались.

До поры до времени.

Пока, много дней спустя, гуляя по ярмарке вместе с Шамраем, я не увидела худущего смуглого мальчишку, притулившегося в уголке между шатром торговца тканями и стеной рыночной площади.

Как я сама там оказалась — не представляю. Шаман на секунду отвлёкся, а я юркнула за шатёр. Не потому, что хотела убежать, нет...

Ярмарка поражала воображение разноцветными шатрами торговцев и всевозможными товарами. По ней можно было ходить несколько дней и ни разу не повторить пройденный путь. И купить всё, что душе угодно. Но моя душа, вероятно, слишком капризна. Или ей нужно совсем мало для счастья.