— Каким образом обосрём? — включил мыслительный процесс ефрейтор.
— Думаю со станкача рубануть по снайперишке, сразу же из ручника по их выдвинутому пулемёту, а Димка пристрелит наблюдателя-дальномерщика, раз говорит, что он его видит. Всё сделаем быстро и чётко, в одну секунду. Немец, конечно, обозлится и начнёт кидаться минами, но нам не привыкать. Зато основные глаза мы ему поотшибаем. Давай, Мойша, иди к бойцам — пусть готовятся к отражению атаки. Чувствую, опять жара случится, как в пустыне Кара-Кум. Куда побежал? Я ещё не всё сказал. Не забудь бойцам дать команду выдвинуть на позиции макеты пулемётов.
Это было ноу-хау старшины. Его как-то осенило поручить бойцам, сгандобить макеты станковых пулемётов типа "Максим". Рукастые бойцы вырезали из снарядных ящиков детали, изображавшие щитки, как на "максимке", а из брёвен — рыла пулемётов. Получились изделия, которые легко спутать с пулемётом. Даже с двадцати метров трудно определить, что эта каркалыга, просто обманка, а не грозное оружие. Молодой комбат положительно оценил макеты пулемётов и приказал командирам других рот изготовить такие же приблуды: всё лучше, когда немцам придётся тратить боеприпасы на уничтожение макетов, а не на обстрел настоящего оружия.
Оберлейтенант Зигмунд Пфайффер воевал на восточном фронте уже целый год, с самого начала кампании, с четырёх утра 22 июня 1941 года. Для Пфайффера тогда приказ фюрера об открытии восточного фронта оказался шоком. Фюрер попёр наперекор всему — интересам собственной страны, желанию народа, здравому смыслу. А как же пакт о ненападении? Мало фюреру западного фронта? Один раз уже Германия воевала на два фронта. Что получилось, все знают. То же самое опять повторяется! Получается, что фюрера какие-то "голоса" подтолкнули к войне с Россией. И эти "голоса", скорее всего, сидят в Лондоне и в Вашингтоне, а не в голове у фюрера. В голове у него злые тараканы сидят. Но вести разговоры на скользкие политические темы опасно. Только общаясь наедине с самим собой, Зигмунд мог говорить откровенно. Упаси нас Боже и святая свастика. Иначе никак нельзя — можно попасть в концлагерь или в штрафной батальон. А немецкие штрафные батальоны — это не русские штрафбаты, служа в которых грех можно смыть кровью. Из штрафных батальонов вермахта можно попасть только в могилу.
Тогда, перед самой войной с Россией, фюрер разъяснил вермахту, что Германия вынуждена атаковать эту страну, ибо жидо-большевистская власть советов уже собрала монгольскую орду для нападения на Германию. Монголы спят и видят, как бы гнусно надругаться над истинными человеческими ценностями, присущими немцам, как высшей расе. Фюрер объяснил нации, что монголы и всякие славяне — это даже не люди. Есть высшая исключительная раса, есть животные, и есть монголо-славянская орда. Они хуже животных, поэтому их всех надо уничтожить, а их земли забрать себе. Всё ясно, понятно и справедливо. Очередное гениальное прозрение великого фюрера. Как-то он быстро забыл, что Российская империя, наверное, самое мощное государство в мире. Если сейчас в Империи большевики, то, что поменялось?
Война на восточном фронте планировалась в течение трёх-четырёх недель. А дальше только собирай в кучу миллионы пленных и корми их пищей, которую они любят, то есть помоями.
Уже через месяц нахождения на восточном фронте оберлейтенант Зигмунд Пфайффер (тогда ещё просто лейтенант) подсел на перветин (метамфетамин). Иначе с ума здесь можно сойти. А от перветина не сойдёшь? Сойдёшь — но то потом, а сейчас чем нервы лечить? Шнапс уже не помогает.
То, что скоро Гитлеру, а вместе с ним и Зигмунду Пфайфферу придёт "капут" оберлейтенант понял в октябре 1941 года. Только сначала сдохнет Пфайффер, а потом Гитлер.
Однако, в Берлине относительно перспектив Вермахта считали иначе. В Германии 10 октября даже вышли газеты с броскими заголовками "Кампания на восточном фронте окончена!" Пфаффер читал эти газеты и с ужасом думал — всё только начинается и на Германию скоро обрушатся тридцать три несчастья, ибо ловушка захлопнулась. Оказалось, что вермахт не готовился воевать зимой. Почему-то фюрер решил, что управится с Россией за несколько месяцев. До зимы. Осеннюю распутицу он тоже не учитывал.
Если летом войска ещё бодрились, то к осени на Пфайффера и весь вермахт посыпались несчастья, как из рога изобилия. Вдруг оказалось, что Россия — это огромные расстояния, это тяжёлый климат, это русские солдаты, норовящие убить представителей высшей расы; это артиллерия и русские танки, которых оказалось очень много.
Еще вчера войска жили в удобных казармах, а теперь ночевали в антисанитарных условиях, где только придётся. Осенью вермахт накрыло грязищей. Потом пришли морозы, аж до семи градусов ниже нуля. Надо продолжать наступать, но нет топлива. Грузовики со снабжением утонули в грязи где-то в тылу. Солдаты простужаются, болеют желудком и завшивели. Бои становятся всё ожесточённее и страшнее. Вместо того, чтобы сдаваться и идти есть вкусные помои в концлагерях, русские дерутся всё яростнее и изобретательнее. Они каждый день учатся воевать, и у них это получается всё лучше. До Москвы вермахт вместе с Зигмундом Пфайффером всё-таки добрался, совершив невероятное, но какой ценой: множество солдат убито, обморожено, простужено, в госпиталях огромное количество раненых. Раненые, что попали в госпиталь — тем повезло, в отличие от тех, кого не смогли эвакуировать. На раненых, валяющихся в ближнем тылу, смотреть без тошноты нельзя: лежат в грязи, часами и днями ожидая эвакуации в тыл, раны гноятся, гангрена расползается по всему телу. Вонь и смрад разложения. И вши. Этих насекомых можно назвать настоящими жидо-большевиками, ибо они намертво вгрызаются в кожу представителей высшей расы и вдоволь пьют их исключительную кровь.
Под Москвой Пфайффер получил серьёзное ранение, но каким-то чудом его смогли вывезти в Смоленск, где он провалялся до середины января сорок второго года. Об изменении положения на фронте зимой 1941-1942 годов Пфайффер понял из общего лейтмотива сообщений фронтовых корреспондентов: от "непобедимая немецкая армия скоро войдёт в столицу варварской России" до "доблестные войска успешно отбивают бесполезные атаки большевиков". Ну, да, типа того: "Сильно потрёпанный враг продолжает трусливо наступать". Короче говоря, под Москвой Гитлеру здорово наваляла монголо-славянская орда.
Валяясь в госпитале, оберлейтенант хотел обратиться к психиатру с жалобами на психику, но вовремя одумался, так как в Рейхе психов не жаловали. Он наверняка получил бы какой-нибудь красивый диагноз в мирное время, а для войны его отклонения в психике — это нормальное явление. На восточном фронте в вермахте нормальному человеку делать нечего: здесь даже нормальный быстро оскотинится и деградирует, или застрелится, как делали многие солдаты и офицеры.
Крах под Москвой не отрезвил фюрера: он, игнорируя Москву, повернул войска на юг, надеясь захватить Кавказ. Гитлер, как все одержимые, был упорен в достижении цели, точно носорог, вступивший в брачные игры, и солдат вермахта не жалел. Очень хорошо эту особенность Гитлера просчитали англичане и американцы: теперь он руками немцев ослаблял Россию — главного противника англосаксов.
Опять Пфайфферу пришлось сутками топать по необъятным азиатским просторам. Хотелось каким-то образом прервать это унылое однообразие, пусть даже боем с русскими, чёрт бы с ними, лишь бы хоть какое-то разнообразие. Солдат пугали и деморализовывали огромные расстояния и постоянное напряжение от козней противника.
Так оберлейтенант с боями дошёл до Дона и форсировал его в районе Воронежа. Южнее Воронежа фронт двигался вглубь России, а около Воронежа движение вермахта застопорилось намертво. Река Дон в этом месте не поражал воображение. Река, как река, хотя оберлейтенант знал, что Дон, он же Танаис, это, по мнению древних греков, приток Стикса. Здесь мы все и подохнем — думал Пфайффер — вместе с союзниками: венграми, румынами и итальянцами. В своём пророчестве он угадал судьбу венгерской армии, практически в полном составе похороненной под Воронежем.
Пфайффер когда-то давно, уже и не вспомнить когда, здорово интересовался древней историей. Он знал, что Дон не всегда назывался Танаисом. Ещё Дон звался Ахеронтом, а реку Кубань называли Пирфлегетоном. Совсем недалеко протекает ещё одна речка, носящая когда-то зловещее имя Коцит. Сейчас это или река Ея или Челбас. Вот он вход в царство мертвых. По крайней мере, древние греки, были уверенны, что вход в загробный мир именно здесь. Получается, что Вермахт, вместе со своими "верными" союзниками, сам притопал к своей погибели. Здесь мистика уже зашкаливает. И все таинственные явления не ведут Рейх к победе, а, наоборот, здесь мы все сдохнем. И монголов много погибнет, потому что Хранителям Царства Мёртвых всё равно кого умерщвлять, лишь бы больше душ забрать себе.
Надо бросать курить — решил оберлейтенант — когда его дрожащие пальцы не смогли удержать сигарету, и та упала на землю. Курение — вредно для здоровья. Зеркало не даст соврать. Сегодня на оберлейтенанта из зеркала смотрел зелёно-серый красноглазый монстр, у которого из обаяния остались только светлые волосы. Небритость, помятость и перегар обаяния не прибавляли. Хотя, перед кем тут его демонстрировать?
Командира роты с утра отчаянно мучило похмелье от злоупотребления русским "samogon". Кошмар с похмелья — это святое дело. Надо лечиться, но командир пехотного батальона капитан Аделхард Шрайбер своим нудным голосом поставил задачу атаковать позиции русских в 16 часов. Ставя задачу Пфайфферу, капитан Шрайбер зло смотрел на оберлейтенанта. Длинное лошадиное лицо капитана и его блёклые глаза ничего хорошего оберлейтенанту не обещали. Не нравится, видишь ли, господину капитану, что от Пфайффера несёт перегаром и он щеголяет небритой мордой и измятым мундиром. Год тому назад за такие проступки офицеру вермахта здорово бы влетело, но сейчас капитан даже замечания не сделал: понимает, сволочь, что оберлейтент может в этой атаке погибнуть. А где нового командира стрелковой роты найти? То-то и оно! Убежденный сторонник порядка во всем, капитан раньше добивался его наведение любыми методами, но уже давно не обращает внимания на множество недостатков у своих подчинённых. Только сверкает своими рыбьими глазами, да изредка шипит что-то себе под нос. И чего шипит? Ну, выпил оберлейтенант "чуть-чуть". Раз мы находимся в России, то это "чуть-чуть" русских размеров. Чего ему непонятно?
На каждый обороняющийся взвод русских Шрайбер бросал по роте, кроме того атаку поддержат танки и полковая артиллерия. Русским точно хана.
— Ага, очередная им хана, — прошипел оберлейтенант, разглядывая позиции противника. Стратеги безмозглые. Вместо того, чтобы бежать назад со скоростью ошпаренного зайца, мы лезем вперёд. — Сволочь этот Шрайбер — всё утро мне испортил. Тут и так паранойя чешется до крови. Да ещё ночные кошмары... В этой местности не то, что воевать — по этой земле и ходить-то страшно, зная всю её зловещую историю.
Теперь у оберлейтенанта появилась ещё одна проблема — ночные кошмары. Мало дневных. Перветин дело такое: быстро к нему привыкаешь. Под воздействием наркотика можно прошагать десятки километров, смело идти в атаку, но и последствия плохие. Появляется привычка к препарату, и приходят кошмары. А тут ещё свою разлагающую агитацию ведёт русский "samogon". Хороший напиток, как оказалось. Но, сволочь, ведёт большевистскую агитацию. Напиток на пальцах объясняет, что воевать с русскими — это надо записаться в полные идиоты. Так и говорит, но сначала погружает сознание в сиреневый туман. А из тумана, особенно под утро, лезет всякая гадость. Сегодня всей толпой пришли погибшие сослуживцы и продемонстрировали командиру свои раны: оторванные ноги и руки, вывалившиеся кишки из пробитых животов и мозги из развороченных черепов. Явился сегодня и облитый кровью обершутце Энгель Вернер. Этот-то зачем явился? Ведь только вчера погиб. И этот погибший камрад решил своим видом воздействовать на нервы командиру? Энгель обиделся, плюнул в командира кровью и убрался, но зато, появились русские покойники самого зверского вида. Они зловеще демонстрировали остро отточенные сапёрные лопатки, а некоторые держали в руках бутылки с горящими фитилями. В бутылках плескался коктейль имени наркома Вячеслава Молотова. Отвратительное оружие. Мертвецы, как русские, так и немцы, почему-то здорово ладили друг с другом. Сговорились и теперь все вместе злобной толпой смотрели на оберлейтенанта. Какая-то абсурдная, наизнанку вывернутая деформация отношений.
После таких приходов, конечно, руки начнут дрожать. И в животе тревожно булькает и предъявляет за употреблённый перветин, помноженный на нервы и залакированный русским "samogon" без закуски. Об аппетите и речи нет. Но после принятия пары глотков "samogon" руки почти не трясутся, а в голове прояснилось, что дало обрелейтенанту некоторое время, чтобы заняться своими профессиональными обязанностями. Он уже видел рисунок предстоящего боя и предпринял ряд мероприятий для победы. Русским действительно хана. Это в отчёте он писал, что перед их батальоном стоят сотни русских бойцов, чуть ли не дивизия. На самом деле на полтора километра фронта хорошо, если насчитается с сотню русских. И танков у них здесь нет. И пушек нет. Может, есть парочка миномётов, но пока их миномёты себя не проявили.
В бинокль оберлейтенант рассматривал как позиции русских, так и свои сюрпризы для противника. Он видел, как замечательно замаскировался дальномерщик Мартин Шульте — очень опытный солдат. К его позиции протянут телефонный провод, и Мартин докладывает обо всех выявленных огневых точках противника. Сюрпризом для большевиков будет и снайпер Улрич Хаас. Этот солдат из Баварии прирождённый стрелок. Хорошо, что он служит в их роте, а не попал в егеря или горные стрелки. Хороший снайпер — это здорово для нас и печально для противника. Хорошо стрелять полезное умение. В училище один мудрый офицер говорил Пфайфферу: "Когда оса сядет тебе на член, ты поймёшь, что точность лучше, чем сила". Это точно: баварец сегодня здорово огорчит русских. Вон справа от снайпера устроился расчёт со станковым 7,92-мм пулемётом "Шварцлозе". Дальше за ними есть небольшое поле, засеянное противопехотными минами: русским здесь не пройти. Другая наша рота знает об этом поле: при атаке на русских она минует минное поле стороной. Хорошо, что у нас много пулемётов, а у русских, по сообщению Шульте, пока выявлено только три станковых пулемёты. Хм, будем тогда считать, что пулемётов у русских штук шесть. Но, у нас пулемётов больше и качеством они лучше. Как там говорят проклятые изменники англичане в таком случае: "На каждый вопрос есть чёткий ответ: у нас есть пулемёт, а у вас его нет". У нас для огорчения русских ещё и танки есть. Вот только любое планирование в России обладает смыслом только вчера. К сегодняшнему дню оно не имеет никакого отношения. Хоть планируй, хоть не планируй, но как сложится реальность в России, то неведомо. Здесь что-нибудь да случится: любой солдат вермахта знает этот парадокс. Однако, когда где-то за спиной у себя оберлейтенант услышал рокот танковых моторов, он возликовал! Теперь точно русским хана! Ликуя, забыл он старинную мудрость — гордыня к паденью приводит.
