Но нет консолидации по вопросам свободы женщин, как выражались древние ирландцы, что она кого хочет. того и оделяет 'дружбой своих бедер'. Или многомужеству, как я слышал, практикуемому в Гималайях.

Доктор еще что-то рассказывал, но Егор понимал с пятого на десятое. хотя согласно кивал, и думал, что есть же знающие люди, как это доктор! Вроде как ему для лечения людей не нужно знать про литовских богов и про обычаи Гималаев (бес их знает, это народ или местность), но ведь знает же!

Визит завершился тем, что доктор сказал, что он проведет некоторые анализы, а потом выпишет рецепт. Если анализы покажут наличие инфекции, тогда и надо будет принять лекарство, если же заболевания нет-надо буде обратиться к другим докторам, обследоваться и при необходимости лечиться.

Егор вышел, попрощавшись, потом стукнул себя по лбу-он же доктору за визит не заплатил! Сказал об этом командиру группы, ждавшему его перед крылечком во дворе, и в ответ услышал:

-Товарищ Ежи, не отвлекайся на это, все мы без тебя решим. У нас с Винцентом Казимировичем знакомство давнее и дела тоже давние.

Через неделю командир группы сказал, что анализы показали наличие малярии, поэтому доктор велел принимать лекарство, вот оно, на весь курс. И Егор его ел. В бумажных пакетиках лежал мелкий белый порошок, жутко горького вкуса. Егор запивал его тремя кружками воды, и заедал кусочком хлеба, потом приспособился есть порошки перед едой. Порошок принимался два раза в день курсами по три дня, потом следовал перерыв в четыре дня. В итоге он не рад был, что пошел к доктору и что не выбросил порошки в уборную на страх тамошней заразе. Во время последнего курса приема начался шум в ушах, но быстро прошел. Съев последний порошок, он сказал об этом командиру группы, тот ответил, что доктор сказал, что малярийные возбудители должны сдохнуть, но иногда, когда-то потом, то может случаться обострение -после сильного переутомления, другой болезни, когда силы она из товарища Ежи выпьет. Об этом нужно помнить и пройти еще курс лечения, может, и не такой сильный, ведь вот это обострение— это как таракан отсиделся в щели под плинтусом и почувствовал себя хозяином избы, хоть он и один.

Егора подлечили. Еще одного товарища нашли на замену. Пора было напомнить карасям в море польской вольницы, что щука про них помнит. Разведка, кстати, сообщила, что эта засада была не происками полиции, а чьей-то инициативой снизу. Ну, а сначала казалось. что все-таки полиция. Скорее всего, это были местные ухари, решившие подзаработать и отчего-то принявшие группу за контрабандистов. С этим еще будут разбираться. Пока есть возможных пять участников. Возница, кстати попал без вести, должно быть, умер или добит. Оба убитых исчезли неизвестно куда, телега оттащена в лес. Лошадку освободили от упряжи, и она пошла домой и благополучно дошла дотуда.

А группе пора заняться тем, что они планировали, пока в дело не вмешалась засада. Ну и, если будет точно известно, кто виноват, тогда их тоже пора посетить.

— — — — — — — — — — — —

Но с продолжением начатого дела пришлось отложить-так сказало начальство. И оно дало добро на избиение участников засады. причем в два приема-сначала нескольких без разбирательства, а потом оставшихся встретят и потолкуют, в том числе и про то, куда дели трупы убитых. Доля подпольщиков такова, что есть неиллюзорный шанс уйти без следа и памяти об ушедшем, как это случилось с Андреем Клюшниковым, руководившим в следующем году Татарбунарским восстанием и погибшим в бою, Его знали как товарища Нинина. Может, у него было еще несколько псевдонимов и документов на другие имена. И о том, кто был товарищем Нининым на самом деле, узнали через сорок с лишним лет. Кстати, Клюшников тоже ненастоящая фамилия, она-Суров. А вот покойный возница такого не заслужил, это не его выбор-уйти без следа. Поэтому была устроена 'Ночь кошмаров' для виноватых. Два участника засады, жившие в одной деревне, хоть и в разных ее концах, столкнулись с заслуженным. Третьей 'жертвой' правосудия, но на льготных условиях, стал один из доносчиков, завербованных полицией. Его посетили третьим, уже под утро.

'Засадный полк' этим вечером сидел в корчме и активно пил водку. Командир группы, получив сообщение об этом, только хмыкнул: веселей, дескать, уйдут, пьяными и под музыку. Поскольку было известно, что они и контрабандой промышляют, через сидящего в корчме агента Ивана им было передано предложение выйти и поговорить насчет 'общего дела' с употреблением жаргона контрабандистов, чтобы те ничего не заподозрили. Они и прервали ужин с водкой, рассчитывая, что либо поговорят о заработке, либо им предъявят претензии по прежней контрабанде. Дескать, можно и договориться о гешефте, можно и по морде надавать (и получить тоже)-как карта ляжет. Все это не портит вечер, если, конечно, не достанется колом по макушке. Агент разведки вышел с ними во двор, показал на одинокую фигуру в его западном конце и громко заявил, что это тот хлопак, что переговорить о деле хотел, и пошел за стол, пить дальше. По плану он должен был быстро напиться, так чтобы не смог и выйти из-за стола. Засадный полк двинулся на огонек папиросы, что курил ожидавший их, по дороге к курившему им в спины уткнулось холодное железо и голоса тихо сказали, что их ждут для разговора, а если они побегут— не выживут. Они подняли руки вверх, и при быстром поиске в карманах нашелся один револьвер и два выкидных ножа. Серьезные ребята. Такие ножи если с собой носят, то это не для борьбы с мозолями на пятках или нарезания хлеба с салом.

Путь лежал недалеко. Бандиты увидели, что ведут их четверо, потому не дергались. И это они еще двоих не увидели.

-Панове бандиты, за вашу охоту в лесах народ приговаривает вас к смертной казни. Обратитесь к богу или черту о дальнейшей вашей судьбе.

Два выстрела. Из мрака появились остальные двое с грузом. Товарищ Франц воевал раньше с сербами в одном эскадроне и рассказал, что в старые времена, когда Сербия была под султаном турецким, там доносчиков и предателей казнили, а потом хоронили, кинув сверху дохлого пса, чтобы все знали, отчего помер и за что. Поэтому товарищи Артем и Роман заранее угостили песиков мясом, потом мясом со снотворным, чтобы символы мирно спали, не дергались и не лаяли. Шавки самые обычные, хозяева по ним плакать не будут, а заведут нового кабыздоха. Мирно спящих собак положили на грудь засадников и так оставили. Потом еще два выстрела, чтобы оба 'героя' не встали. Собак, по решению командира группы, решили не убивать специально. Здесь все же не Сербия. Переживет собака мясо со снотворным-и ладно. Не переживет-будет у бандитов коричневый крем сверху, как на пирожном у графа Тышкевича. В одежду засунуты две бумажки со словами, что этих двух казнили не за что-то, а за бандитство в лесах, и пора уходить. Наган, конечно, не самое громкое орудие, но на дворе ночь и слышно далеко в темное время. Здесь закончили. Пора на третью встречу.

Третьи был Ян Налейко, которого ретивые полицейские склонили к доносительству на соседей и возможных гостей из-за кордона. Поскольку он еще не погряз в доносительстве окончательно и имел пять детей при весьма скромных доходах (читай— 'беден, как церковная мышь') то с ним решили поступить жестко, но справедливо. Бить его не надо, разве что пихнуть вперед, а дальше его разоблачают в предательстве и говорят, что за это он достоин казни, как Иуда. Затем товарищи наперебой должны предложить, как его казнить, чтобы доносчик проникся, но делать это не обязательно, это так, полировка. Когда доносчик дойдет до нужной глубины проникновения, его как бы ради детей помилуют и скажут, что доселе ты на полицию работал, теперь на нас поработаешь. Как он будет потом сведения передавать-к нему придут и скажут.

-Янек, а откуда у тебя вторая жизнь, коль ты доносами собрался заняться? Поделись ею с нами, каждому по десять лет!

-Да что с ним разговаривать! Отрубить ему ноги, пусть на руках по избе скачет. А срам оставим— пусть плодится и размножается! Может, дети в жену пойдут и не такими дурными будут!

И товарищ Артем хищно улыбнулся и погладил лезвие хозяйского топора, который он перед этим поднял и за пояс заткнул.

-Мы с этим собачьим сыном задерживаемся. Пулю ему в живот и пусть до утра отходит. Как раз встретит утро в ангельском чине. А нам еще до Ракова топать.

Это уже вставился товарищ Ежи.

-Komandorze, musimy wybrać.Jeśli mamy czas, to musimy oskórować wszystkich informatorów na pamiątkę. Jeśli nie, opcja z toporem i nogami jest całkiem dobra.

Это уже товарищ Франц добавил углей под душу доносчика Яна. Товарищ Роман не выпускал жену Яна из хаты, поэтому предложений не вносил.

Командир группы решил, что Ян дошел до нужной точки отчаяния, и начал склонять его на сторону добра. Услышав, что есть у него шанс увидеть рассвет живым и с ногами, доносчик бухнулся на колени и зарыдал. Дальше разговор пошел между товарищем командиром и Яном, оттого остальные смотрели больше вокруг. Яна морально 'выпотрошили', дали подписать лист с машинописным текстом и отправили к плачущей жене— успокаиваться. А так-пора было уже идти. До границы еще семь верст, и лучше встретить рассвет уже на своей стороне.

Как потом оказалось, наган был одним из тех, что выданы товарищу Антону. Правда, эта гадость, у которой револьвер изъяли, из него уже еще куда-то стреляла и паршиво почистила. Теперь к трем подозреваемым вопросов будет больше и сдерживаться будут тоже меньше.

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — -

Впереди был 1924 год и демонстрации со стороны 'активной разведки' в Белоруссии. И до этих двух событий она не лежала на печи, дожидаясь тепла и выплаты жалования, но оба случая-пощечины прозвучали звонко.

Первой акцией из серии 'Покажи полякам, что они тут не хозяева' был захват города Столбцы. Тогда это был некрупный городишко и железнодорожная станция на пути в Варшаву, и жило там от трех до шести тысяч человек. От города до советско-польской границы— около пятнадцати верст. Так что возможно быстро справиться и уйти.

Вторым— захват в поезде воеводы полесского Довнаровича и жестокий удар этой акции по его мироощущению и имиджу Варшавы.

Но, кроме знакового события, товарищ Ежи участвовал в двух боевых акциях по вразумлению шибко активных угнетателей и двух операциях прикрытия, когда через границу проходили нужные люди и нужные грузы, а он и товарищи страховали их от вмешательства посторонних. Кто шел туда и откуда, так Егор и не узнал. Мог лишь сказать, что в первом случае с польской стороны пришел человек среднего возраста и с ним мальчик лет десяти, а подвел их к месту нахождения группы местный разведчик. Десяток верст до границы прошли тихо, только мальчик устал, и его несли на закорках все по очереди.

Во втором случае с советской стороны через границу переехала хорошо нагруженная пароконная повозка с двумя пассажирами и ее провожали за границу километров на восемь, до затерянного в лесу хуторка. А они, проведя на хуторок людей и телегу, прошли еще километров пять параллельно границе и затаились в покинутом хозяевами доме. Наверное, это была избушка лесника, но в ней годами уже никто не жил. В ней дождались следующего вечера и вернулись. Враги не появились, но провести день, никуда не высовываясь, не разжигая огня, не похлебав горячего и даже не закуривая— было немного тяжело. В разной степени, естественно. Егору больше хотелось похлебать горячего, хотя бы кипятка, если не щей, а курить— не хотелось. Кое-кому-то другому -наоборот.

Благодать к курильщикам пришла только перед уходом-им разрешили закурить, дождались, пока они надышатся, и собрали окурки. Товарищ Ежи, как некурящий, должен был завернуть их в тряпку, а потом по дороге выкидывать с интервалом, через версту по одной. Возможно, это было излишней предосторожностью, но лучше перестраховаться, чем недостраховаться. Для того и на выходе курили польские табачные изделия, а любители свернуть цигарку из газеты для того снабжались польскими же газетами. Уйдешь обратно-можешь сворачивать цигарку из любой бумаги.

Было еще задание по ликвидации польского агента Степанчука. Как сообщил командир группы, он раньше жил по ту сторону Полесья, под Ровно, и снабжал польскую полицию сведениями, кто здесь что делает, как про коммунистическое подполье, так и про украинских националистов. Потом его тайная работа на полицию открылась, и очень многие хотели бы с ним посчитаться. Андрей, видно, взмолился о своем спасении,

и поляки нашли ему тихое место в другом воеводстве, где его никто не знал. Теперь он не Андрей, а Рыгор, не православный, а католик, но 'хоть и в новой коже, но сердце у него все то же'-змеиное. Жена от него ушла после его смены конфессии, так что он теперь холостой и не бедный. В холостых числился недолго, нашлась желающая. Но, на свою беду, съездил перед Пасхою в Брест, а там его узнал бывший односельчанин. А дальше информация дошла до нужных лиц, они стали искать и нашли.

И вскоре выходящего из костела Рыгора-Андрея встретили три молодых человека и вполголоса сказали идти за ними. Еще трое были поблизости, но изображали то, что они совершенно не причем. их заданием было вступить в дело, если кто-то, кроме самого фигуранта, начнет мешать. Но таких не нашлось, зато сам В южнее полесский изверженец попытался достать оружие из кармана парадного пиджака. За его правую руку отвечал товарищ Ежи, оттого и всадил пулю в эту руку в кармане. То, что пуля пробила кисть и пошла дальше, в живот — ну что уж поделаешь. Но непричастные не пострадали. Народ стал разбегаться, пара баб заголосила, а агент полиции пал наземь и стал дергаться. Егор отбросил его руку от кармана и извлек оттуда оружие. Револьвер явно был какой-то древний, кажется, он в молодости видел такие в оружейном магазине. Хозяин тогда называл их Лефоше и жаловался, что никто их брать не хочет. Тогда Егору загорелось купить, но своих денег у него был менее рубля, а отец на это баловство пять рублей выделять отказался.

Особая примета— крестообразный шрам под челюстью слева налицо, на настоящее имя свое задергался и револьвер из кармана потащил. И вот сейчас группа посетит его дом и уточнит некоторые детали, когда с ним закончит.

-Ну что, Андрей Степанчук, пришлое время ответить за работу на полицию.

Ответом было ругательства по-польски и по-немецки и стоны боли. Любопытные после выстрела очистили округу.

Командир группы сделал знак для второй тройки, чтобы они шли к дому уже бывшего полицейского агента, а Егору сказал:

-Товарищ Ежи, продолжай.

Егор взвел курок, приставил ствол к виску агента и нажал на спуск.

Дело завершилось вкладыванием листа бумаги за отворот пиджака. Если бы кто-то был поблизости, то могли ему и рассказать, кто такой покойник и за что он стал таким мертвым. Но нет-так нет.

Первая тройка подошла к его дому и прикрыла ту тройку, которая раньше прикрывала их, а сейчас обыскивала дом.

У Андрея-Рыгора нашли еще карабин Манлихера, штык к нему. патроны и кучу бумаг, в том числе и подтверждающее то, что покойный таки раньше жил на Волыни и именно тот человек, то есть Андрей Степанчук, и агент полиции.