Нечего бояться

— Я тебя не пущу и не обращусь к правительству с заявлением о переводе. Слышишь? — тихо, но отчетливо сказала. — Не дождешься. Ты себя сгубить удумала? Или метишь на почести после открытия лекарства? Ха-ха-ха! Врачи не справлялись, куда тебе до них? Город нуждается в ученых, а не в ребенке. И денег ты не получишь, пока не вернешься, — и зловеще предрекла: — А ты не вернешься! Не будь безумной, останься!

— Если ты не оформишь заявление, я пойду в другую больницу, — отступила назад, чтобы дыхание Дины не щекотало кожу. — Где добровольцев встречают с радостью.

Или мне почудилось, или губы опустились, а в глазах скользнула грусть; но буквально на секунду. Она погладила округлившийся живот ладонью. С ранней весны Дина хвасталась второй беременностью и отличными показателями.

— Ладно, — бросила она как объедки нищему. — Ответ на запрос придет в ближайшее время. Уходи.

— Дина... — голос звучал измученно.

— Проваливай! — гаркнула, выталкивая меня.

Дверь захлопнулась за спиной.

Решение поступило через полчаса. Словно власти ожидали, что я сдамся и соглашусь, поэтому заранее заготовили послание. Или, что скорее, оно было стандартным; менялись исключительно имена. Насквозь пропитанное лживостью и бездушностью, оно восхваляло меня и заявляло о храбрости, какой нынче мало. А вот внизу нашлась пометка, явно написанная недавно.

"Ларка А-Мед, вы числитесь лаборантом, что означает ассистирование старшему по чину. К сожалению, лекарей не хватает, и мы не смогли подобрать подходящую кандидатуру на должность вашего начальника. Поэтому вы официально назначаетесь врачом, главным на вверенном вам участке. Помните, именно от вас зависит жизнь проживающих там людей.

Просим явиться четвертого числа..."

И скучное пояснение: куда, во сколько, что брать с собой. Дополнительный инструктаж пообещали провести перед заселением.

Я — врач... Буквально утром была обычной Ларкой с крошечной зарплатой и без намека на повышение, а теперь настоящий врач. Целитель, способный открыть лекарство от мора. Лекарство? Ну-ну. В свои силы я не верила. Или его откроет кто-то другой, или я навеки останусь в том городе без возможности вернуться домой. Только бы Ник был жив... Жив и здоров. И плевать, нужна я ему или нет... Не верилось, но из-за него я готова пожертвовать собой: своим здоровьем и свободой. Пустое.

Известие разлетелось со скоростью ветра. Персонал больницы улыбался мне и хвалил на все лады, но я знала: большинство, как только я отходила, начинало крутить у виска пальцем. Конечно, какой адекватный человек променяет спокойную работенку на зараженный Косс?

Следующее сообщение прислала Дина. Деловое и отстраненное. Она объявила, что мое трудовое место сохраняется, и при надобности я вправе вернуться в больницу. А сегодня — последний рабочий день.

Неужели через два дня я покину Со-На если не навсегда, то точно на долгие годы? Мне устроят инструктаж, объяснят основы и правила. И я стану тем, от кого будут ждать спасения; или умру от мора.

Страшно до непрекращающейся дрожи. К середине дежурства я осознала это. Я обману людей, больных и тех, кто рискует заразиться. Приеду с должностью врача. Но на что я гожусь в реальности, кроме вакцин и учета пациентов? Будь в Коссе хоть лаборатория, оснащенная по высшему разряду, я не уверена, что сумею ею воспользоваться. Меня встретят как надежду, а я... Что сказала Катерина утром? Кажется, "приехала посмотреть на мальчика".

Мурашки пробежали по спине, вгрызлись в затылок. Пальцы онемели от ужаса. На что я подписалась?!

Удивительно, но медсестры жалели непутевую дуреху. Они понимали, куда я отправляюсь, и чего от меня хотят (а я вот так и не поняла), поэтому старались помочь. За ночь я работала мало, больше училась. Мне провели скоростной курс сестринского дела, показали основы врачебного. Новые приборы, препараты, симптомы, анализы, пробы. Голова пухла, неспособная после бессонного дня вместить в себя весь материал. Но я старалась, записывала, благодарила и переходила к следующему "учителю". Может, хоть чем-то, хоть как-то я помогу горожанам... Не лекарством от мора, так чем-нибудь другим. С врачами в зараженных городах плохо, власти миллион раз сообщали об этом. Я постараюсь.

В больнице сделали прививку от мора, и укол щипал, кусался. Его хотелось расчесать до кровавых царапин, но я держалась.

Сумку собрала тем же утром, едва вернулась в общежитие. Вначале сложила всё необходимое и уже потом завалилась в глубокий сон. Наверное, это был последний день, когда меня разбудил стук Катерины. Она не извинялась, сразу спросила:

— Не передумала?

— Хуже, — я потерла заспанные глаза. — Подала заявление на перевод.

Подруга порывисто обняла меня вместо сотен слов или аханий.

— А я, — сообщила она, войдя в комнату и плюхнувшись на не заправленную кровать, — купила билеты до Победы. Завтра отправляюсь к Денису...

— Я тоже уезжаю завтра. Вместе попали сюда, вдвоем и покинем Со-На. Жаль, в разных поездах, — улыбнулась. — Надеюсь, ваша встреча окажется удачной.

— Ларка, я тоже...

Но я перебила её. Хватит, не время для жалости или убеждений, что "всё будет хорошо". Не будет. Может, кто-то свыше отомстил мне за кражу данных из архива? Но пускай лучше такое наказание, чем казнь или прозябание в незнании. Я принесу пользу, обещаю.

— Хочется промотать остаток зарплаты, — плотоядно оскалилась и помахала карточкой. — Понадобится ли она мне в Коссе? А если и так, выдадут новую.

Катерина не отказалась. Мы спустили подчистую те жалкие три тысячи, которые лежали на счету. Половина месячной зарплаты превратилась в невероятные туфли на шпильке и лавандовые духи: сладкие, точно сироп. Плотно поужинали, сходили в кинотеатр на премьеру — не без средств подруги. Вскоре карта показывала "ноль", а я счастливо смеялась, стараясь на день выгнать из головы пакостные мыслишки.

А утром мы вместе добрались до станции.

— Удачи, — Катерина уткнулась мне в плечо.

— И тебе, — отстранилась. — Учти, не прощаемся.

— Конечно!

Но в глазах читалось неверие. Она ещё вчера простилась со мной и успела всплакнуть по потере.

— Надеюсь, ты ошеломишь Дениса.

— А ты — Ника.

О да, если Ник там, я его обязательно шокирую. "Здравствуй, я готова умереть, но найти тебя". Нет, меньше пафоса. Простого "привет" хватит.

Несколько пустых фраз, короткое "пока"...

Мой поезд отправлялся с первых путей. Черно-серебристый, вытянутый стрелой. С прицепными вагонами, неуклюжими и невзрачными, чужеродными. Он не был пассажирским; развозил провизию и лекарства, собранные в разных городах, по зараженным. И остановился в Со-На для сбора провианта.

Катерина помахала напоследок. Я подмигнула ей и добралась до хвостового вагона, подала проводнице карточку, она сверила данные и провела меня в мое "купе". Герою-доктору ехать предлагалось в грузовом отсеке вместе с ящиками медикаментов и продуктами для солдат, охраняющих город. Я чуть не подавилась от возмущения, но отступаться, в любом случае, было поздно. Проводница вручила шерстяной плед, объяснила, что в туалет можно выйти на любой станции и, посоветовав одеться теплее, ушла. Перед тем, как она спрыгнула на платформу, я уточнила: долго ли ехать до Косса. Без малого десять часов. Я оперлась на ящик, укрылась пледом и уставилась в малюсенькое зарешеченное окошко, непонятно откуда взявшееся в мрачном вагоне.

Поезд решительно тронулся, и Со-На затерялось за линией горизонта. Солнце прочно угнездилось на небесном троне. Проносились деревья и поля, озера, реки и города. Дома, люди, скот... Стучали колеса, шумел ветер.

На юг, в Победу, едет Катерина. Совсем скоро, к полудню, она сойдет на станции и отправится к Денису. И я искренне желаю им счастья. Хотя бы тайного. Сама же мысленно прощалась с родными краями и готовилась к худшему. Иначе и быть не могло.

Часть вторая.

Глава 1.

Дождливо и серо. Точно монорельс пересек невидимую черту, и в одночасье безоблачное небо укуталось плотным покрывалом из туч. А дождь стучался в стекло, просился внутрь. Мы подъезжали к Коссу. Его название каменными глыбами возвышалось слева от дороги.

Путешествие измотало. Было не просто холодно — до сведенных пальцев и зубной дроби. Я надела два свитера и закуталась в плед по уши, но промерзла насквозь. С водой тоже пришлось туго — в редкие остановки пила на станциях из крана. Повезло, что по настоянию Катерины захватила с собой бутерброды. Иначе бы в Косс прибыл тощий окоченевший мертвец.

Складывалось впечатление, что правительство намеренно губит врачей, берет их на измор. А как же слащавые заверения о высокой плате и подобающих условиях? Поездка на железных ящиках и окошко размером с ладошку в "подобающие" не годились.

Монорельс остановился около платформы у самых городских ворот. Из динамиков проскрежетало:

— Пассажиров, выходящих на станции Косс, просим покинуть вагоны.

Я усмехнулась. Личное оповещение — верх уважения к одной-единственной мне. Или в поезде ехали ещё спасители? А может, кто-то забыл отключить систему, и она срабатывает постоянно? В прошлые остановки сигналов не было. Перехватила рюкзак, спрыгнула с ящика. Ноги затекли, и первый десяток шагов я шаталась. Усталость уселась на шею и обхватила спину.

Безлюдность заставила поежиться. Абсолютно пустая платформа: без единого человека, слова, движения. А звуки пугающие. Ветер завывал хищным зверем, задувал под свитера. Капли рваным мотивом стучали по козырьку. Я спряталась от брызг на скамеечке, тряхнула волосами. Иных желающих посетить Косс не нашлось.

И куда деваться? Устроить привал на станции или поискать кого-нибудь?

Ответ отыскался самостоятельно. Из стеклянных дверей, ведущих в город, вышло семеро. Все в одинаковых черных костюмах военных, с нашитыми на груди эмблемами Единства. С автоматами за плечами. И в противогазах. Отлично! Сами, значит, защитились, а мне что? Заражаться?

Но крайний слева солдат провел анализирующим воздух устройством перед собой и дал отмашку.

— Норма.

Остальные моментом сняли противогазы. Какие-то они одинаковые: желтолицые, изнеможенные. Интересно, дело в физической нагрузке или сказывается питание, экология?

Если бы хоть один из них посмотрел чуть правее, на рядок приставленных к стене скамеек, то увидел бы меня, но никого, по-видимому, не интересовала персона будущего доктора. Я попыталась привлечь к себе внимание, помахала рукой, но осталась незамеченной. Военные группкой собрались у грузового вагона с обозначением "У-7" и отперли его карточкой-ключом.

— Выгружаем, — приказал тот, который сканировал платформу на загрязнение. Он был полностью лыс и выглядел самым старым из всех, лет под пятьдесят. Их главный? На плечах у каждого блестели различные по величине и цвету полосы, но в званиях я не разбиралась, поэтому решила для себя, что именно он командует группой.

В вагоне находилось, по меньшей мере, полсотни ящиков. Я представила, как буду топтаться и дожидаться, когда эти то ли рабочие, то ли солдаты соизволят побеседовать со мной... Безрадостная картинка. Поэтому подкралась к ближайшему, высокому и худому, как палка, и постучала ему по спине.

— Извините! — прокашлялась.

Солдат обернулся, осмотрел меня от стоп и до макушки. Я сумела его удивить: светлые глаза расширились, а брови выгнулись.

— Ты что тут делаешь?! — не по-мужски пискляво вопросил он.

На нас обернулись остальные. Реакция выдалась похожей: шок, помешанный с недоверием. Они что, девушек не встречали? Того и гляди, пальцем ткнут, чтобы убедиться — не призрак ли. Подмывало взвыть для красочности, но я поборола ребячество. Не та ситуация.

— Меня направили к вам... Точнее — на седьмой участок. В качестве врача-ученого.

— Назовись! — рявкнул главный. Безропотно ответила. Мужчина сверился с планшетом и кивнул, почесав затылок. — И впрямь. Назначена сюда. Семнадцать лет, слыхали, мужики? Правительство умеет подбирать пушечное мясо. Помоложе да посочнее, — и под общий хохот подытожил: — Переночуешь в лагере, завтра направим в лабораторию. Эй, Фил, проводи её.

Он обратился к худощавому парню. Тот, вздохнув, попросил следовать за ним. В голосе звучала скорее мольба, нежели требование. А выражение лица кислое, безрадостное. Будто разгружать вагоны — работа мечты, от которой его отлучили.

Мы вышли через стеклянные двери к пустынной улице. В центре — буква "С" на гранитном постаменте. И опоясывающая тот надпись: "За Единство! За справедливость! За единство!" Неподстриженные кустарники, выключенный фонтан в виде массивного шара. Ничего особенного, похожие площади есть во всех без исключения городах; разве что живые и ухоженные. А вот впереди, метрах в трехстах от меня, кое-что новенькое — ряды колючей проволоки шириной метра в три, растянутые по всем пределам видимости. Как в фильмах про тюрьмы. Отличное обращение с зараженными: огородили, словно зверье. За проволокой — дома, как родные, из Со-Ны, но почему-то отталкивающие, мрачные, без света ламп. И ни одного человека на улицах. Я поежилась.

Противогаз Фил обратно не надел, и это вызвало сомнения.

— Простите? — окликнула его, идущего чуть быстрее меня. — Раз вы так боитесь заражения, не разумнее было бы носить защитную маску постоянно?

Он фыркнул.

— Мы не мора боимся — тот по воздуху не передается, — а испарений от монорельса. Сюда катается древняя дрянь, заправленная всякими вредными отходами. Наши парочку раз выбежали без противогаза, а потом все волосы повыпадали... Командира видала? Он раньше стригся каждый месяц.

Я машинально дотронулась до хвостика.

— А ты, — Фил говорил без одобрения, — какой же из тебя врач, ты о болезни меньше нашего знаешь.

— Обычный, — огрызнулась.

— Ага, семнадцатилетний, — он гоготнул и пошел по дорожке, мимо пустующих скамеек и заросших сорняками лужаек, на запад от площади.

Я на выпад не ответила, только насупилась. И под дождевыми каплями, колотящими по лбу, направилась следом.

Ботинки тонули в грязных лужах. Фил выбирал, наверное, самый гадкий путь: с кочками и ямами. Ремень сумки натер плечо. Я не поспевала за провожатым и задыхалась, грудь сдавливало от боли. Но вскоре сквозь вечерний туман, размазанный ливнем, прорисовался лагерь. Полуобустроенный, несуразный. Половина длинных сооружений и вовсе была наспех сколочена из листов железа; другая — вагончики на колесах. Окружающие его забор низенький, ворота кособокие. И это жилище военных?

Нас встретило двое караульных. Они, стоя по обе стороны ворот, увлеченно переругивались.

— Сам ты продул, — обиженно заявлял левый. — Нечего мухлевать.

— Я мухлюю?! — правый глотал окончания от возмущения. — Да это ты косоглазый, за картой не следишь.

Увидев нас, они застыли по струнке и зачем-то отдали честь, хотя, как по мне, Фил на высокие звания не тянул. Или честь положено отдавать всегда и всем? А считается ли неприличием обыкновенное "здравствуйте"? В любом случае, их перебранка на посту не добавила гордости и уважения к военным. Несерьезно это: за колючей проволокой гибнут от мора люди, а они ругаются из-за игр.