Эльфийский подарок

Вокруг слившейся в объятиях божественной пары вспыхнуло сияние, и в такт их взволнованно бьющимся сердцам зазвучала страстная музыка. В отличие от Зова Весеннего Равноденствия ведьмы, она звучала величественнее и глубже и её звучные аккорды, ширясь и набирая мощь, устремились ввысь, к самим небесам.

Когда окутывавшее богов сияние угасло, на лице Улльтора появилось покаянное выражение.

— Прости Верна, но я не смог удержаться! Я знаю, что сейчас ты наверняка злишься, ведь мы неровня по положению... — он с тревогой заглянул в сияющее любовью прекрасное личико, и облегчённо вздохнул. — Ясно. Я дурак.

— А вот это уже неоспоримая истина, — насмешливо произнесла божественная красавица и ласково провела по обнажённой груди своего возлюбленного. — Лежала бы я сейчас под тобой, если бы сама этого не хотела. Дорогой, я тебе не смертная! Давай-ка не филонь и выкладывайся на полную катушку, — потребовала она.

— Как скажешь моя душенька! — засмеялся Улльтор. — Только потом не жалуйся, что тебя заездили.

— Даже не мечтай. Смотри, как бы самому не пришлось жаловаться.

— Ах так! Ну, погоди, зазнайка! Мы ещё посмотрим, кто первым запросит пощады!

И мелодия божественной страсти с новой силой рванулась к небесам.

Конечно же, Верна сдалась первой. Недаром она славилась в Асгарде как умница. Они присели у горящего костра, и богиня протянула кубок своему возлюбленному. Улльтор выпил вино, и на его лице вновь появилось сомнение.

— Верна, я хочу сказать... — нерешительно начал ас. — Ай, ладно! Конечно же, я выглядел законченным идиотом, когда бегал от тебя, — он поскрёб в затылке и растерянно ухмыльнулся. — Ведь ты такая красавица и умница. С такой кучей поклонников у тебя есть из кого выбирать... Верна, неужели, ты меня любишь?

— Ты ещё спрашиваешь, дурачок? Я уж и не надеялась, что мы когда-нибудь будем вместе, ведь ты большой упрямец и я...

— Гордячка! — с готовностью подсказал Улльтор.

— Ну да, — подтвердила красавица-богиня, прижавшись к его плечу. — Неужели так трудно было заметить, что я не могу без тебя жить? Стала бы я повсюду бегать за таким болваном, позабыв о гордости!

Ас покаянно заглянул в любимые глаза.

— Верна, пришла пора забыть о прошлых недоразумениях и смотреть только в будущее. Знаешь любимая, я бы не скоро решился на активные действия, если бы не эта девочка, — он ухмыльнулся, заметив недобрый взгляд, который богиня бросила на безмятежно спящую ведьмочку. — Не ревнуй, моя любовь! Малышка любит не меня, а одного эльфийского поросёнка. Но она помогла понять мне одну очень важную вещь — когда любишь, нельзя медлить с признанием. Иначе можешь остаться ни с чем, как это уже однажды вышло.

— Вот спасибо! Значит, я для тебя на втором месте? — возмутилась гордая красавица-богиня.

— О нет! В моём сердце ты всегда занимала первое место. Сама знаешь, что богам невозможно всерьёз полюбить кого-нибудь из смертных, для этого их жизни слишком коротки. Вот и малышка для меня всего лишь прекрасная бабочка-однодневка.

— И это самое замечательное признание, что я сегодня услышала от тебя! — радостно воскликнула богиня и, взлетев, нетерпеливо потянула аса за собой. — Идём, дорогой! Нам пора домой.

— Подожди, моя любовь! — ответил Улльтор. Он повернулся к Аталисе и её окружил защитный барьер, светящийся ровным голубым светом. — Вот теперь идём.

Обнявшись, божественная парочка засияла невыносимо-ярким светом и растаяла в воздухе, а на том месте, где они занимались любовью, появилось крохотное раскидистое деревце с золотисто-красными плодами.

* * *

Пока происходили все эти события, разъярённый Лесной король покинул Междумирье, причём очень рискованным способом. Он материализовался у ворот на подъездной аллее своего дворца в Майолиллорне и покатился прямо под копыта четвёрки серебристо-белых единорогов, запряжённых в лёгкую коляску. Дико сверкая удлинёнными голубыми глазами, испуганные животные поднялись на дыбы, но мальчик-возничий пристал со скамейки и быстро их успокоил. Лесной король увернулся от копыт единорогов и стремглав бросился прочь, не обратив никакого внимания на эльфов, сидящих в воздушно-лёгком экипаже.

— Раэтиэль, что это ты вытворяешь? — яростно выкрикнула золотоволосая красавица, сверкая такими же зелёными глазами, что у Лесного короля. — Разве можно так неосторожно перемещаться в пространстве? Постой, ты куда? Вернись немедленно, паршивец! Между прочим, мы к тебе приехали в гости! Ну, погоди, поросёнок, ты ещё попадешься мне в руки, и я живо напомню тебе детство! Так надеру задницу, что мало не покажется!

— Успокойся, Титания! Видишь же, что нашему ребёнку в очередной раз попала вожжа под хвост, вот он и злится на весь белый свет, — усталым голосом произнёс синеглазый изнеженный красавец. — Тем более что сейчас у Раэтиэля переходной возраст, отсюда такие резкие перепады настроения.

— Оберон, это ты во всём виноват! — трагическим тоном воскликнула Титания. — Ты совсем избаловал мальчишку, потакая его малейшему капризу. Вот они, плоды твоего бездумного воспитания! Теперь с Раэтиэлем нет никакого сладу. Вытворяет всё что хочет, и слова ему не скажи поперёк. Так нахамит в ответ, что мало не покажется!

— Хассалех, трогай! — повелительно произнёс Оберон, король Этернолиллорна, самого обширного королевства воздушных фейри. — Передавай привет своему отцу и скажи Капелле, что я очень доволен его работой. Ваши единороги выдрессированы на совесть.

Личико мальчика заалело нежным румянцем.

— Спасибо, сир, — прошептал он и, обернувшись, бросил обожающий взгляд на своего сюзерена.

Четверка единорогов вместе с коляской взмыла в воздух и, повинуясь мальчику-возничему, медленно поплыла к парадному подъезду в огромный величественный дворец.

— Оберон, не смей увиливать от ответа, когда я с тобой разговариваю! Не думай, что сможешь отмолчаться! — раздражённо воскликнула Титания. Она отвела тревожный взгляд от цветущих кустов, среди которых скрылся их сын, и с негодованием посмотрела на мужа.

Не отвечая на её тираду, белокурый красавец с утомлённым выражением на лице поправил пышные кружевные манжеты, а затем в полном изнеможении от этого неимоверного усилия откинулся на спинку сиденья. Титания не выдержала такого пренебрежения с его стороны и чувствительно ущипнула за бок.

Не ожидавший от неё такой эскапады эльфийский владыка подпрыгнул на сиденье.

— Ой, больно! — вскрикнул он и обиженно захлопал ресницами. — Дорогая, но почему ты ведёшь себя как невоспитанная хулиганка? Вот и скажи после этого, кто служит нашему мальчику дурным примером.

Увидев, что жена отвернулась и не реагирует на его слова, Оберон смерил её недовольным взглядом. 'О боги, дайте мне хоть капельку своего безграничного терпения!' — сердито подумал он. На мгновение сказалась усталость тяжёлого дня, и тщательно скрываемое раздражение прорвалось наружу. За безобидной маской изнеженного щёголя промелькнул совсем иной облик, но это длилось краткое мгновение и прошло не замеченным для Титании.

— Любимая, ты хочешь со мной поссориться? — протянул эльфийский владыка капризным тоном. — Лучше не стоит, моя беспокойная птичка. Ведь ты же знаешь, если мы начнём ругаться, то не успокоимся до самого вечера, и ты будешь сама виновата, если я буду вынужден заночевать в гареме, — в его голосе отчётливо прозвучало предупреждение, но Титания не пожелала этому внять, и её зелёные глаза потемнели от гнева.

— Можешь, хоть навсегда поселиться там, мне нет дела! — заявила она и мстительно добавила: — Только знай, я плакать не буду и живо найду тебе замену.

С лица эльфийского владыки разом слетела изнеженная немощь.

— Что ты сказала? — он схватил дражайшую половину за горло и ласково прошипел:

— Моя любовь, не шути так, а то однажды допросишься! В последнее время ты непозволительно дерзка и слишком часто распускаешь язык. Учти, если ты забыла что такое послушная эльфийская жена, то я быстро тебе напомню. Не посмотрю, что ты королева и прикажу публично всыпать плетей. Представляешь, как обрадуются твои недоброжелатели?

— Ты не посмеешь унизить меня при всех...

— Почему? Кто или что меня остановит?

Оберон медленно сжал изящные, не по-человечески сильные пальцы. Они достаточно долго жили в браке, а характер у его королевы был далеко не сахар.

— Пусти, мне больно! — Титания пыталась отодрать руки мужа от своего горла, но безуспешно. — Прости, я была неправа, — полузадушено просипела она, когда поняла, что он действительно в ярости и так просто её не отпустит.

— То-то же! — наставительно проговорил Оберон и нехотя разжал пальцы.

Эльфийский владыка снова принял вид расслабленного неженки и, покосившись на напряжённо выпрямившуюся жену, проговорил совершенно спокойным голосом:

— Моя любовь, тебе не кажется, что нам пора прекратить вмешиваться в жизнь Раэтиэля? Ведь он уже взрослый мальчик. Конечно же, он злится, что его не выпускают из-под родительской опеки.

— Оберон, ты в своём уме? — с негодованием воскликнула Титания, сразу же позабыв об инциденте с удушением.

С расстройства она стукнула мужа кулачком по плечу и он, ойкнув, отпрянул от неё.

— Моя любовь, давай обойдёмся без рукоприкладства!

— О!.. Убить тебя мало за все твои фокусы! — Титания засверкала глазами, но материнская любовь пересилила приступ гнева на мужа. — Дорогой, с чего ты взял, что Раэтиэль взрослый? За мальчиком нужен глаз да глаз! Ведь ему ещё не исполнилось трехсот лун! Кто же о нём позаботится, если не мы? Иначе он такое натворит, что мало не покажется. Ну нет! Я не спущу с ребёнка глаз, пока не передам его в руки надежной невестки!

— Дорогая, ты не шутишь? — изумился Оберон, глядя на решительно настроенную жену. — Верно говорят небесные мудрецы, женщины — это проклятье любой расы! — простонал он, томно обмахиваясь веером. — Бедный мой мальчик! Когда-нибудь любвеобильная матушка до смерти затискает тебя в объятиях.

— Неправда! — обиделась Титания. — Я не клуша и не трясусь над Раэтиэлем! Но ты же знаешь, что после смерти Атуэль он до сих пор не в себе. Скажешь, что это не так?.. Вот видишь! Клянусь, как только он женится, я оставлю его в покое, а до тех пор пусть даже не мечтает избавиться от моего присмотра... Я же не виновата, что люблю вас паршивцев и беспокоюсь о вашем благополучии! — с отчаянием воскликнула она, и её зелёные глаза до краёв наполнились слезами.

— Кошмар! — ещё тяжелее вздохнул эльфийский владыка, когда его королева заплакала.

Долго он не выдержал и заключил в объятия свою единственно любимую женщину.

— Не плачь, моё сердце! Пожалуйста, прости за невольный гнев, — в ответ на негодующий взгляд жены, Оберон нежно улыбнулся. — Дорогая, в который раз умоляю, следи за тем, что говоришь!.. Ведь я тоже тебя люблю и до сих пор безумно ревную, — он поцеловал жену и озабоченно добавил: — Поверь, я тоже спал бы намного спокойней, если бы история трагической любви Раэтиэля закончилась хоть каким-нибудь внятным финалом.

— Дорогой, поговори с мальчиком! — взмолилась Титания. — Ну, что тебе стоит? Хватит ему таскать ведьм из реального мира. Когда-нибудь это добром не кончится. Ты же видишь, что каждый раз ему приходится за них сражаться с богами.

— Думаешь, я не разговаривал? К сожалению, это бесполезно. Раэтиэль большой упрямец и не хочет признать, насколько мала вероятность того, что ему попадется именно та ведьма, что подойдёт для его целей.

— Неужели бедному ребенку суждено целую вечность тосковать по погибшей любви? Врагу такое не пожелаешь! — Титания порывисто прижалась к мужу и, взяв за руку, долгим поцелуем приникла к его ладони. — Оберон, во что бы то ни стало, нужно прекратить его бессмысленные метания по реальному миру. Фейри там небезопасно находиться, слишком уж изменчивы верования. К тому же среди смертных набирают силу приверженцы Единого. Они вытесняют веру в старых богов и этим ослабляют наши связи с реальным миром. Однажды они могут совсем оборваться, и Раэтиэль рискует навсегда остаться там, не имея возможности вернуться домой.

— Ты преувеличиваешь, моя любовь! — проговорил окончательно смягчившийся эльфийский владыка. — Старые верования по-прежнему сильны. Если что изменится, то ещё не скоро. Пусть мальчик резвится. Неужели ты хочешь, чтобы он опять лунами напролет стоял у саркофага Атуэль? — он бережно провел ладонью по лицу жены, вытирая её слёзы. — Дорогая, давай не будем лишать Раэтиэля последней надежды. Глядишь, со временем ему надоест, и он забудет свою невесту. Кстати, тут одна сорока на хвосте принесла, что на этот раз ему попалась очень необычная ведьмочка, — глаза Оберона лукаво сверкнули. — Похоже, наш мальчик к ней неравнодушен.

Что?! — от возмущённой эльфийской королевы во все стороны полетели яркие феерические искры. — Ну, знаешь! Нам только полукровки не хватало в качестве невестки, к тому же смертной!

— Титания, прекрати выходить из себя, ты прожжёшь мой любимый наряд! Забыла что было, когда Раэтиэль узнал о смерти Атуэль? Так что пусть хоть на тролльше или баньши женится, лишь бы больше не устраивал жуткого переполоха в моём дворце, — заявил Оберон, закрывшись от жены защитной завесой.

— Но Атуэль ещё не мертва, дорогой, — вкрадчиво сказала она.

— Вот это и нехорошо с её стороны, — проворчал эльфийский владыка. — Не спорю, Атуэль хорошая девочка и я был бы только рад такой невестке, ведь она внучка Ваэль эн-Ограна, моего любимого учителя. Но я не позволю ей забрать душу моего сына. Даже лучше, если Раэтиэль женится на смертной. Он не будет многого ждать от такого брака, зная, что он быстротечен.

Единороги плавно опустились вниз, и коляска остановилась напротив парадной лестницы, ведущей во дворец. Вслед за этим вспыхнула арка переносного портала, из которого появилась многочисленная свита эльфийских владык.

— Ваши величества, добро пожаловать в Майолиллорн! — раздался разноголосый хор голосов и придворные Лесного короля, приветствуя августейших особ, опустились на колени.

Раэтиэль припозднился, но тоже вышел встречать родителей. Он подошёл к отцу и, опустившись на одно колено, склонил голову.

— Сир, ваш преданный слуга счастлив, что вы оказали ему честь и почтили его дом своим присутствием...

Церемониальный ритуал предусматривал, что приветственная речь должна длиться не меньше четверти часа, но эльфийский принц безобразно её сократил. К тому же он говорил таким монотонным и мрачным голосом, что Оберон то и дело морщился, будто от зубной боли, хотя не знал, что это такое.

— Сир, примите заверения в моей неизменной верности и преданности, — закончил говорить Раэтиэль и, поцеловав руку отца, поднялся.

— Здравствуй, сынок, — сказал Оберон, внимательно разглядывая своего отпрыска. — Ну, как? У тебя всё хорошо?

— Да, отец, — коротко ответил Раэтиэль.

Сочтя свой верноподданнический и сыновний долг исполненным, он повернулся к Титании.

— Здравствуй, мама, — ласково проговорил он, и в его взгляде загорелось восхищение. — Я уже подзабыл, какая ты у меня красавица! — воскликнул он, целуя мать в нежную щёчку.