Властитель ледяного сердца.

Йолинь сделала несколько неловких шагов в указанном направлении, намереваясь и впрямь довершить начатое до конца, тем более, когда никто не стал бы её останавливать. Именно тогда она полюбила рассвет. Когда серую хмарь горизонта прорезал сперва один ярко-алый луч, затем другой. И вдруг серое стало золотым, налилось ярким багрянцем, заполняя мир красками, словно вдохнули в него жизнь, все обрело смысл и совершенно необычайные очертания. То, что всего мгновение назад было всего лишь серым, вдруг стало волшебным.

— Некоторые вещи можно понять, лишь когда готов увидеть их суть, — сказала Дайли, подходя к ней ближе со спины. — Разве раньше это не было всего лишь началом нового дня, а сейчас вдруг стало несоизмеримо большим, м? Разве не похожи предрассветные сумерки у тебя в душе на то, что произошло сейчас? Не мечтаешь ли ты о том, что вот такое же яркое солнце взойдет и у тебя внутри и развеет мрак?

Йолинь невольно всхлипнула, признавая правдивость слов Дэй. Тогда Тень сделала ещё один шаг, обнимая её за плечи и говоря уже совсем тихо:

— Ко всему можно прийти, если продолжать идти, Йолинь. Но стоит опустить руки, забыться в собственной печали и горе, как ты утопнешь в этом, словно в болоте, и никто и никогда не увидит солнца, встающего для тебя. То, как оно преобразит твою изуродованную погасшую душу в нечто прекрасное, от чего уже не отвести взгляд.

— Разве такое возможно? — несмело спросила Йолинь, боясь, что Дэй скажет ей "нет", и ужасно желая услышать "да".

— Возможно всё, чему ты позволяешь случиться с тобой, — все так же тихо прошептала Дайли.

Именно это волшебное чувство, что дало внутри Йолинь росток в тот день, она подарила окружающим всего лишь на краткий миг. Рик и сам не понял, что с ним произошло. Вдруг схлынула все затмевающая ярость и пришло странное спокойствие, а потом он вдруг встретился взглядом с необыкновенно голубыми проницательными глазами щенка. В них не было ни гнева, ни злобы, ни хищного расчета, а был лишь страх. Зверь боялся его и жался к животу той, что признала его. И вдруг к Рику пришло осознание ещё чего-то более невероятного, ему захотелось дать шанс. Иррациональное, совершенно невероятное желание, которое с каждым вдохом все сильнее укреплялось где-то в сердце. Он не простит себе, если сейчас воткнет клинок в мягкое розовое брюшко.

"Да как же так?!" — отчаянно продолжал вопить рассудок, но эмоции внутри словно взбунтовались против собственного хозяина. Все сильнее накатывали они на бастион его решимости, подминая под себя все звуки разума. Такого с ним раньше никогда не происходило! Сострадание, забытое им столетия назад, вдруг настигло его здесь и сейчас. В горле внезапно возник болезненный ком.

"О Боги", — про себя охнул северянин, с ужасом понимая, что ещё пара минут, и он начнет рыдать, как девица на выданье.

Первым прослезился Беррок: тому вдруг тоже стало жаль щеночка. Неуклюже смахнув неуместную влагу с уголков глаз, он покосился на брата, который подозрительно часто моргал.

Йолинь же с ужасом видела, что эффект превзошел все её ожидания, и пыталась сбавить обороты, приглушив посылаемые волны эмоций, — только не хватало, чтобы целая орава мужиков начала рыдать и сюсюкать, какой у неё милый щеночек!

— Хорошо, — не веря собственным ушам, скупо сказал Рик. — Но т-тварь, — вдруг с трудом произнес он это слово, бессознательно признавая, что щеночек... очень милый, — остается целиком под вашу ответственность, — сказав это, северянин решил, что ему померещилось, будто в комнате послышались полные облегчения вздохи. — Если он навредит кому-то, то отвечать по закону Севера будете вы, согласны?

— Да, — хрипло ответила Йолинь, с трудом борясь с отдачей, что пришла после устроенного ею. Хотелось прижать Суми посильнее и плакать от умиления, какой же он милый щеночек! К слову сказать, её порыв разделяла добрая половина северян, что была особенно впечатлительной. — Где моя комната? — сказала принцесса, прикусив нижнюю губу, которая вдруг начала подрагивать.

— Я провожу, и комната — наша, — сказал Рик, беря Йолинь под руку и уводя наверх.

Йоллинь, несколько ошарашенная подобным заявлением, безропотно пошла за мужем и уже наверху, где их никто бы не смог услышать, переспросила:

— Наша?

От Рика не укрылось то, с каким замешательством спросила она это. Злясь на себя за проявленную слабость прежде, он лишь коротко кивнул, не вдаваясь в подробности о том, что даже в бессознательном состоянии не намерен прикасаться к принцессе как муж к жене.

— Свободных мест почти не осталось, и нам придется разделить постель на эту ночь, — пояснил он, опять же говоря лишь то, что посчитал нужным. Пусть и она помучается, раз так сильно терпеть его не может.

Будучи не в своей тарелке от принятого решения, он решил тут же отправиться в дом Главы, чтобы обсудить сложившуюся ситуацию в этих землях. Участились нападения виргов, правда, пока они лишь осмеливались ходить вокруг деревни и "пробовать" защиту. Но если будет продолжаться в том же духе ещё хотя бы неделю, то нападения не миновать. Любой мужчина севера имел дома оружие и готов был постоять за свою семью, но не каждый бы выжил в такой схватке. Потому поддержка Властителя расценивалась как некоторая гарантия того, что все уцелеют. Во всяком случае, жертв точно будет меньше.

Йолинь вошла в комнату, когда Рик ушел, бросив на прощание, что будет вечером. Предаться унынию или выплеснуть скопившиеся эмоции ей помешал голод. Она хотела не просто есть, она была зверски голодна, как и её маленький друг, что едва стоял на ногах. В дверь постучали. Йолинь настороженно замерла, сама не зная, чего опасаясь, но все же открыла.

— Ах ты ж, мать моя женщина! — на пороге возникла плотного телосложения женщина средних лет. Гостья обладала тяжелой золотой косой толщиной с руку, румянцем во всю щеку и прозорливо-озорными голубыми глазами. — Я Венцеслава или просто Веня, — поздоровалась она и начала протискиваться в небольшую щель приоткрытой двери. — Ну что я, ветром надутая? Открой пошире — не пролезаю, — возмутилась она, когда Йолинь ошарашенно замерла, не находя в себе сил пошевелиться. Женщина была самим воплощением благодушия и заботы, именно это исходило от нее столь сильно, что принцесса подчинилась и чуть отстранилась, пропуская её внутрь комнаты. — Вот, поешьте, — кивнула Веня на поднос, что держала в руках. — А потом мыться, даже не спорь!

Честно сказать, Йолинь и не собиралась возражать. Тело её давно уже чесалось и зудело, и она была согласна даже на то, чтобы её исходили веником, лишь бы избавиться от грязи.

— Я давно работаю на Властителя, — сказала Венцеслава, — и сюда прибыла, чтобы тебе помогать, — без обиняков перешла женщина на "ты". — Так что можешь не стесняться, если что, обращаться. Ой, — вздрогнула всем телом Веня и вперила свой взор в щенка, что кое-как выбрался из сумы и, жадно раздувая ноздри, принюхивался к принесенному ею угощению. — Это он, да? О котором мужики все наши судачат?

— Да, — кивнула принцесса, подсознательно готовясь постоять за щенка, хотя от женщины не исходило никакой агрессии по отношению к Суми.

— Тварь, конечно, но все-таки дите, — вздохнула новая знакомая. — А посему пока невинное, — покачала она головой, беря с подноса крынку с молоком и пустую глиняную миску. — Иди сюда, страшилище, пожри, что ль, — хмыкнула Венцеслава, наполняя миску молоком и ставя ту на пол.

Суми тяжело поднялся на ослабевшие от долгого путешествия без еды и воды ноги и кое-как поковылял к предложенному угощению. Тщательно принюхался и неуклюже ткнулся носом в содержимое чаши, по всей видимости не понимая, как именно следует есть.

— Ох, — жалостливо вздохнула женщина и посмотрела на Йолинь. — Видать, совсем ещё крошка, не умеет лакать...

— И что же делать? — несколько растерянно спросила принцесса, не имея ни малейшего понятия, как обращаться не то что с большими животными, а уж с малышами и подавно.

— Придется тебе его кормить и учить, — покачала головой Веня, в то время как брови её сошлись на переносице. — Даже не знаю, попробуй макать палец в молоко и давать ему, — похоже, женщина была столь же растерянна, как и Йолинь. — А я пройдусь по деревне, может, найду какую кормящую суку, хотя вряд ли она его к себе подпустит, но вариантов у меня больше нет, — пожала женщина плечами.

— Веня, — несколько нерешительно заговорила Йолинь, поскольку для неё все ещё было сложно вот так запросто переходить на тот уровень общения, когда опускались все формальности. — Давай попробуем, пожалуйста, — попросила она, произнося эти иностранные слова с особой заминкой, будто с трудом.

Женщина серьезно кивнула, бросила на Суми жалостливый взгляд и сказала:

— Я пойду тогда. Там баню затопили, так что, как его покормишь, иди мойся, как приду, сама тебя найду.

— А как же Суми...

— Кто?

— Он, — кивнула Йолинь в сторону щенка, что безуспешно пытался подступиться к чаше с молоком.

— А че с ним станется? — фыркнула она. — Нажрется да и уснет, дите ж все-таки. Ладно, пойду я, — буркнула женщина. Йолинь скупо улыбнулась, смотря, как за ней закрывается дверь. Совершенно непостижимым образом принцессе очень понравилась эта излишне болтливая и простодушная женщина. Когда-то давно, ещё в прошлой жизни в Аире, Йолинь бы точно не оценила качеств Вени. Но не сейчас, когда, стоя рядом с этой женщиной, она чувствовала искреннюю заботу, жалость, участие. Такие порой раздражающие эмоции, тревожащие гордость, оказались на удивление теплыми и редкими. Раньше Йолинь думала, что нет ничего хуже жалости окружающих. Тогда она не знала, что по-настоящему жалеют сердцем, отдавая свое тепло. И как это ценно, когда к тебе проявляют участие. Безразличие хуже, оно холодно, как снега севера. Ненависть — обжигает. Сочувствие несет успокоение. А жалость — греет.

Какое-то время Йолинь задумчиво всматривалась в закрывшуюся дверь, отчаянно желая... надеясь, чтобы у неё был вот такой друг, как Веня. Что однажды будет согревать её ещё сильнее, если она станет для неё не просто прохожей. Но заметив, как мается вокруг чаши Суми, решительно взяла щенка на руки, окунула мизинец в молоко и поднесла к маленькой пасти животного. "Как же мне заботиться о тебе, когда о себе-то не в состоянии?" — тоскливо подумала она, в то время как Суми решительно обхватил предложенный палец.

Рик вошел в дом Вилькара, когда на деревню опустились сумерки. На душе у него было неспокойно и тяжело, и все из-за женщины, что по воле насмешницы-судьбы стала его Истинной супругой. Если сначала он злился, потом пришло смирение, мол, пройдет лет пятьдесят, и природа сама избавит его от неё, то сейчас он думал о том, что эти пятьдесят лет надо ещё пережить рядом с ней. А как это сделать, если он терпеть её не может? Если его бесит само её присутствие рядом с ним? Не говоря уже о том, что как женщина она и вовсе его не интересует. Кожа да кости, какому нормальному мужику такое приглянется? Ну да, внешность у неё необычная, оттого в чем-то интересная, но как быть с тем, что она из себя представляет как человек?! Хотя последнее время Рика все чаще одолевали сомнения и на этот счет. Словно шаг за шагом длиною в миллиметр ему приоткрывалась непроницаемая тяжелая дверь под именем "Йолинь". И каждый раз, стоило ему совершить одно маленькое открытие, эта самая "дверь" захлопывалась у него перед самым носом и больно била прямо в лоб. С принцессой было тяжело. Обычно он не ходил за женщинами, редко когда ему приходилось проявлять изобретательность, чтобы получить желанную северянку. Он никогда не влюблялся, не старался ради чьего бы то ни было внимания, а просто получал желаемое. Женщины находили его привлекательным внешне и весьма привлекательным в плане его положения в обществе Севера. Он не возражал против взаимовыгодного "сотрудничества". Пожалуй, Марсия была его постоянной женщиной уже на протяжении нескольких лет, и его это устраивало. Она занималась домом, удовлетворяла его в постели и никогда не претендовала на место единственной в его жизни. По крайне мере, открыто не претендовала. Как она отреагирует на Йолинь, Рик не знал. И если уж быть до конца откровенным, он и не хотел знать. Сейчас были проблемы куда важнее, чем страсти сердечные. Источник был уничтожен. И это было хорошо. Но вместе с тем пришли и новые напасти в земли Севера.

В свое время Ингвер для стабилизации своего источника выбрал некоторые зоны на разных концах страны, которые уравновешивали его мощь. Впоследствии эти зоны и стали Проклятыми, как называли их простые жители Севера. Сам источник был словно вершиной пирамиды, и стоило ему исчезнуть, как произошла сильнейшая дестабилизация "проклятых" зон. Если раньше твари не могли покидать пределы леса часто и надолго, то с каждым днем люди все чаще стали замечать их на пограничной территории простого леса. Иногда они даже выходили и за его пределы. Пока людям удавалось сдерживать этот напор, во многом благодаря силам Властителей. Но что будет дальше, никто не знал, а делать с этим нужно было что-то уже сейчас. Пока Рик мог только обновить защитные контуры поселений, входящих в состав Грозового Перевала, то есть подконтрольную ему территорию. Но мера была временной, а что дальше? Когда шаткость равновесия начнет набирать амплитуду и все рухнет? Когда проклятые земли перестанут сдерживать тварей? Исчезнут ли они? Вымрут? Или приспособятся, как это уже делает маленькая тварь, что захватила с собой его ненавистная женушка... Ответов у него не было. Но и сдаваться так просто он не собирался. Пока же все, что им оставалось, это сплотиться и думать, попутно отражая участившиеся нападения. Совсем скоро в его земли прибудут другие Властители, его ученики, так же как и он принадлежащие землям Грозового Перевала, но сейчас находящиеся на других концах страны, помогая стабилизировать "проклятые" участки там, где всё это началось раньше, чем тут. А он — женился, вместо того чтобы улаживать дела! И это ли не прекрасная идея в столь мрачные для их земель времена?!

Йолинь не знала ничего о том, что так угнетало Рика и окружающих её людей. Она так вымоталась за последние дни, что не могла найти в себе сил ни на что. Вымывшись, поев и покормив Суми, опять пальцем, потому как Веня так и не пришла, Йолинь устало откинулась на спинку кровати в их с Риком комнате и прикрыла глаза. Если ей придется и дальше кормить щенка при помощи пальца, то она будет делать это целый день без остановки... Оказалось, что это очень и очень тяжело. Есть хотел Суми много, но много ли можно впихнуть в животное за полчаса, например? Не очень. И её второе кормление зверя отняло у неё добрых два часа или около того. За окном раскрыла свои черные крылья ночь, на небо выполз бледный и столь же уставший, как и сама принцесса, месяц, едва разгоняя мрак в комнате. Она смотрела в окно и не находила в себе сил даже пошевелить пальцем ноги или руки. Так и сидела в огромных размеров ночнушке, что всучила ей Веня, закрывающей её хрупкой тело от шеи до пят. И ей было абсолютно все равно, придет ли в эту ночь Рик. Наверное, именно в таком состоянии ей было бы проще всего, если бы он вознамерился стребовать супружеский долг. А почему нет? Если ей будет плевать и она будет столь измождена, что, наверное, уснет в процессе. Это было бы лучше всего. Не помнить, не знать, не думать... не чувствовать.